В последние годы в России вышло несколько достаточно подробных сборников немецких агитплакатов и листовок на русском языке. Важнейшая особенность таких изданий – собственно листовки и плакаты занимают в них в лучшем случае половину общего объема, вторая же половина, как правило, отведена под подробнейшие комментарии составителей, которые обширно цитируют материалы Нюрнбергского и аналогичных советских процессов, сводки Совинформбюро, донесения НКВД и так далее – на каждую листовочку с логотипом «ШВЗ» («Штыки в землю», - официальный слоган кампании по вербовке перебежчиков) приходится по странице подробного рассказа о зверствах немцев на советской территории, об ужасающих условиях содержания пленных в лагерях и так далее. Это раздражает, конечно, - в самом деле, я купил сборник немецких листовок, а не сборник материалов о немецких зверствах, - но раздражение быстро проходит, потому что прекрасно понимаешь – без навязчивого (настолько же навязчивого, насколько навязчивы были сами листовки) противовеса немецкая пропаганда почти семидесятилетней давности работает до сих пор. И, как ни страшно в этом признаваться, работает не потому, что Геббельс обладал теми сверхкачествами, которые ему у нас принято приписывать, а по более прозаической и оттого более ужасной причине – да правды в этих листовках слишком много, вот что.
То есть вранья, конечно, тоже выше крыши – прежде всего вся «сюжетная линия», посвященная прелестям жизни в немецком плену. Но остальное-то – колхозное рабство, террор НКВД, первоочередная эвакуация евреев из прифронтовой зоны (в листовках писали «жидов», но это уже такие трудности перевода), действительно раздражавшая многих. Была отдельная серия листовок про репрессированных в тридцать седьмом году маршалов и про ленинские принципы, коварно нарушенные Сталиным. Бери любую листовку, отрезай от нее квадратик, в котором написано «Данная листовка служит пропуском», - и вперед, хоть в «Московские новости» восемьдесят восьмого года, хоть в «Огонек» восемьдесят девятого, хоть, простите, на канал «Россия» две тысячи восьмого. Что писали геббельсовские специалисты в тех листовках – сейчас этому учат в школе, сейчас об этом говорят и пишут как о самом собой разумеющемся, сейчас с этим не спорят даже коммунисты. Гулаг, колхозы, расстрелянные маршалы – ну да, все заняло заслуженное место в нашем массовом сознании, и хотя вслух об этом говорить, - ну, странно как-то, но в немецкой пропаганде, ориентированной на Красную армию и на население оккупированных областей Советского Союза было много, очень много правды.
II.
В последние годы, когда подобные рассуждения перестали выглядеть чем-то запредельным и шокирующим, вышло много книг и статей (суворовский «Ледокол» на их фоне смотрится верхом политкорректности и уважения к памяти павших и к чувствам ветеранов), авторы которых, как это принято называть, развенчивают культ Победы. Года три назад много шуму наделала, например, статья Александра Минкина, который писал, что было бы гораздо более здорово, если бы в сорок пятом году победили немцы. Совсем недавно бывший мэр Москвы Гавриил Попов написал открытое письмо покойному генералу Власову, в котором благодарил повешенного шестьдесят лет назад предателя за то, что тот за тридцать лет до академика Сахарова встал на героический путь борьбы с большевизмом. Каждая такая публикация – точно так же, как каждый фирменный калининградский инцидент типа открытия гостиницы «Рейхштрассе», - вызывает типовую реакцию: ветеранская общественность возмущается, кто-нибудь собирает какие-нибудь подписи для письма в инстанции, инстанции грозно хмурятся – и все, и до следующего раза. Каждый следующий раз, что характерно, оказывается более радикальным, и уже нельзя не видеть, что в поле общественной мысли идет напряженная борьба, почти битва, за историю, точнее – за то, как ее трактовать, как ее воспринимать и как к ней относиться. В этой битве, при кажущемся разнообразии точек зрения, как и в любом серьезном конфликте, всего две стороны. Оборону держат хранители общепринятой (пока общепринятой) в нашей стране версии. А на этих хранителей нападают, - назовем их так, - реваншисты, настаивающие (по самым разным причинам) на пересмотре этой версии. Позиционные бои идут без перерыва уже не первый год с переменным успехом. Всю Россию возмущают шествия ветеранов СС в Прибалтике и на Украине – и это возмущение можно считать успехом хранителей, точно так же как георгиевские ленточки на антеннах автомобилей и лацканах прохожих. У реваншистов, впрочем, локальных побед тоже много. Давно уже, например, хорошим тоном считается воспринимать торпедирование «Вильгельма Густлоффа» не как блестящую победу Александра Маринеско, а как крупнейшую морскую катастрофу, унесшую жизни сотен мирных немцев. Да и в том, что маршал Жуков – это прежде всего безжалостный мясник, и только во вторую очередь – крупный полководец, - тоже уже мало кто сомневается. Отступления, наступления, поражения, победы – битва за историю продолжается и, кажется, приближается к своей развязке. Кто победит?
