В рамках проекта «Город и его люди» основатель «Катарсиса» рассказал RUGRAD, как у него искали запрещенную литературу, есть ли место книжному среди ЖК премиум-класса, как в Калининграде паразитируют на Иммануиле Канте, как независимый книжный выжил в борьбе с крупным ритейлом и о временах, когда военные самолеты возили книги.

Независимый книжный магазин «Бибколлектор» работает на калининградском рынке более 30 лет, успев за свою историю пережить несколько трансформаций. В 1990-е магазин обеспечивал литературой вузы и библиотеки. В «нулевые» — представлял собой буквально единственный полноценный независимый книжный, став в Калининграде аналогом московского «Фаланстера». В 2015 году «Бибколлектор» переехал в помещения бывшего клуба «Репортер», сменив название на «Катарсис». С этого момента «Катарсис» фактически перерос формат исключительно книготорговли, став полноценной культурной площадкой. Здесь проходили творческие вечера и кинопоказы, преподаватели БФУ им. Канта устраивали лекции, которые выходили за пределы образовательных программ. Именно на этой площадке прошла лекция о Сергее Курехине журналиста, пиарщика, автора книг по истории рок-подполья Александра Кушнира (Кушнир публично пообещал, что это была последняя лекция о лидере «Поп-механики»). 

В настоящий момент «Катарсису» предстоит пережить еще один кризисный момент своей истории. Из-за повышения аренды магазин лишается помещений в здании на ул. Озерова — ул. Гаражной. Предполагается, что их займет федеральная сеть алкомаркетов. Владелец магазина Александр Мамаев рассказывает, что предложения от потенциальных арендодателей он уже получил, но пока что окончательное решение не принял. Судьба «Катарсиса» пока что не ясна.

«Не могу дать человеку дерьмовую книгу и забрать деньги»

Я родился в Калининграде и жил в нем до 30 лет. Потом получил приглашение в тверской НИИ и переехал. Работал там достаточно много лет, а когда началась «ломка» Советского Союза, финансирование стало осложняться, я сделал свой первый книжный магазин в Твери (чтобы его открыть, продал два ваучера). Месяцев за 8 я его довел до того, что он стал самым знаменитым в городе. 

Как-то поехал в Калининград к родителям и из любопытства прошелся по книжным. Увидел унылую картину, грубо говоря, как кладбище: новых книг нет, а если есть, то это «глянец» (уголовные, любовные романы) и прочая халтура. На полках книги, которые не продавались 5–10 лет. Не было профессиональной литературы: новых книг по истории, психологии, философии… И я не понимал, почему в городе масштаба Калининграда таких книг нет.

Я просканировал фонды университета, областной и центральной библиотек, и везде была такая же тяжелейшая картина: практически полное отсутствие современной литературы по всем научным дисциплинам. Тогда я решил работать на 2 города. 

Открыть магазин в Калининграде было тяжелее, чем в Твери. Там уже так сложилось, что у меня было место в центре и со стеклянной витриной. Я в тот момент стал работать «на два фронта», и у меня не было возможностей тщательно подбирать место в Калининграде. Я пришел в библиотеку им. Чехова с предложением их укомплектовать и сказал, что хочу и магазин еще свой открыть. Они сразу сказали: «Хотим, чтобы вы были у нас», — и предложили мне помещение. Условия по аренде были очень хорошие, и я туда въехал. Это было 42 кв. м: стеллажи влезли, но было битком и тесновато. Всё было заставлено людьми и книгами.

В своем ассортименте я отказался не от масс-маркета, а от его низшей категории: примитивные романы, дешевая эзотерика, глянец и так далее. Чем я это заменял? Хорошей литературой и трудом. В первом «Бибколлекторе» было всё: и научные книги, и «художка», — всё было одновременно.

Мы обеспечивали книгами учебные заведения. Это позволяло жить даже с небольшим плюсом, а не на грани рентабельности. Поэтому я не слишком тяжело переживал за потерю той составляющей, которую мог бы дать мне глянец. А он большие деньги мог дать в тот момент.

