Без оппозиции лидеры впадают в состояние политического аутизма
Ещё перед началом Первой мировой войны американский писатель Амброз Бирс писал: «Оппозиция в политике – партия, которая удерживает правительство от буйного помешательства». В самом деле, в демократических государствах любой сильный лидер заинтересован в существовании дееспособной оппозиции. Если он окружает себя апологетами, полагается только на точку зрения тех, кто находится от него в зависимом положении, не проводит экспертизу, в том числе общественно-политических проектов, то неизбежно впадает в состояние политического аутизма и отрывается от реальности. В этом случае патока официальной пропаганды дополняется позорным очковтирательством. Такая практика печально заканчивается и для лидера, и для общества. Ничего удивительного: опереться и не провалиться при этом можно только на то, что сопротивляется. Пока в почёте другое. От элитных задов, покорно подставленных под барскую плеть, буквально рябит в глазах. Славословие холуёв стало вторичным половым признаком власти. Девизом лидеров бизнеса стал циничный лозунг: «Хочешь жить, умей прогнуться». Если партии, то сервильные, если оппозиция, то марионеточная, если команда, то откровенно слабая (видимо, лидеру проще блистать на фоне откровенной серости). Самое время порассуждать об оппозиции. Не искусственно выращенной в административной пробирке, а реальной, и при этом вменяемой. В современной политологии оппозиция (от лат. oppositio – «противопоставляю») определяется как партия или группа, выступающая вразрез с мнением господствующего большинства в политической системе и органах власти. Это организованная часть политической элиты, которая в данный момент не находится у власти. Ещё раз подчеркнём: без оппозиции невозможна ни одна демократическая политическая система. Без оппозиции для действующей власти возникает опасность самолюбования, нарциссизма, «кривого» зеркала. Оппозиция всегда в поле политики, в поле зрения и критики. Она рассматривается как альтернатива действующей власти и может её сменить посредством легитимных процедур. Наличие оппозиции всегда сужает диапазон экстремизма и обеспечивает устойчивость политической системы. Экстремизм – это поле силовых методов, где в голоса оппонентов не вслушиваются. В понимании экстремистов такие голоса несут лишь раздражение, негодование и сопровождаются только одной ответной реакцией: долой! В данном контексте нельзя не вспомнить британского премьер-министра Бенджамина Дизраэли: «Ни одно правительство не может считать себя по-настоящему в безопасности там, где не существует влиятельной оппозиции». Поэтому усилия режима – либо вовсе покончить с оппозицией, либо свести её к минимуму – контпродуктивны и ведут к ослаблению государственных институтов власти. Здесь вспоминается политформула 1970-х годов: «в СССР может быть сколько угодно партий при условии, что одна у власти, а остальные – в тюрьме». Давление на оппозицию ведёт к дистрофии легитимных механизмов смены власти. Кстати об СССР. Его распад во многом объясним жёсткостью конструкции, вертикализацией, доведённой до абсурда, что привело к политической нестабильности. Сложные системы, жизнеспособны, устойчивы и адаптивны тогда, когда нет слишком жёстких связей между их элементами, иначе дефекты в одном из них порождает изъяны в других, и система разрушается. Проверено: короткое замыкание в кибернетическом организме порождает цепь замыканий во всём агрегате. Сегодня нашу область превращают в такого робота, который теряет устойчивость. Когда единственными элементами системы делаются губернатор и правящая партия, это чревато серьезными катаклизмами. В этой связи не мешало бы прочитать третью статью Конституции РФ, в которой написано, что источником власти в России является не губернатор и президент, а народ. В рассматриваемой теме присутствует и международный аспект. Серьёзные западные инвесторы, которые оценивают политические риски, начинают с анализа существования автономных сил. Их интересует насколько реально разделение властей, есть ли независимые от власти СМИ и политические партии, насколько самостоятельны общественные организации и оппозиция. Критерием политической стабильности является наличие таких автономных акторов. В противном случае, деньги в регион не идут. Сервильность партий и СМИ – серьёзный барьер для притока инвестиций в область. Правящая партия оценивается как клиентела – «тусовка» вокруг начальника (патрона), занятая вознёй за доступ к ресурсам. Регион с прозрачной внутри- и внешнеполитической стратегией – всегда приемлемый партнер. В своё время Садам Хусейн разделался с внутренней оппозицией. Однако это не спасло диктатора от более мощной оппозиции государств, разгромивших и стёрших с лица земли его режим. Сегодня, если ты задаёшь власти жёсткие вопросы, стремишься призвать её к ответу, диалогу, то слывёшь «врагом России». Более того, ты всё это делаешь за «проплаченные некими силами деньги» и непременно собираешься устроить оранжевую революцию. Оппозиция, если её вытесняют из пространства и формата легальности, лишают доступа к СМИ, вытесняют на улицу, становится всё более радикальной. Ряд местных лакеев режима пытаются вбить в сознание читателей и радиослушателей, что оппозиция – это инструмент зарубежных государств, необходимый им для вмешательства во внутриполитические дела России. Когда проваливаются маниловские проекты и рушатся карточные замки, на помощь приходит агитационный штамп: внешний враг вмешивается в наши дела, а проплаченная оппозиция – это его инструмент, пятая колонна. Однако демонизация оппозиции объясняется страхом и неуверенностью в своей силе. Конструктивный диалог власти с оппозицией – составная часть политического процесса в демократическом цивилизованном сообществе. Участники переговоров стараются не победить друг друга, а вырабатывают оптимальное решение, совместный план действий. Диалог предполагает не поддержку одного политпроекта за счёт другого, не победу одних над другими, а включение всех участников переговоров в решение общей задачи. В результате обсуждаемый проект совершенствуется, исправляются его недостатки. Принцип «либо мы, либо они» не эксплуатируется. Только дискуссия и диалог не дают обществу погрузиться в застой, придают политической жизни динамизм и не позволяют системе взорваться изнутри. Оппозиция в России возникла не сегодня. Её корни уходят в XI век. Например, на вече в Новгороде, Пскове, Киеве, Смоленске и Владимире сталкивались большинство и меньшинство. Обсуждались ключевые вопросы политической жизни: заключение мира и объявление войны, отстранение провинившегося правителя и т.