III.
Полагаю, не нужен какой-то особый дар предвидения, чтобы сказать, что победят реваншисты. Но победят они, - и это тоже очень важный момент, - не потому, что они правы. Да и о какой правоте может идти речь, когда уже давно принято, например, описывая акты насилия советских солдат в последние месяцы войны на немецкой территории или встречи оккупантов в русских городах с хлебом-солью, черпать цифры и «факты» из официальной немецкой прессы тех лет? Мой коллега, работающий в Германии, Сергей Сумленный пересказывает в своем блоге свежие публикации на модную тему: «Spiegel не удивил вывешенной ко Дню Победы дежурной заметкой о том, что знамя победы на рейхстагом ненастоящее, а советские солдаты мародерствуя прошли про Берлину с криками "млеко, "часы! часы!"… В статье "Вторая мировая война" в немецкой Википедии (сегодня это статья дня) СССР исключен из списка стран-союзников антигитлеровской коалиции… Газета Die Welt рассказывает о 13-томном исследовании "Немцы и Вторая мировая". Главный вывод - в конце концов немцы оказались жертвой. Первая фраза в статье - про двенадцать раз изнасилованную берлинскую девочку, "8 мая 1945 года Германия была похожа на Дантов Ад"». Я не пытаюсь оспаривать тезис про Дантов Ад – наверняка Германия весной сорок пятого действительно была на него похожа, но это смещение акцентов (а когда не говорится о том, зачем в Германию пришли русские, и что было страшнее – ад в Германии сорок пятого или ад в России сорок второго, - это, безусловно смещение акцентов) даже заведомую правду превращает во вполне подлую ложь.
Реваншисты неправы. Но победят все-таки они. Только это не их заслуга – а беда тех, кто защищает сегодня ту версию событий 1941-45 годов, которая в России пока еще считается канонической.
IV.
С того момента, когда в полдень 22 июня 1941 года Вячеслав Молотов в своей известной речи впервые произнес словосочетание «вероломное нападение», начал создаваться советский миф о Великой отечественной войне. Слово «миф» - оно не ругательное и, более того, оно не является синонимом слова «сказка». Миф – это именно миф, явление гораздо более многомерное, чем простая выдумка. Переплетение правд и неправд, выпячиваний и недоговоренностей, подвигов и смертей – картина мира советского человека, жившего на войне, конечно, несколько отличалась от того, что происходило на самом деле, но по-другому все-таки было нельзя. Кому стало бы лучше, если бы диктор Левитан рассказывал бы о сотнях тысяч бойцов и командиров, добровольно сдававшихся в плен и желавших сражаться против Красной армии в рядах вермахта? Как изменился бы ход войны, если бы Эренбург вместо зверств немецких карателей описывал бы зверства заградотрядов или, - ну черт его знает, застолья в Смольном в дни ленинградской блокады? Эренбург с Левитаном – такие же соавторы Победы, как и безымянный пехотинец, погибший в белоснежных полях под Москвой, и маршал Жуков, который хоть, может быть, и не жалел солдат, но взял Берлин, за что его нужно благодарить. Леонид Леонов со своими бесконечными «Письмами американскому другу», в которых он умолял этого друга открыть второй фронт, не рассказывая при этом о Гулаге – такой же герой войны, как Шостакович со своей Ленинградской симфонией. Победу приближали все – и Абакумов со своими заградотрядами, и журналист Кривицкий, выдумавший фразу «Велика Россия, а отступать некуда» (карикатурист Борис Ефимов в мемуарах пересказывает разговор шефа Совинформбюро и ГлавПУРККА Александра Щербакова с Кривицким: «- Их было 28? – 28. – И все погибли? – Все погибли. – Кто же вам передал слова Клочкова? – Никто, но я подумал, что он должен был сказать что-то в этом роде. – Спасибо, вы очень правильно поступили», - да, черт подери, правильно, конечно). Советский военный миф был таким же оружием, как Т-34 или «Катюша». И точно так же, как мы гордимся тем, что Т-34 оказались сильнее «Тигров», мы должны гордиться тем, что ведомство Щербакова оказалось сильнее ведомства Геббельса.