Дело еще в том, что я вообще не видел потребителей книг такой категории. Иногда они заходили и просили какую-нибудь книжку по эзотерике: какую-нибудь «Диагностику кармы» или что-нибудь про столоверчение. Я говорил, что у нас нет такого. «Ну тогда привезите! Вы же можете». «Могу. Но не буду». Людей это вгоняло в ступор. Один человек, глядя на меня пристально, говорил: «Чувак, слушай, я не понимаю. Я тебе деньги плачу, ты чего, не коммерсант?» Я говорю: «Нет, не коммерсант. Я не привезу тебе эту книгу». 

У меня другая доминанта — простой, по сути, тезис: я не могу причинить двойной ущерб человеку. Дать ему дерьмовую книгу и забрать его деньги.

«Чувак, слушай, я не понимаю. Я тебе деньги плачу, ты чего, не коммерсант?» «Нет, не коммерсант».

В нашем объеме продаж было много книг, которые мы лично рекомендовали, лично я рекомендовал. Могу сказать, какую книгу я сделал хитом: лекции о Прусте Мераба Мамардашвили — «Психологическая топология пути». Я влил в Калининград этой книги столько, сколько не было ни в одном городе России. 

Я не сравнивал Пелевина и Мамардашвили по показателям [продаж], конечно, Пелевин обойдет его по количеству. Но часто тиражи Мамардашвили заканчивались и не было возможности их купить. Люди приходили и спрашивали, а у нас их не было. Я всегда покупал с запасом, но их всегда не хватало. Так бы он и конкурировал с Пелевиным. 

В 1990-е я вернулся в любимый город. И наконец-то мне стало спокойно и комфортно, а остальное большого значения уже не имело. Город тогда находился в стадии окончания какого-то распада, какой-то полуреформации, чего-то нового. Но мне сложно оценить, очень был занят работой.

 

«Возили книги военными самолетами»

Первые 6 лет постоянно ездил и перемещался. Тогда нельзя было заказать книги, всё сам привозил. Я ездил в Москву и Питер, а «база» у меня первоначально была в Твери. Оттуда я делал наезды на Питер и Москву, выкупая всё хорошее, что там можно было купить.

Я обошел все издательства Москвы и Питера (вплоть до типографий) и со всеми заключил договоры. Мы поставляли книги во все вузы, включая коммерческие. Были заказы, заявки, — мы исполняли. Потом появились тендеры и котировки — мы участвовали. Иногда проигрывали, но редко. Не то, чтобы мы исключительно за счет тендеров выживали, но в том числе. Я бы сказал, что выживали по совокупности всех факторов. 

«На книгах элементарно можно спину надорвать. Книга — очень тяжелая штука».

Мы очень быстро стали нужны областной библиотеке, университету, потому что доставали книги, которые они достать не могли. Львиная доля того, что к ним поступало, поступало через мою организацию. Когда я пришел в библиотеку им. Чехова, у них были пустые залы. Через год в зале сидело 200 человек одновременно и мест не хватало, потому что фонды так выросли за год. 

В тот период было невозможно достать книги вообще. Если ты только сам едешь, сам всё находишь, сам ко всем пешком приходишь, договариваешься, платишь наличкой и тащишь на себе дальше. Это был период, когда я книги таскал на себе. Потом уже стал заказывать автомобиль. 

На книгах элементарно можно спину надорвать. Книга — очень тяжелая штука. Когда ты в коробку складываешь книги, поднимаешь ее, то кажется, что это кирпичи.  

Логистика строилась по разным этапам. Сначала [мне повезло]: мы возили книги военными самолетами. Как так получилось? Случайно совпало…Сколько книг в военный самолет вмещалось? Нормально так. 