д. Например, в 1067 г. в Киеве победила оппозиция, и власти лишился князь Изяслав. Поводом послужило военное поражение от половцев. Аналогичным образом изгонялись князья из Смоленска, Рязани, Переславля. В большинстве случаях оппозиция и древнерусская власть договаривались, поэтому проигравшие редко настаивали на своей правоте, апеллируя к мечу. Иногда «царь повелевал, а бояре не приговаривали». Так случилось, например, в 1610 году, когда Дума и Земский собор сместили с трона Василия Шуйского. Давление на оппозицию усилилось в начале XX века, когда эсерам и конституционным демократам запретили вести агитацию в провинции, а жандармерия препятствовала проведению предвыборных собраний. Черносотенцы, пользовавшиеся поддержкой режима, в прессе пугали обывателей, называя оппозиционные силы прислужниками «гнилого Запада» и «домокрадами». При советской власти выборы были безальтернативными, а победа единственного кандидата, безальтернативность и однопартийность объявлялись «высшей формой демократии». Антисоветские надписи на избирательных бюллетенях назывались «контрреволюционным проявлением» и тщательно расследовались НКВД. Параллельно в прессе специально нанятые информационные «шестёрки» активно раздували истерию о происках «врагов народа». Сегодня вам это ничего не напоминает? На протяжении последних лет у нас формировалась система, характеризующаяся упорным отторжением демократических институтов и процедур. Нынешняя власть не намерена восстанавливать процедуры, при которых она может подвергаться демократическому обновлению и контролю. Значительная часть энергии уходит в мифотворчество о наших «выдающихся успехах». Не вызывает сомнений, что в недалёком будущем власть ждут провалы, и здравые представители оппозиции окажутся весьма востребованными. Поэтому важно, чтобы лидеры отдельных партий и движений видели в себе агентов народовластия, а не только публичных фигур, приложением к статусу которых выступают сами их организации. Оппозиция – это объединение не столько генералов, сколько офицеров и рядовых. Очевидно, маргинализация оппозиции радикальной будет вести к укреплению оппозиции вменяемой, конструктивной. Под последней понимается та общественная страта, которая базирует свою деятельность на ценностях разделения властей, законности, свободы слова и собраний, прав человека. Эти люди никуда не собираются уезжать, но видят Россию демократической страной. Они хорошо образованы, бывают заграницей, профессиональны, востребованы рынком, конкурентоспособны. Однако объявить о переходе в оппозицию мало. Нужно бороться за избирателя и поддержку граждан. Одних лозунгов свободы и демократии недостаточно. Идея свободы способна консолидировать массовые движения лишь в сочетании с идеей социальной справедливости. Оппозиция будет поддержана, когда граждане поймут, что от неё они получают реальную помощь, а не одни абстрактные рассуждения о демократии. Необходимо перенесение акцента на задачи, имеющие прямое отношение к насущным интересам граждан. Например, левые движения не могут оставаться безучастными к наступлению на права трудящихся, что более актуально, чем обсуждение коммунистических постулатов. Силы правого фланга не должны игнорировать навязывание бизнесу несвойственной ему ответственности перед бюрократами правящей партии. В нашем регионе каждое из движений, очевидно, должно сформировать чёткий, а, значит, узкий набор задач. Те, кто не сможет этого сделать будут вынуждены смириться со своей маргинализацией. Большинство этих задач будут контрастировать с действиями проводимыми областной властью. Взяв за основу действия, а не идеологии, оппозиционные силы оставят для программы партии власти и поддерживающих её клонов лишь хвастливые реляции и демагогические заявления, которые до поры до времени умело скрываются пиаровскими приёмами. Сильной оппозиции требуется поменьше демократической трескотни. Демократия – это не цель, а средство достижения определённых целей. Наша общая беда в том, что она весьма часто выступала средством замаскировать отсутствие всяких ориентиров. Оппозиционным силам весьма важно не вступать в конфронтацию друг с другом, что при наличии интеллекта у её лидеров не так уж недостижимо. Оппозиции надо не прививать массам идеи своих вождей, а воспринимать и затем переводить на язык высокой политики реальные требования своих потенциальных избирателей. В условиях отрыва власти от народа только такой курс способен обеспечить поддержку оппозиционных сил. Крайне важно создание механизма донесения своей позиции до избирателей в очевидно недемократической среде, в условиях откровенной цензуры. В таких условиях было бы правильным организовать «теневое правительство». Оно не было бы наделённым какими-либо полномочиями, но состояло бы из компетентных политиков, менеджеров, экспертов, в том числе имеющих опыт участия во властных структурах. Основной деятельности такого «кабинета» стало бы параллельное обсуждение законов и решений, принимаемых действующим правительством, привлечение экспертных групп к разработке альтернативных