RuGrad.eu

Раздел 1.  В приговоре суда ошибочно указывается, что я совершил данное преступление, преследуя цель незаконного обогащения

Необходимо учитывать, что при вымогательстве виновное лицо действует с умыслом на получение материальной выгоды для себя или иных лиц. (Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 декабря 2015 г. N 56 г. Москва «О судебной практике по делам о вымогательстве (статья 163 Уголовного кодекса Российской Федерации)»

Денежные средства предназначались на благотворительную деятельность общественной организации «Фонд развития Багратионовского района», которая к моменту описываемых событий существовала и активно вела работу уже на протяжении 5 лет, реализовывала на территории района ежегодно программы помощи старикам и детям в общем объеме от 2 до 3 миллионов рублей в год.
Кроме того, свидетель Олег Иванин в своих показаниях подтверждает, что в финансировании «Фонда развития Багратионовского района» изначально предполагалось участие компании ООО «Стриктум» и ее дочерней структуры ООО «К-Поташ Сервис», о чем он указывал в своих показаниях и на очной ставке.
Цель получения средств была также неоднократно озвучена при моих беседах со свидетелями – представителями и переговорщиком от ООО «Стриктум» и фигурирует в уголовном деле:
Сводка к флэш-накопителю (Том 1 л.д. 83-106)
Сводка к диску №7т/82с от 13.06.2016 (Том 1 л.д. 187-206)
Сводка к диску №7т/86с от 14.06.2016 (Том 1 л.д. 209-215)
Сводка к диску №7т/87с от 14.06.2016 (Том 1 л.д. 216-222)

Цель получения средств от представителей компании ООО «Стриктум» и ООО «К-Поташ Сервис» заключалась исключительно в исполнении ранее данных обязательств по финансированию деятельности благотворительного фонда.
«Эти деньги не мне. Я их потрачу на-на то, что делается Фондом.»
«…если они мне лям дадут, что бы я закрыл хвосты, которые у меня сейчас есть перед детьми, вот, я, я буду счастливым, довольным человеком и до сентября месяца мне вообще ничего не надо!» Сводка к флэш-накопителю (Том 1 л.д. 83-106)

«Я еще раз говорю, мне важен вопрос сегодня, чтобы финансы шли на этот самый, на помощь, на исполнение моих же обязательств, которые я вынужден был, вот, вынужден был, так сказать, да, взять на себя, когда товарищ Иванин все наобещал, наобещал, наобещал».
Сводка к диску №7т/86с от 14.06.2016 (Том 1 л.д. 209-215)
Сводка к диску №7т/87с от 14.06.2016 (Том 1 л.д. 216-222)

 Более того, цель получения средств подтверждена моей распиской, выданной при получении денег и приобщенной к делу:

Калининград, 14 июня 2016 года    
                                                                                 Расписка

Я, Образцов Борис Владимирович, (паспорт 27 15 578790, выдан 09.09.2015 отделом УМФС России по Калининградкой обл., Ленинградского р-на, гор. Калининграда, код подразделения 390-003) получил 1.000.000 (один миллион) рублей безвозмездного пожертвования на комплекс мероприятий Фонда развития Багратионовского района на территории Багратионовского района за период с 01 января 2016 года по 30 сентября 2016 года.

__________________                          ___________________________
Подпись                                                               Расшифровка

(Том 2 л.д.104)

При этом следствием также установлено, что когда я предложил Сюндюкову получить у меня вышеуказанную расписку на получение от него одного миллиона рублей, Сюндюков отказался, поскольку действовал в рамках полученных от сотрудников ФСБ инструкций и это не входило в планы правоохранительных органов. Но выдача расписки входила в мои планы, поскольку скрывать факт получения помощи от «Стриктума» для фонда я не собирался.
Более того, я намеревался вернуть полученные средства.
Данное обстоятельство еще раз указывает об отсутствии у меня умысла на совершение вымогательства: вымогатели расписок не дают.