 

«Начав бизнес в 1994-м, смог купить машину только в 2002-м. Вот она рентабельность»

Начиная бизнес в 1994 году, я смог купить машину только в 2002 году. Вот она рентабельность моего бизнеса. Квартиру купил позже. Потом, потихоньку набирая популярность, я мог себе уже позволить ездить за границу и так далее. Даже когда были тендеры, это всё равно никогда не было хорошей прибылью. Когда ко мне обращались люди из бизнеса и начинали говорить о моем деле, то я отвечал: «Я не бизнесмен, у меня культурный проект». Это было четкое и осознанное решение, не постесняюсь этого слова, спасать образование и культуру. Мне очень хотелось, чтобы в Калининграде жили культурные и образованные люди. 

У меня было много партнерских отношений с московскими и питерскими аналогичными магазинами. Так вот, они все давно закрылись, ни одного не осталось. Те, которые выжили, переехали на городскую периферию. А я продолжал работать. 

Цена на книги у нас всегда была вменяемая. Какой-то универсальной средней наценки на книги нет: мы позволяли себе в пределах от 25 % до 45 %. Но когда были котировки, то некоторые люди выкатывали и две цены. Знаю, что некоторые вузы работали на условиях, что им учебники поставляли за 2–3 цены от других поставщиков. 

У продуктового ритейла наценка ниже, потому что это продукты, а книга — это не товар первой необходимости, и спрос на нее всегда меньше. Они могут жить за счет большого оборота, а мы не можем. Поэтому вынуждены были держать такую наценку. Но сейчас, конечно, она ниже. 

«Рэкетиры посмотрели на меня с изумлением»

Мы сталкивались и с незаконным давлением на бизнес, когда магазин еще находился на ул. 9 Апреля. История началась внезапно: я был в Москве на закупках. Когда я вернулся, то сотрудница мне сбивчиво рассказала, что приходили люди и требовали дать денег или «встать к ним на обслуживание». Я понял, что это рэкет. У сотрудницы был сосед, о котором она имела представление, что он якобы работает в РУБОП. Она к нему обратилась, он сказал, что будет с этим работать: «Мы вам поможем». 

Когда я вернулся из Москвы, то через день-два появились два джентльмена в длинных плащах. Они стали беседовать, что, вот, был инцидент, а они помогли его решить и теперь хотят, чтобы эта помощь была оплачена. Я понял, что имею дело с откровенным рэкетом, который выступает в таком «гуманном обличии». Потом они снова пришли, беседа продолжилась: «Смотри, у тебя всё равно будут проблемы, всё равно к тебе придут, тебе неизбежно нужно будет кому-то платить». Мне рассказали, что Калининград поделен на зоны, что каждое предприятие подпадает под ту или иную группировку. Что ко мне всё равно придут и будет еще хуже, чем предлагают они.

Приходили они ко мне, как на работу. Я спрашивал, сколько я им должен платить. «Мы не можем оценить твою рентабельность. Мы знаем, сколько можно брать с магазина по продаже алкоголя, сколько с продуктового, а сколько брать с твоего бизнеса, мы не знаем. Ты сам определи». Ну потом они уже стали спрашивать: «500 баксов можешь?» Я очень не хотел платить рэкетирам, это было против моих правил и принципов. Я даже им сказал, что вы стоите в книжном магазине, а в каждой второй книге здесь написано, что я не могу заниматься тем, что вы мне предлагаете. Поэтому давайте как-нибудь по-другому, давайте мы будем хорошими друзьями, я буду вам давать книги, и вы будете их читать. Они посмотрели на меня с изумлением: «Ты что, сумасшедший?»

Из правоохранительных органов приходили два вежливых молодых человека. Говорили: «Мы пока не можем понять. Если бы был инцидент, что вас избили, совершили над вами какое-то насилие, то было бы проще. А так ходят люди и ходят, мало ли что…».

«Я чувствовал, что один на один с бандитами».

У моей хорошей знакомой был близкий знакомый — начальник отдела в правоохранительных структурах. Он пообещал, что вмешается. Пришли его подчиненные, сказали, что проблему решили. «Мы пустили информацию в эти сферы, что это место неприкосновенное». И всё, слава богу, стало спокойно. А через несколько месяцев мне моя сотрудница сказала, что того человека, с кем она изначально беседовала, убили в подъезде. 