предложений. «Теневое правительство» - это предложение обществу комплексной команды узнаваемых лидеров – именно команды, а не одного-двух публичных политиков, прошлые достижения которых далеко не очевидны. Без таких команд претензии оппозиции на власть – как бы мы не относились к нынешнему областному руководству – не должны поддерживаться. Приход к власти компетентной команды специалистов улучшил бы международное положение региона (чего стоит только потеря бесплатных литовских и польских виз для жителей области!), восстановил бы институты гражданского общества, обеспечил бы свободу СМИ, прекратил бы откровенное враньё о наших «выдающихся» социально-экономических «достижениях», защитил бы интересы граждан в процессе градостроительной деятельности, не позволял бы втягивать регион в различного рода афёры, типа создания игорной зоны в «Лас-Поваровке», остановил бы муниципальный кризис, возникший из-за деления местных глав на «друзей» и «врагов», способствовал бы принятию важных федеральных законов, позволивших бы поднять уровень жизни калининградцев не только в отчётах чиновников, снизил бы уровень коррупции, поддержал бы развитие малого бизнеса, поставил бы крест на столично-колониальном подходе к Калининграду и области. Разумеется, нельзя строить иллюзий, что оппозиция в её нынешнем виде уже сейчас способна демонтировать коррупционно-бюрократическую систему и взять в свои руки управление. Если она не сможет сделать этого в ближайшее время, никто не сможет бросить ей упрёка – слишком неравны силы, противостоящие друг другу. Сегодня уходят не проблемы, а годы нефтяного благополучия. Народ никогда не простит нынешним оппозиционерам, если они окажутся не готовы в интересах общества распорядиться властью, которая уже в обозримом будущем выпадет из рук постепенно слабеющей назначенной бюрократии. Соломон Гинзбург. Директор фонда «Региональная стратегия»
Без политической конкуренции и свободы СМИ коррупция непобедима
Последнее время руководители федеральной и региональной власти с особым усердием бичуют такое явление, как коррупция. Например, ещё в феврале т.г. на расширенном заседании Госсовета Владимир Путин выступил с докладом, подводящим итоги восьми лет его президентства в котором отметил: «Сегодняшний госаппарат является забюрократизированной, коррумпированной системой не мотивированной на позитивные изменения, а тем более на развитие». Недавно фонд «Transparency International» (Москва) опубликовал индекс восприятия состояния коррупции. Если в 2004 году Россия занимала 90-е место, то в 2007 году оказалась вместе с Гамбией, Того и Индонезией на 143-м. По данным фонда «ИНДЕМ» (Москва), коррупционный бюджет в России сравним с государственным. То есть часть казны пакуется в чемоданы или запечатывается в конверты. Объем взяток, которые бизнес ежегодно раздает российским чиновникам, составляет 316 миллиардов долларов США. В стоимости потребляемых товаров и услуг около 15% составляет коррупционная рента, которые бизнесмены закладывают в цены, чтобы покрыть расходы на взятки. Из опроса, проведенного фондом «Общественное мнение» 67% опрошенных полагают, что коррупция непобедима, а 28% сталкивались в последние годы с вымогательством со стороны госслужащих. Одним из последствий отстраивания властной вертикали стал стремительный рост коррупционного пространства вширь и вглубь. Благоприятной средой для этого являются следующие факторы. Во-первых, резкое укрепление бюрократии. Расширились зоны, находящиеся вне общественного внимания и критики. Бюрократия сумела резко ослабить политическую оппозицию и поставить под контроль основные СМИ, заменив публичную конкуренцию подковерными интригами. Следствием этого для номенклатуры стала комфортная жизнь без парламентского и общественного контроля. По сведениям столичного Института общественного проектирования, сегодня за получение денег в рамках национального проекта чиновникам нужно вернуть до 40% выделенной суммы. Во-вторых, имитация реформ управления. Налоговые поступления перераспределены в пользу Центра. Совет Федерации превращен в орган лоббистов. Вместо принятия закона «О конфликте интересов» реформа государственной службы сведена к закреплению «табели о рангах» и принятию «морального кодекса бюрократа». Судебная реформа не привела к главному – доступному и объективному правосудию. Процветает телефонное право. Ряд судебных решений определяется не конкуренцией обвинителя и защиты, а конкуренцией взяток. Реформа правоохранительных органов не состоялась. Укрепление одних органов или упразднение других – не реформа. Они зачастую являются не столько правовым щитом, защищающим безопасность, сколько репрессивным инструментом, не подконтрольным обществу. Иными словами, данные «реформы» полностью соответствуют стремлению правящей бюрократии извлекать прибыль из своих должностей. В-третьих, усиление бюрократического вмешательства в экономику. Курс на выведение бизнеса из политики не подкреплен процессом выведения чиновников из бизнеса. Дело ограничивается разоблачениями отдельных бюрократов не самого высокого уровня, приуроченных к избирательным кампаниям. Попытки общественных разоблачений номенклатуры, рассматривается как покушение на репутацию государства. Через прирученные СМИ навязывается мнение, что критические материалы в адрес некоторых властных структур есть не что иное, как «заказной компромат», не имеющий под собой оснований. Утвердилась вассальная зависимость предпринимателей от власти. Причем, если власть в целом транслирует бизнесу набор «понятий» (покорность по отношению к правящей партии, её финансовая поддержка, необходимый показатель явки в день выборов, финансирование футбольного и волейбольного клубов и т.