V.
История ведомства Геббельса закончилась вместе с его жизнью в мае сорок пятого. Щербаков, кстати, тоже умер в те же дни – десятого (по другим данным – прямо девятого, но о смерти объявили сутками позже, чтоб не портить людям праздник) мая, но его ведомство, разумеется, никуда не делось. Сейчас модно говорить, что в первые два десятилетия после 1945 года тема Победы не доминировала в советской пропаганде, но единственный аргумент в пользу этой точки зрения – то, что до 1965 года 9 мая было рабочим днем. В действительности же достаточно пролистать советские газеты конца сороковых и начала пятидесятых, послушать песни, посмотреть кино, чтобы понять – война и Победа занимали в советской пропаганде тех лет гораздо более значимое место, чем даже революция 1917 года. Более того – военный миф постоянно модернизировался, становясь инструментом для решения текущих внутренних и внешнеполитических проблем. Гениальным с этой точки зрения можно назвать фильм «Встреча на Эльбе», снятый Григорием Александровым в 1949 году – через три года после Фултонской речи Черчилля. Место действия – Германия 1945 года (угадайте, в каком городе снимали), в которой хорошим парням из советской зоны оккупации мешают жить плохие парни из американской зоны. Да, в первые минуты фильма русские и американцы обнимаются на мосту через Эльбу, в роли которого снялся наш Берлинский мост, но понять, как эти лютые враги четыре года были союзниками – решительно невозможно.
Год за годом, день за днем военный миф модернизировался и менялся. Причины этих изменений были самыми разными – полемика с Америкой, вражда с Югославией, развенчание «культа личности», возвышение «дорогого Никиты Сергеевича» и так далее. С приходом к власти Леонида Брежнева миф претерпел самую важную мутацию – из сугубо пропагандистского явления он стал явлением пропагандистско-социальным. Понятно, что советские генсеки были лишены необходимости впрямую завоевывать доверие электората – но обеспечить лояльность населения после десяти лет хрущевского «волюнтаризма» новым властям было жизненно необходимо. Начиная с 1965 года у мифа о войне началась новая жизнь – воспевая «великий подвиг советского народа», строя помпезные памятники и музеи, заказывая кинематографистам душещипательные киноэпопеи брежневское политбюро, по сути, напрямую обращалось к самой массовой, активной и влиятельной прослойке того времени – сорока-пятидесятилетним бывшим фронтовикам: мол, дорогие ветераны – вы, именно вы теперь наша социальная база.
Попутно, как известно, Брежнев с помощью военного мифа решил и ряд личных проблем с самопозиционированием – о том, что такое Малая земля, и сегодня знают все жители России, которым больше тридцати лет. Возвышение Малой земли над другими героическими эпизодами войны, разумеется, правдивости мифу не добавило.