Был еще эпизод, когда у меня угнали машину и требовали выкуп (думаю, это были какие-то последствия предыдущей истории). Каждый вечер мне звонили домой, но я отказывался выкупать. Бродил по городу в поисках, где машину запарковали, но так ничего и не нашел. Я приходил домой, отвечал на эти жуткие звонки и чувствовал, что беззащитен. Что нынешнее государство не может меня защитить, что я занимаюсь важным и хорошим делом, а защитить меня некому. Что я один на один с бандитами.  

«Началось всё "развратом" через коммерческие вузы»

Падение спроса на учебную литературу началось в 2007 году. Но не потому, что «цифра» стала вытеснять печатную продукцию. Но я увидел спад качества высшего образования: всё реже покупали базовые хорошие учебники, всё больше студенты ограничивались короткими брошюрами. На складе много скопилось хороших книг, но все они повисли мертвым грузом. Чем дальше — тем больше было это доминирование кратких изложений. Началось всё таким, назовем это, «развратом» через коммерческие вузы: в коммерческом вузе преподаватели не могли предъявлять строгих требований. Они мне жаловались: «Когда мы ставим плохую оценку "коммерческому" студенту, то нас вызывают в ректорат и начинают мягко журить». А потом началась «цифра» и бесконтрольное скачивание с нарушением авторских прав. 

Как раз в 2007 году я переехал из «Чеховки»: мы в их масштаб уже не вмещались, переросли. Хотелось иметь больше помещений. Так совпало: нам стало тесно, а библиотека хотела делать новый проект в этих помещениях. В результате мы его освободили. Финансовая убыль (после переезда из библиотеки и поиска помещения на коммерческих условиях. — Прим. ред.) была заметна, но она не была роковой или критической. Работали дальше.

Были и другие варианты на рынке, помимо здания на ул. 9 Апреля (магазин «Бибколлектор» размещался там до 2015 года. — Прим. ред.), но мне было туда проще переезжать. Плюс там было два зала и большой коридор, который я использовал как склад. 

В то время предложения на рынке коммерческой недвижимости не были для нас принципиально дорогими. А сейчас — это катастрофа. Первые предложения — это такие суммы, что ты начинаешь думать, как это в итоге будет. И я предвижу дальнейшее ухудшение экономической ситуации у каждого гражданина (особенно у тех, кто книги читает). Я предвижу уменьшение нашей потенциальной клиентской базы. Поэтому позволить себе магазин с высокой арендой, наверное, не могу. 

Формирование миддл-класса было заметно и по книжной торговле. Приходили люди (явно бизнесмены), покупали книги. Среди них были те, кто покупал тематические книги (как управлять компаниями, книги по маркетингу), но были и люди с очень хорошим образованием, которые хотели очень хорошие книги. Часть из них находилась со мной в общении, покупали книги по моей рекомендации. У меня были тесные с ними отношения, и они до сих пор остались: эти люди до сих пор приходят за книгами.  

В целом про 1990-е и «нулевые» можно сказать, что это был период, когда «Бибколлектор» жил относительно хорошо. Были периоды, когда я видел, что выручка растет. Связано это было с увеличением количества покупателей: про нас узнавало всё больше людей. Ассортимент всегда был качественный и не сильно влиял на прибыль. 

В «нулевые» в Калининграде я себя ощущал всё более приятно. Видел, что город раскрывается, что появляются какие-то культурные модели. Меня это всегда радовало. Было какое-то интеллектуальное бурление, но я не очень в нем участвовал. Я был в своем коконе или пузыре. Я всегда был нацелен на работу, а ее было много.

«Пирог никогда не принадлежал нам целиком»

В один момент сеть «Вестер» четко решила с нами конкурировать (у торговой сети была собственная книжная сеть «Книги и книжечки». — Прим. ред.). Борьба эта длилась очень долго и была очень жесткой. Они не только наш ассортимент скопировали… Ко мне потом два человека [из этой] сети приходили и повинились. Один сказал: «Александр, я очень уважаю ваш магазин, покупаю там хорошие книги, но хочу покаяться перед вами. Я маркетолог, который ходил и изучал ваш магазин, чтобы потом скопировать его в "Вестере"». Они скопировали вплоть до функции проката книг (у нас она всегда была). 