д.), то конкретный чиновник волен руководствоваться собственными аппетитами. Усиление доли государственного регулирования в экономике, рост числа госкорпораций и объема средств, перераспределяющихся через госбюджет также способствуют коррупции. По данным председателя Национального антикоррупционного комитета Кирилла Кабанова, сегодня доминирует участие чиновников в управлении компаниями с долями областной или муниципальной собственности, расстановка на руководящие посты в частных фирмах чиновников или их родственников, изменение рынка коррупционных услуг, когда погоду делает уже не эпизодическая продажа отдельных коррупционных услуг, а долгосрочное «абонементное обслуживание» по устойчивым тарифам. В-четвертых, неэффективность чиновничества. Коррумпированная бюрократия не заинтересована в объективной и точной информации. Без такой информации невозможно сформировать внятную политику. Открытость власти, постоянный диалог с обществом, ежегодные послания, в которых четко указывались бы приоритеты социально-экономического развития – серьезный барьер для коррупции. Ориентируясь на экстенсивные факторы роста бюджетных доходов, стабильно высокие мировые цены на нефть, увеличение доли отчислений из регионов в пользу центра, значительный налоговый пресс, прежнее высшее руководство страны так и не реализовало возможности для структурных реформ экономики. Развитие экономики за пределами сырьевых отраслей происходит в основном за счет роста потребительского рынка. Сложившаяся система коррупции, оберегаемая бюрократией, сформированной по клановому принципу, сама по себе является непреодолимым препятствием приходу в государственные структуры эффективных управленцев. Профессиональные качества в данном случае второстепенны. Во главу угла ставятся имущественный ценз, гордость общественным строем, верность правящей партии. Несмотря на очевидный экономический рост, налицо качественный застой экономической ситуации, консервация недореформированной экономики. Что само по себе создает благоприятную почву для коррупции. Наше общество похоже на недостроенный дом, с недоделанными системами жизнеобеспечения, где нет, не только замков, но и дверей. Строители самоустранились, но есть управдом и целый штат домоуправления, с которыми надо решать вопросы в «индивидуальном порядке». В-пятых, значительные масштабы социального неблагополучия. В условиях нефтегазового допинга коррупция подстегивает перераспределение средств в пользу узких клановых групп, усиливая имущественную поляризацию общества. Поэтому экономический рост сопровождается ростом дифференциации доходов. Например, по данным Росстата пропасть между бедными и богатыми сегодня ощутимо увеличивается. Если в 2006 году средний заработок 10% наименее обеспеченных отличался от средних доходов 10% самых богатых в 15,3 раза, то в начале 2008 года разрыв увеличился до 16,3 раза. Для сравнения: в зарубежной Европе разрыв в доходах присутствует в 8 раз. Несмотря на победные реляции о росте доходов населения, пособий, пенсий, зарплат бюджетников, 10% самых бедных имеют всего 1,9% от общего объема доходов населения. В то же время 10% богатых распоряжаются 31% всех доходов. Неимущая часть общества, являясь потребителем товаров и услуг, в стоимость которых включены коррупционные расходы, несут наиболее существенные потери из своего и без того скудного личного бюджета. В-шестых, усиление вмешательства власти в дела гражданского общества. Отстройка системы «управляемой демократии» оказалась губительной для нарождающегося гражданского общества. В регионе, например, это выразилось в фактическом уничтожении Общественной палаты области, действовавшей самостоятельно и достаточно эффективно в 2001-06 годах. Реальная власть сегодня находится в руках номенклатуры – главного проводника коррупции. Не судьба высшей бюрократии зависит от исхода выборов, а результат выборов от произвола высшей бюрократии. Феномен, устраненный с политической арены в «страшные» 90-ые годы, сегодня переживает свой ренессанс. Это не просто бюрократия, противодействующая общественному контролю, а номенклатура, которая сама устанавливает правила взаимодействия с обществом и определяет, кто с ней вправе общаться. Она сама устанавливает правила собственного воспроизводства, лишь для видимости сохраняя формальные демократические институты. Именно номенклатура стала главным получателем, распорядителем и потребителем коррупционных доходов. Именно она не сможет существовать в условиях демократии и поэтому горячо приветствует каждый удар по демократическим институтам. Для номенклатуры коррупция стала как целью сохранения своей власти, так и одним из инструментов её реализации. Он применяется и для подавления политических конкурентов, и для захвата бизнеса в целях получения экономической основы стабильности режима. Укрепление номенклатуры обеспечивает как управляемость результатов выборов, так и управляемую сменяемость лидеров при сохранении внешних признаков демократии. Очевидно, направление имитационной активности по борьбе с коррупцией будет применяться для достижения двух целей. Первая – реклама режима, демонстрирующая обществу свои «честность и принципиальность». Вторая – борьба за обладание сегментами определенного бизнеса. Коррупция будет отождествляться с «экономической преступностью». Очевидно, по традиции, главными обвиняемыми будут выступать политически «неправильные» бизнесмены. Представители номенклатуры будут попадать на скамью подсудимых тогда, когда потребуются «показательные порки». Пребывание во власти продолжит оставаться самым доходным и наименее рискованным бизнесом. Мнение, что некие честные чиновники без подключения потенциала гражданского общества обуздают нечестных, является иллюзорным. Все более очевидно, что коррумпированная бюрократия предпринимает усилия, чтобы сделать своим флагом нового президента, используя его ресурс для незыблемости своего положения. Чем дольше он будет медлить с переходом к активным действиям, тем