Дополнительным доказательством того, что средства, передаваемые мне потерпевшей стороной, предназначались исключительно на благотворительные цели, служит и доказанный факт того, что после изъятия этих средств Фонд развития Багратионовского района не смог выполнить ранее публично озвученные обязательства по проведению чемпионата района по футболу среди школьных команд, не смог приобрести и раздать лучшим садоводам и огородникам мотокосы и мотокультиваторы. Обязательства Фонда в размере 1 384 100 рублей были исполнены мной в итоге лишь в части вручения призов и подарков круглым отличникам багратионовских школ по итогам года.
В общей сложности были не выполнены программы на 1 миллион рублей.

Иными словами, я не имел другой возможности исполнить обязательства Фонда, кроме как получив 1 миллион рублей от потерпевших. Материальной выгоды для себя или иных лиц не искал и умысла такого не имел.

Раздел 2. Не подтверждается показаниями свидетелей, представителя потерпевшего и представленными документами наличие в моих действиях умысла на получение денежных средств в размере, превышающем 1 миллион рублей.

Вымогательство является оконченным преступлением с момента, когда предъявленное требование, соединенное с указанной в части 1 статьи 163 УК РФ угрозой, доведено до сведения потерпевшего. (Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 декабря 2015 г. N 56 г. Москва «О судебной практике по делам о вымогательстве (статья 163 Уголовного кодекса Российской Федерации)»

Сводка к флэш-накопителю (Том 1 л.д. 83-106)

2. Из заявления Яковлева П.А. от 12 июня 2016 года также следует, что речь в разговоре с Олегом Шайтаном, который он прослушал и на основании которого им было написано заявление, идет о сумме, не превышающей 1 (один) миллион рублей.

«Образцов Б.В. сообщил Шайтану О.Б., что он готов забыть про «Стриктум» (прежнее название ООО «К Поташ Сервис») до осени 2016 года в случае, если ООО «К-Поташ Сервис» передаст Образцову Б.В. 1 (один) миллион рублей. В случае выплаты наличными 1 (одного) миллиона рублей Образцов Б.В, прекратит распространять через подконтрольные ему средств массовой информации сведения негативного характера в отношении деятельности ООО «К-Поташ Сервис», позорящих указанное предприятие и создающие негативное общественное мнение к деятельности компании, генеральным директором которой я являюсь.»
«Я считаю, что Образцов Б.В. своими действиями предпринимает попытки совершить противоправные действия, направленные на вымогательство денежных средств в размере 1 (одного) миллиона рублей с организации ООО «К-Поташ Сервис», генеральным директором которой я являюсь» (Том 1. Л.Д. 71-72)  

3. Эта же сумма – в 1 (один) миллион рублей фигурирует и в акте опроса Шайтана О.Б.
«После этого, Образцов Б.В. сообщил, что он готов забыть про «Стриктум» (прежнее название «К-Поташ Сервис») до осени 2016 года за 1 миллион рублей. В случае выплаты наличными одного миллиона рублей он не будет нигде в своих газетах и иных СМИ очернять деятельность ООО «К-Поташ Сервис» по строительству рудника» (Том 1. Л.Д. 79-81)  

4. Эта же сумма заявлена и в протоколе допроса представителя потерпевшего Яковлева Павла Александровича от 20 июля 2016 года:
«… в результате чего был задержан Образцов в момент получения им денежных средств в сумме 1 000 000 рублей из рук работника нашей компании» (Том 3. Л.Д. 78-80)

5. Свидетель Смычник А.Д., советник по научной работе в ООО «К-Поташ Сервис», на предварительном следствии также показал, что со слов Яковлева П.А. ему известно, что редактор газеты «Тридевятый регион» Образцов Б.В. сообщил Шайтану О.Б., что в случае получения от ООО «К-Поташ Сервис» 1,0 млн. рублей он перестанет печатать в вышеназванной газете негативные публикации в отношении ООО «Стриктум» и ООО «К- Поташ Сервис». По данному факту Яковлев П.А. подал заявление в правоохранительные органы (том 5 л.д.242-244).