«У них была бизнес-модель, а у меня — страсть и любовь».

Прямо возле нас [на ул. 9 Апреля] они открыли магазин деловой литературы. Это была прямая конкурентная борьба. Почему мы выстояли? У них была бизнес-модель, а у меня — страсть и любовь. Отъели они у нас прилично. Как я реагировал? Я ходил и печалился. Что мне еще было делать? 

Естественно, и сеть «Буква» (в настоящий момент отсутствует на калининградском рынке. — Прим. ред.) имела часть нашего ассортимента, но небольшую. Были пересечения, но не фатальные. Как это всегда бывает: часть отъел «Вестер», часть отъедал «Буквоед» (сеть до сих пор присутствует на рынке региона. — Прим. ред.), часть оставалась нам. Пирог никогда не принадлежал нам целиком. Этой части хватало, чтобы кормить семью, платить сотрудникам и немножко ездить за границу.

Была еще одна конкурентная и жесткая борьба — с «Лабиринтом». Это была очень тяжелая борьба. Книги у них часто были дешевле, но не всегда. Часть цен была вровень (мы же их мониторили). Выжили мы потому, что «Лабиринту» требовалось время на доставку. Плюс покупатели не видели книгу, а тут приходили люди, видели книгу и принимали решение, купить ее или нет. 

Это иллюзия, что в ассортименте маркетплейсов есть всё. В «Лабиринте» ассортимент был шире. Думаю, что ни Wildberries, ни Ozon нас бы не убили. Особенно если это будет совокупный бизнес: книги, арт-площадка, чай, кофе. То есть когда наш баланс складывается из всех этих элементов. Если один уйдет, то будет еще сложнее. 

Всем, кто занимается книжным бизнесом, я желаю процветания. Но вместе с нашим процветанием.

 

«Книжный магазин круче Канта» 

У чиновников никогда не было интереса к магазину. Никого из крупных чиновников тут, по-моему, так и не было. Мы специально приглашали [Александра] Ярошука, он сидел, пил кофе, поговорил с нами, но ничем это не кончилось. Зачем приглашали? Мы думали, что что-то будет. Государство же без конца обещало книжным магазинам какие-то льготы. 

Когда возникают такие ситуации, как с демонтажем памятной доски литовскому драматургу и философу Видунасу в Советске, то это не из-за того, что чиновники книг не читают. Для них просто, наверное, важнее сохранить отношения с властными структурами, чем забота о культурном наследии. Они просто в такой ситуации [находятся]. Будь другая ситуация, то они, наверное, поступали бы по-другому. 

«Помешанность» калининградцев на Канте, к сожалению, накладывала специфику на книжный рынок. Когда приходят купить книгу, то часто говорят: «А Кант есть у вас?» Остальные философы их интересуют гораздо меньше. Кант у нас, конечно, есть, и это, конечно, хорошо. Но многие покупают его сочинения, а есть устойчивое мнение, что читать его сочинения (особенно «Критику чистого разума») — это задача непосильная для обычного человека. Могу сказать с вероятностью 99 %, что он надорвется. Я видел результаты такого, и они негативные.

Из Канта в Калининграде сделали бренд. Когда бренд стал мелькать из-за каждого угла, то меня это стало раздражать. Все-таки не очень правильно строить концепцию культурного города на историческом персонаже, который когда-то жил, а к нам имеет очень косвенное отношение. Надо все-таки развивать свои новые бренды. Я даже для себя придумал формулу, что «поклоняясь» бренду Канта, вплоть до безумного желания переименовать аэропорт (совершенно безумная вещь, Храброво — прекрасное название), нужно делать свои бренды. Я, может быть, преувеличиваю, но могу сказать, бренд Канта — это мертвый бренд, на котором мы паразитируем. 