активнее будет процесс приватизации его имени бюрократией. Нужна комплексная и постоянная антикоррупционная политика, которая призвана сыграть двойную роль. Первое: создавать барьеры на пути коррупционной экспансии, поддерживать антикоррупционный тонус в государственном аппарате и обществе. Второе: продуцировать и развивать демократические институты, в том числе институты гражданского контроля. Применительно к Калининграду, естественно, победить коррупцию в отдельно взятом регионе, даже геополитически европейском, невозможно. Однако государственная власть в состоянии институционально осложнить жизнь этому злу. Для этого требуется: Во-первых, восстановить практику ежегодных губернаторских посланий, отмененную в 2006 году, и принять региональный закон: «О докладе губернатора области областной Думе о приоритетах социально-экономического развития Калининградской области». Шараханья в диапазоне утопических мегапроектов (от строительства АЭС до небоскребов игорной зоны «Лас-Поваровки») не только ослабляют государственную власть, но и укрепляют коррупционную составляющую. Во-вторых, принять закон «О защите прав граждан при осуществлении градостроительной деятельности на территории Калининградской области». Странно, что градостроительная стратегия сегодня отдана на откуп областным чиновникам с весьма сомнительной репутацией. В-третьих, не только продолжить положительную практику общественных расследований, предусмотренных региональным законом «О депутатских расследованиях в Калининградской области», но и путем внесения изменений и дополнений в областные законы о государственной и муниципальной службах зафиксировать в них блок, связанный с «конфликтом интересов». В-четвертых, принять областной закон о наказах и обращениях избирателей, что повысило бы ответственность депутатского корпуса перед гражданами. В-пятых, областной закон «О порядке предоставления информации органами государственной власти Калининградской области» должен стать модельным для органов местного самоуправления региона. Чем больше прозрачности и света в деятельности муниципалитетов, тем меньше шансов для коррупционных сделок. Сингапуру понадобилось 20 лет, чтобы из страны, находящейся в числе наиболее коррумпированных, стать страной, находящейся в числе десяти наименее коррумпированных. России на преодоление подобной дистанции понадобится много больший срок. Борьба с коррупцией будет невозможна при сохранении государственной монополии на СМИ, в первую очередь на метровые телеканалы. Сырость и плесень очень любят тень. Общественный заказ на сокращение коррупции уже сформирован. Трава начала ломать асфальт. Приступать надо сейчас.
Соломон Гинзбург, депутат областной Думы, директор фонда «Региональная стратегия»
«Бей жида-политрука, рожа просит кирпича», - это веселенькое двустишие было настолько идиотским, нелепым и, в конечном счете, запоминающимся, что даже в те времена, когда вся ориентированная на русскую аудиторию немецкая агитпродукция времен Великой отечественной войны (шесть миллиардов экземпляров листовок, между прочим) хранилась в закрытых архивах послевоенного СССР, эти две строчки не забылись. Даже не вспомнишь, откуда именно ты, человек послевоенного поколения, их знаешь, где слышал – но слышал и знаешь. В последние годы в России вышло несколько достаточно подробных сборников немецких агитплакатов и листовок на русском языке. Важнейшая особенность таких изданий – собственно листовки и плакаты занимают в них в лучшем случае половину общего объема, вторая же половина, как правило, отведена под подробнейшие комментарии составителей, которые обширно цитируют материалы Нюрнбергского и аналогичных советских процессов, сводки Совинформбюро, донесения НКВД и так далее – на каждую листовочку с логотипом «ШВЗ» («Штыки в землю», - официальный слоган кампании по вербовке перебежчиков) приходится по странице подробного рассказа о зверствах немцев на советской территории, об ужасающих условиях содержания пленных в лагерях и так далее. Это раздражает, конечно, - в самом деле, я купил сборник немецких листовок, а не сборник материалов о немецких зверствах, - но раздражение быстро проходит, потому что прекрасно понимаешь – без навязчивого (настолько же навязчивого, насколько навязчивы были сами листовки) противовеса немецкая пропаганда почти семидесятилетней давности работает до сих пор. И, как ни страшно в этом признаваться, работает не потому, что Геббельс обладал теми сверхкачествами, которые ему у нас принято приписывать, а по более прозаической и оттого более ужасной причине – да правды в этих листовках слишком много, вот что. То есть вранья, конечно, тоже выше крыши – прежде всего вся «сюжетная линия», посвященная прелестям жизни в немецком плену. Но остальное-то – колхозное рабство, террор НКВД, первоочередная эвакуация евреев из прифронтовой зоны (в листовках писали «жидов», но это уже такие трудности перевода), действительно раздражавшая многих. Была отдельная серия листовок про репрессированных в тридцать седьмом году маршалов и про ленинские принципы, коварно нарушенные Сталиным. Бери любую листовку, отрезай от нее квадратик, в котором написано «Данная листовка служит пропуском», - и вперед, хоть в «Московские новости» восемьдесят восьмого года, хоть в «Огонек» восемьдесят девятого, хоть, простите, на канал «Россия» две тысячи восьмого. Что писали геббельсовские специалисты в тех листовках – сейчас этому учат в школе, сейчас об этом говорят и пишут как о самом собой разумеющемся, сейчас с этим не спорят даже коммунисты. Гулаг, колхозы, расстрелянные маршалы – ну да, все заняло заслуженное место в нашем массовом сознании, и хотя вслух об этом говорить, - ну, странно как-то, но в немецкой пропаганде, ориентированной на Красную армию и на население оккупированных областей Советского Союза было много, очень много правды.