Третья волна конструирования этого мифа, - почему-то в этом мало кто отдает себе отчет, - началась в девяностые, при Ельцине. Здесь, как и во времена Брежнева, сработал и идеологический, и социальный фактор – ветераны, большинству которых тогда было слегка за семьдесят, составляли немалую и, может быть, самую активную часть электората (на которую, кстати, всегда очень рассчитывала левая оппозиция), а кроме того – в какой-то момент оказалось, что общенациональных идеологических скреп после гибели СССР не осталось вообще, а без них тяжело управлять страной. Можно сравнить два девятых мая – 1992 и 1995 годов. В первый постсоветский год по Красной площади маршировали российский, британский, французский и американский военные оркестры, – общая победа, все дела (ветераны же уныло шагали по улицам вместе с анпиловской демонстрацией), - а уже через три года празднику вернули абсолютно советский формат – с военным парадом, чествованием ветеранов и фильмом «Освобождение» по телевизору. Важно уточнить – фильм «Освобождение», снятый в брежневские времена и состоящий из всех тогдашних штампов «про войну» (гениальный Жуков и редко появляющийся в кадре, но всегда сдержанно-мудрый Сталин, подвиг народа, сердце солдата, направляющая роль партии и так далее), - в девяносто пятом показывали в новом, перемонтированном виде под названием «Трагедия века» с аккуратно вырезанными Сталиным, партией и, до кучи, Малой землей. Сложносочиненный советский миф о войне при Ельцине был изрядно подрезан – до такой степени, что сколько-нибудь содержательная его часть напрочь растаяла в парадной трескотне по поводу профессионального праздника ветеранов. И это обстоятельство в конечном итоге оказалось ловушкой.
VI.
Ловушка заключается вот в чем. Сегодня большинству воевавших – под девяносто. Большинство – слово слишком громкое, если учитывать, сколько ветеранов дожило до наших дней (сегодня государство может себе позволить даже пообещать им всем по квартире к 2010 году – «естественная убыль» на эти полтора года наверняка заранее заложена в смету). Как социальная база или электорат они уже, скажем прямо, никому не интересны, а поскольку девятое мая в последние десятилетия было их профессиональным праздником, то возник очень серьезный риск элементарно потерять этот праздник – он просто мог умереть вместе с последним ветераном. Георгиевская ленточка как всероссийский символ памяти и гордости в этом смысле стала прорывом – в таком всеобщем гражданском ритуале, связанным с Днем Победы, страна нуждалась давно. Но ленточка стала единственным шагом в нужном направлении; все остальное – ужасно. Ужасны попытки использовать риторику 1941-45 годов в спорах с Прибалтикой и в воспитании «Наших»; ужасны праздничные плакаты, на которых вместо «С Днем победы!» честнее было бы написать «Совок неистребим». Ужасен Олег Газманов, кривляющийся в старого образца гимнастерке. Советский миф о войне, давно пребывающий в состоянии Тришкина кафтана, стал частью сегодняшней пропаганды и сегодняшнего шоу-бизнеса, десакрализовался к чертовой матери. Думаю, поэтому, а не только потому, что «англичанка гадит», сегодня мы не вздрагиваем, когда кто-то предлагает переписать историю и даже на голубом глазу спрашивает – А не было бы лучше, если бы в сорок пятом победила Германия?
Советский миф о войне обречен. Это нужно принять и с этим нужно что-то делать.
VII.
Историю принято называть наукой. На самом деле историки себе льстят – эта сфера человеческого знания балансирует где-то на грани пропаганды, журналистики и чего-нибудь еще в этом роде. Правильнее было бы сравнить историю с набором детских кубиков с буквами – можно сложить слово «Мама», можно – «Папа», а можно и вовсе, если кубики, например, попадут в руки какому-нибудь хулигану, соорудить из них какое-нибудь неприличное слово.
Фактов о Великой отечественной войне, которыми мы сегодня, когда все или почти уже рассказано, написано и прокомментировано, располагаем, хватит для чего угодно. При желании (коллаборационистов у нас действительно было больше, чем в любой другой стране) можно вообще описать ту войну как войну гражданскую – типа одни за Сталина, другие за Русь святую (такое отношение к войне сейчас тоже вполне распространено). Можно относиться к войне как к противостоянию двух тоталитарных систем (очень распространенная точка зрения), можно – как к истории полководческой гениальности Сталина или хотя бы Жукова. И так далее – но всем уже понятно, что нет ни одной более-менее стройной теории, с которой согласились бы все, кто живет в России сегодня. А она обязательно нужна – пока мы латаем Тришкин кафтан, сторонники исторической ревизии на наших глазах выстраивают стройную систему координат, в которой есть нацисты и холокост, советские мародеры и заградотряды, американские морпехи и даже мифический французский Резистанс – нет только нас и нашей Победы.