Мой проект — это живой бренд. Как живой бренд книжный магазин круче Канта. Более того, им интересуется гораздо больше людей, чем Кантом. 

Когда Кант используется в рекламе, то меня это раздражает. Это неправильно. Кант был философом и жил в абстрактном мире. Есть печальная история, что, когда Кант умер, его дом не стали сохранять, отдали под трактир (а потом вообще снесли). Поэтому, может быть, «Кант-маркет» с алкоголем — это закономерность в историческом плане.

 

«Конфисковали Ханну Арендт и несчастного Вальтера Беньямина» 

За всю историю магазина было два рейда: нас проверяли на предмет запрещенной литературы. Один рейд (2 месяца назад был, что ли): было человек 5, прошлись, ничего не конфисковали. Были в полной растерянности, не знали, что им делать и что искать. Второй: пришли двое и пошли по полкам. Конфисковали две совершенно невинные книги: Ханну Арендт и несчастного Вальтера Беньямина. До сих пор их не вернули. Сказали, что ознакомятся. 

Как я на это реагирую? Как на грозу, как на удар молнии. Нет, тьфу-тьфу, молния — это все-таки слишком. Как на легкий дождик. Не вижу в этом ничего страшного: они делают свое дело, мы — свое. 

Обязанность продавать часть книг в целлофановой обертке не сильно испортила книготорговлю. Не было ничего фатального. Есть два вида целлофана: есть тот, который вскрывать разрешено, если покупателю есть 18 лет (а у нас взрослая аудитория). На книгах писателей, которые были признаны иностранными агентами, вскрытия нет. Но таких у нас очень мало, не знаю, сколько таких книг осталось. Человек, который такую книгу покупает, не просит ее развернуть. Его это не обламывает. 

Любой запрет, который касается книготорговли, ухудшает положение издателей и магазинов. Идет убыток от одного, второго, третьего. Поэтому сейчас книжные магазины стремительно закрываются. Влияние запретов на увеличение темпов этих закрытий есть. Уменьшается количество того, что можно продавать. А значит, и общий товарооборот.

 

«Дискотеки — хороший маркетинг, но болезненный компромисс»

Когда в 2007 году я стал замечать спад интереса к научной литературе и уход читателя, то у меня стала формироваться концепция трансформации книжного магазина в культурное пространство и арт-площадку. Я понял, что читателя нам надо воспитывать, активно готовить. Но для этого должно быть красивое пространство. Это не может происходит в подвале или квартире (как это часто бывает), заваленной книгами. Когда появилось предложение (о переезде в помещения бывшего клуба «Репортер» на ул. Озерова. — Прим. ред.), то всё совпало. Я понял, что из этого пространства могу сделать нечто подобное «храму». И мы это воплотили.

Творческие вечера и концерты приносили немного прибыли. Это была больше маркетинговая составляющая. Люди приходили и говорили: «Боже мой, а как же я не знал! Теперь буду ходить». Это больше был маркетинг. 

Иногда приходили с предложением организовать дискотеку. Я долго колебался и с трудом согласился. Это было хорошей маркетинговой акцией и небольшой финансовой поддержкой. Ну и весьма редкой, эпизодической. Тем не менее, это был предмет тяжелых размышлений, тяжелых переживаний и болезненного компромисса.

Была попытка заключить со мной долгосрочные отношения на предмет вечеринок. Но, посмотрев на одну из них, я сказал: «Нет». Было такое хамоватое отношение: мы заплатили и можем свободно себя вести. Кто покупает девушку — тот ее и танцует. У них было такое отношение, и это закончилось: я отказался, несмотря на выгодные условия.  

Были еще мероприятия, от которых мы сознательно отказывались. Я отказывался от вечеров, когда местные графоманы, мнящие себя писателями и поэтами, делали здесь долгие-долгие вечера. По 5–6 часов эти люди угощали друг друга своей графоманией. Душа моя не могла с этим примириться, я слишком люблю поэзию и литературу. 