II.
В последние годы, когда подобные рассуждения перестали выглядеть чем-то запредельным и шокирующим, вышло много книг и статей (суворовский «Ледокол» на их фоне смотрится верхом политкорректности и уважения к памяти павших и к чувствам ветеранов), авторы которых, как это принято называть, развенчивают культ Победы. Года три назад много шуму наделала, например, статья Александра Минкина, который писал, что было бы гораздо более здорово, если бы в сорок пятом году победили немцы. Совсем недавно бывший мэр Москвы Гавриил Попов написал открытое письмо покойному генералу Власову, в котором благодарил повешенного шестьдесят лет назад предателя за то, что тот за тридцать лет до академика Сахарова встал на героический путь борьбы с большевизмом. Каждая такая публикация – точно так же, как каждый фирменный калининградский инцидент типа открытия гостиницы «Рейхштрассе», - вызывает типовую реакцию: ветеранская общественность возмущается, кто-нибудь собирает какие-нибудь подписи для письма в инстанции, инстанции грозно хмурятся – и все, и до следующего раза. Каждый следующий раз, что характерно, оказывается более радикальным, и уже нельзя не видеть, что в поле общественной мысли идет напряженная борьба, почти битва, за историю, точнее – за то, как ее трактовать, как ее воспринимать и как к ней относиться. В этой битве, при кажущемся разнообразии точек зрения, как и в любом серьезном конфликте, всего две стороны. Оборону держат хранители общепринятой (пока общепринятой) в нашей стране версии. А на этих хранителей нападают, - назовем их так, - реваншисты, настаивающие (по самым разным причинам) на пересмотре этой версии. Позиционные бои идут без перерыва уже не первый год с переменным успехом. Всю Россию возмущают шествия ветеранов СС в Прибалтике и на Украине – и это возмущение можно считать успехом хранителей, точно так же как георгиевские ленточки на антеннах автомобилей и лацканах прохожих. У реваншистов, впрочем, локальных побед тоже много. Давно уже, например, хорошим тоном считается воспринимать торпедирование «Вильгельма Густлоффа» не как блестящую победу Александра Маринеско, а как крупнейшую морскую катастрофу, унесшую жизни сотен мирных немцев. Да и в том, что маршал Жуков – это прежде всего безжалостный мясник, и только во вторую очередь – крупный полководец, - тоже уже мало кто сомневается. Отступления, наступления, поражения, победы – битва за историю продолжается и, кажется, приближается к своей развязке. Кто победит?
III.
Полагаю, не нужен какой-то особый дар предвидения, чтобы сказать, что победят реваншисты. Но победят они, - и это тоже очень важный момент, - не потому, что они правы. Да и о какой правоте может идти речь, когда уже давно принято, например, описывая акты насилия советских солдат в последние месяцы войны на немецкой территории или встречи оккупантов в русских городах с хлебом-солью, черпать цифры и «факты» из официальной немецкой прессы тех лет? Мой коллега, работающий в Германии, Сергей Сумленный пересказывает в своем блоге свежие публикации на модную тему: «Spiegel не удивил вывешенной ко Дню Победы дежурной заметкой о том, что знамя победы на рейхстагом ненастоящее, а советские солдаты мародерствуя прошли про Берлину с криками "млеко, "часы! часы!"… В статье "Вторая мировая война" в немецкой Википедии (сегодня это статья дня) СССР исключен из списка стран-союзников антигитлеровской коалиции… Газета Die Welt рассказывает о 13-томном исследовании "Немцы и Вторая мировая". Главный вывод - в конце концов немцы оказались жертвой. Первая фраза в статье - про двенадцать раз изнасилованную берлинскую девочку, "8 мая 1945 года Германия была похожа на Дантов Ад"». Я не пытаюсь оспаривать тезис про Дантов Ад – наверняка Германия весной сорок пятого действительно была на него похожа, но это смещение акцентов (а когда не говорится о том, зачем в Германию пришли русские, и что было страшнее – ад в Германии сорок пятого или ад в России сорок второго, - это, безусловно смещение акцентов) даже заведомую правду превращает во вполне подлую ложь. Реваншисты неправы. Но победят все-таки они. Только это не их заслуга – а беда тех, кто защищает сегодня ту версию событий 1941-45 годов, которая в России пока еще считается канонической.
IV.
С того момента, когда в полдень 22 июня 1941 года Вячеслав Молотов в своей известной речи впервые произнес словосочетание «вероломное нападение», начал создаваться советский миф о Великой отечественной войне. Слово «миф» - оно не ругательное и, более того, оно не является синонимом слова «сказка». Миф – это именно миф, явление гораздо более многомерное, чем простая выдумка. Переплетение правд и неправд, выпячиваний и недоговоренностей, подвигов и смертей – картина мира советского человека, жившего на войне, конечно, несколько отличалась от того, что происходило на самом деле, но по-другому все-таки было нельзя. Кому стало бы лучше, если бы диктор Левитан рассказывал бы о сотнях тысяч бойцов и командиров, добровольно сдававшихся в плен и желавших сражаться против Красной армии в рядах вермахта? Как изменился бы ход войны, если бы Эренбург вместо зверств немецких карателей описывал бы зверства заградотрядов или, - ну черт его знает, застолья в Смольном в дни ленинградской блокады? Эренбург с Левитаном – такие же соавторы Победы, как и безымянный пехотинец, погибший в белоснежных полях под Москвой, и маршал Жуков, который хоть, может быть, и не жалел солдат, но взял Берлин, за что его нужно благодарить. Леонид Леонов со своими бесконечными «Письмами американскому другу», в которых он умолял этого друга открыть второй фронт, не рассказывая при этом о Гулаге – такой же герой войны, как Шостакович со своей Ленинградской симфонией. Победу приближали все – и Абакумов со своими заградотрядами, и журналист Кривицкий, выдумавший фразу «Велика Россия, а отступать некуда» (карикатурист Борис Ефимов в мемуарах пересказывает разговор шефа Совинформбюро и ГлавПУРККА Александра Щербакова с Кривицким: «- Их было 28? – 28. – И все погибли? – Все погибли. – Кто же вам передал слова Клочкова? – Никто, но я подумал, что он должен был сказать что-то в этом роде. – Спасибо, вы очень правильно поступили», - да, черт подери, правильно, конечно). Советский военный миф был таким же оружием, как Т-34 или «Катюша». И точно так же, как мы гордимся тем, что Т-34 оказались сильнее «Тигров», мы должны гордиться тем, что ведомство Щербакова оказалось сильнее ведомства Геббельса.
V.
История ведомства Геббельса закончилась вместе с его жизнью в мае сорок пятого. Щербаков, кстати, тоже умер в те же дни – десятого (по другим данным – прямо девятого, но о смерти объявили сутками позже, чтоб не портить людям праздник) мая, но его ведомство, разумеется, никуда не делось. Сейчас модно говорить, что в первые два десятилетия после 1945 года тема Победы не доминировала в советской пропаганде, но единственный аргумент в пользу этой точки зрения – то, что до 1965 года 9 мая было рабочим днем. В действительности же достаточно пролистать советские газеты конца сороковых и начала пятидесятых, послушать песни, посмотреть кино, чтобы понять – война и Победа занимали в советской пропаганде тех лет гораздо более значимое место, чем даже революция 1917 года. Более того – военный миф постоянно модернизировался, становясь инструментом для решения текущих внутренних и внешнеполитических проблем. Гениальным с этой точки зрения можно назвать фильм «Встреча на Эльбе», снятый Григорием Александровым в 1949 году – через три года после Фултонской речи Черчилля. Место действия – Германия 1945 года (угадайте, в каком городе снимали), в которой хорошим парням из советской зоны оккупации мешают жить плохие парни из американской зоны. Да, в первые минуты фильма русские и американцы обнимаются на мосту через Эльбу, в роли которого снялся наш Берлинский мост, но понять, как эти лютые враги четыре года были союзниками – решительно невозможно. Год за годом, день за днем военный миф модернизировался и менялся. Причины этих изменений были самыми разными – полемика с Америкой, вражда с Югославией, развенчание «культа личности», возвышение «дорогого Никиты Сергеевича» и так далее. С приходом к власти Леонида Брежнева миф претерпел самую важную мутацию – из сугубо пропагандистского явления он стал явлением пропагандистско-социальным. Понятно, что советские генсеки были лишены необходимости впрямую завоевывать доверие электората – но обеспечить лояльность населения после десяти лет хрущевского «волюнтаризма» новым властям было жизненно необходимо. Начиная с 1965 года у мифа о войне началась новая жизнь – воспевая «великий подвиг советского народа», строя помпезные памятники и музеи, заказывая кинематографистам душещипательные киноэпопеи брежневское политбюро, по сути, напрямую обращалось к самой массовой, активной и влиятельной прослойке того времени – сорока-пятидесятилетним бывшим фронтовикам: мол, дорогие ветераны – вы, именно вы теперь наша социальная база. Попутно, как известно, Брежнев с помощью военного мифа решил и ряд личных проблем с самопозиционированием – о том, что такое Малая земля, и сегодня знают все жители России, которым больше тридцати лет. Возвышение Малой земли над