«Я обеими руками за хороший винный магазин»

Туристы нам очень сильно помогли. Их в какой-то момент стало намного больше, чем калининградцев… В какой-то момент мы поняли, что теперь процентов 70 покупателей — это туристы.

Очень зря, что вы не можете себе представить человека, который, находясь на отдыхе, пойдет искать книги Ханны Арендт. Такие люди были. Есть категории людей, которые заранее гуглят «независимый книжный магазин», «интересное место», «авторские книги», а о нас полно информации. И есть те, кто приезжает в город повторно, разу по третьему, и сразу приходят сюда. 

Они ищут книги, открытки, возможность посидеть здесь. Мы для них как уникальное место Калининграда. Они так и говорят: «Это уникальное место, хотели бы, чтобы в нашем городе было такое». Все туристы (включая Питер и Москву) в один голос говорили: «Боже мой, как хотелось бы, чтобы и в нашем городе это было». Это говорили люди, которые знают про «Порядок слов», про «Книги и кофе». Эти люди знают про эти книжные, но всё равно так говорят.

«Алкомаркеты тоже должны быть, это тоже отдельная отрасль культуры и жизни».

Попытки повторить опыт «Катарсиса» есть, но они очень скромные. Есть попытки повторить его как арт-пространство. «Сигнал» открылся явно с прицелом на нас (я так думаю, потому что они про нас знали). Но не думаю, что их будет много. Скорее, больше вообще этого не будет, потому что люди увидят наш печальный опыт. У них вряд ли возникнет желание, потому что потребуются усилия, профессиональные знания, вложения средств и долгое-долгое терпение. 

Туристический бум влияет на образ города. Мне это нравится. Становится больше оригинальных мест. Сначала всё происходило на уровне: «Сейчас сделаю любое кафе, и люди туда пойдут». Туристы — более привередливые, конкуренция повышается, и всем хочется сделать какое-то оригинальное место. 

Алкомаркеты тоже должны быть, это тоже отдельная отрасль культуры и жизни. Я обеими руками за хороший винный магазин. 

В ситуации, когда растут жилые кварталы премиум-класса, книжному магазину получить место становится всё сложнее. Стоимость жилья повышается, а за ней растет и арендная ставка. Книжной торговле уместно там находиться, но выживать ей там всё сложнее. 

Единственная возможная форма, в которой может при таких условиях сохраниться книжный магазин, — это либо собственные помещения, либо площадь, которая принадлежит государству, и льготная аренда.

 

«Цивилизация же не закончилась, правда?»

Цена на аренду у нас повышалась достаточно плавно и мягко, могу отдать должное своим бывшим арендодателям. Всё было абсолютно цивилизованно и с допустимыми переходами и градациями. 

Понимаю, что мы проиграли рыночной экономике, и я бы поставил знак вопроса: может ли в таких условиях существовать книжный магазин. Я не готов на него ответить: не было у меня аналитических размышлений и попытки прогнозировать.

Я уже получил несколько предложений по новой аренде. С точки зрения дислокации, где находятся эти места, размерам и площади помещений и арендной ставке пока не вижу подходящих условий. Во всяком случае, в пределах того ареала, который будет доступен местным жителям и туристам.

Я, скорее, соглашусь, что мир находится в стадии гуманитарной катастрофы, чем возьмусь эту точку зрения опровергать. Но считаю, что думающие люди (которые хотят впитывать культуру, в том числе в печатном виде) если и погибнут, то со всем остальным населением. А поскольку они будут, то будет и какой-то спрос, какая-то модель, которая им будет нужна. Будет ли это какой-нибудь цифровой гаджет, какой-нибудь чип в мозг, мне судить трудно.

Цивилизация же еще не закончилась, правда? Давайте лет через 5 подведем итоги, если мы будем живы. Будет ли продолжаться книжная история? Я же не Глоба, предсказывать не могу. Хотел бы надеяться, что дело, которое я люблю, которому я посвятил 30 лет жизни, продолжалось. Пускай и без меня. Необязательно в этом я должен быть.

Текст: Алексей Щеголев
Фото: RUGRAD