другими героическими эпизодами войны, разумеется, правдивости мифу не добавило. Третья волна конструирования этого мифа, - почему-то в этом мало кто отдает себе отчет, - началась в девяностые, при Ельцине. Здесь, как и во времена Брежнева, сработал и идеологический, и социальный фактор – ветераны, большинству которых тогда было слегка за семьдесят, составляли немалую и, может быть, самую активную часть электората (на которую, кстати, всегда очень рассчитывала левая оппозиция), а кроме того – в какой-то момент оказалось, что общенациональных идеологических скреп после гибели СССР не осталось вообще, а без них тяжело управлять страной. Можно сравнить два девятых мая – 1992 и 1995 годов. В первый постсоветский год по Красной площади маршировали российский, британский, французский и американский военные оркестры, – общая победа, все дела (ветераны же уныло шагали по улицам вместе с анпиловской демонстрацией), - а уже через три года празднику вернули абсолютно советский формат – с военным парадом, чествованием ветеранов и фильмом «Освобождение» по телевизору. Важно уточнить – фильм «Освобождение», снятый в брежневские времена и состоящий из всех тогдашних штампов «про войну» (гениальный Жуков и редко появляющийся в кадре, но всегда сдержанно-мудрый Сталин, подвиг народа, сердце солдата, направляющая роль партии и так далее), - в девяносто пятом показывали в новом, перемонтированном виде под названием «Трагедия века» с аккуратно вырезанными Сталиным, партией и, до кучи, Малой землей. Сложносочиненный советский миф о войне при Ельцине был изрядно подрезан – до такой степени, что сколько-нибудь содержательная его часть напрочь растаяла в парадной трескотне по поводу профессионального праздника ветеранов. И это обстоятельство в конечном итоге оказалось ловушкой.
VI.
Ловушка заключается вот в чем. Сегодня большинству воевавших – под девяносто. Большинство – слово слишком громкое, если учитывать, сколько ветеранов дожило до наших дней (сегодня государство может себе позволить даже пообещать им всем по квартире к 2010 году – «естественная убыль» на эти полтора года наверняка заранее заложена в смету). Как социальная база или электорат они уже, скажем прямо, никому не интересны, а поскольку девятое мая в последние десятилетия было их профессиональным праздником, то возник очень серьезный риск элементарно потерять этот праздник – он просто мог умереть вместе с последним ветераном. Георгиевская ленточка как всероссийский символ памяти и гордости в этом смысле стала прорывом – в таком всеобщем гражданском ритуале, связанным с Днем Победы, страна нуждалась давно. Но ленточка стала единственным шагом в нужном направлении; все остальное – ужасно. Ужасны попытки использовать риторику 1941-45 годов в спорах с Прибалтикой и в воспитании «Наших»; ужасны праздничные плакаты, на которых вместо «С Днем победы!» честнее было бы написать «Совок неистребим». Ужасен Олег Газманов, кривляющийся в старого образца гимнастерке. Советский миф о войне, давно пребывающий в состоянии Тришкина кафтана, стал частью сегодняшней пропаганды и сегодняшнего шоу-бизнеса, десакрализовался к чертовой матери. Думаю, поэтому, а не только потому, что «англичанка гадит», сегодня мы не вздрагиваем, когда кто-то предлагает переписать историю и даже на голубом глазу спрашивает – А не было бы лучше, если бы в сорок пятом победила Германия? Советский миф о войне обречен. Это нужно принять и с этим нужно что-то делать.
VII.
Историю принято называть наукой. На самом деле историки себе льстят – эта сфера человеческого знания балансирует где-то на грани пропаганды, журналистики и чего-нибудь еще в этом роде. Правильнее было бы сравнить историю с набором детских кубиков с буквами – можно сложить слово «Мама», можно – «Папа», а можно и вовсе, если кубики, например, попадут в руки какому-нибудь хулигану, соорудить из них какое-нибудь неприличное слово. Фактов о Великой отечественной войне, которыми мы сегодня, когда все или почти уже рассказано, написано и прокомментировано, располагаем, хватит для чего угодно. При желании (коллаборационистов у нас действительно было больше, чем в любой другой стране) можно вообще описать ту войну как войну гражданскую – типа одни за Сталина, другие за Русь святую (такое отношение к войне сейчас тоже вполне распространено). Можно относиться к войне как к противостоянию двух тоталитарных систем (очень распространенная точка зрения), можно – как к истории полководческой гениальности Сталина или хотя бы Жукова. И так далее – но всем уже понятно, что нет ни одной более-менее стройной теории, с которой согласились бы все, кто живет в России сегодня. А она обязательно нужна – пока мы латаем Тришкин кафтан, сторонники исторической ревизии на наших глазах выстраивают стройную систему координат, в которой есть нацисты и холокост, советские мародеры и заградотряды, американские морпехи и даже мифический французский Резистанс – нет только нас и нашей Победы.