6. Свидетель Сюндюков К.Н.:
 «В июне 2016 года… технический директор ООО «К-Поташ Сервис» Смычник Анатолий Данилович, который на тот момент исполнял обязанности генерального директора, пригласил меня в кабинет, где находился сотрудник УФСБ – Косенко, и сообщил мне, что Образцов Борис Владимирович редактор газеты «Тридевятый регион» предложил руководству компании заплатить ему 1 000 000 рублей, взамен того что в данной газете не будут публиковать статьи в отношении ООО «К-Поташ Сервис»…
«На следующий день я позвонил Образцову… После чего, в этот же день, я отправился на встречу с Образцовым Б.В. в кафе… Также Образцов сказал, что если руководство компании заплатит ему 1 000 000 рублей, то публикаций по теме строительства рудника в газете «Тридевятый регион» не будет до 18 сентября 2016 года. Весь разговор с Образцовым Б.В. я дословно не помню, но суть его заключалась именно в этом».

«…Встретившись с Образцовым Б.В. мы немного поговорили, после чего я предал ему денежные средства в размере 1 100 000 рублей, почему именно 1 100 000 рублей я не знаю, данная сумма была определена руководством.»

Вопрос защитника Сюндюкову К.Н.: «В чем заключалось джентельменское соглашение?»
Ответ Сюндюкова К.Н.: «1 000 000 рублей взамен не публикаций статей инициативной группы в газете «Тридевятый регион».
Вопрос защитника Сюндюкову К.Н.: «Как отреагировал Образцов Б.В. на то, что вы принесли бОльшую сумму и что на это ответили вы? »
Ответ Сюндюкова К.Н.: «Образцов крайне удивился, я сказал, что таково поручение моего руководства» (том 7, л.д. 213-220)

8. Сумма средств, которую я в итоге переговоров и достижения договоренностей ожидал получить, подтверждена моей распиской, выданной при получении денег представителю ООО «Стриктум» и ООО «К-Поташ Сервис» Кириллу Сюндюкову, которую он зафиксировал средствами объективного контроля, и приобщенной к делу. Что еще раз подтверждает мой умысел на получение суммы, не превышающей 1 (одного) миллиона рублей. (Том 2 л.д.104)

Таким образом, даже если квалифицировать мое деяние как вымогательство, с чем я принципиально не согласен, то в полном соответствии с Постановлением Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 декабря 2015 г. N 56 г. Москва "О судебной практике по делам о вымогательстве (статья 163 Уголовного кодекса Российской Федерации) «Вымогательство является оконченным преступлением с момента, когда предъявленное требование, соединенное с указанной в части 1 статьи 163 УК РФ угрозой, доведено до сведения потерпевшего», обвинение должно быть мне предъявлено по п. «г» ч. 2 ст. 163 УК РФ.

Представителем потерпевшего признан Яковлев П.А., а до его сведения мои просьбы были доведены Олегом Шайтаном не позднее 12 июня 2016 года, когда Яковлев и написал заявление в правоохранительные органы. (Том 1. Л.Д. 71-72)  
Следовательно, следствие, а затем и суд неправильно квалифицировали мое деяние как вымогательство, совершенное в особо крупном размере.
В соответствии с п 4. Примечания 1 к статье  158  УК РФ:  «Крупным размером в статьях настоящей главы, за исключением частей шестой и седьмой статьи 159, статей 159.1 и 159.5, признается стоимость имущества, превышающая двести пятьдесят тысяч рублей, а особо крупным -  один миллион рублей»
 В рамках судебного следствия эта ошибка также не была исправлена, в результате чего мое деяние рассматривалось судом по ненадлежащей статье УК РФ и оспариваемый мною приговор выносился мне по п. «б» ч. 3 ст. 163 УК РФ, а не по п. «г» ч. 2 ст. 163 УК РФ, что существенно ухудшает мое положение.

Раздел 3. Можно ли квалифицировать мои действия как вымогательство?

«Вымогательство, то есть требование передачи чужого имущества или права на имущество или совершения других действий имущественного характера под угрозой применения насилия либо уничтожения или повреждения чужого имущества, а равно под угрозой распространения сведений, позорящих потерпевшего или его близких, либо иных сведений, которые могут причинить существенный вред правам или законным интересам потерпевшего или его близких…»

Таким образом обязательными объективными признаками состава преступления по данной статье являются: требования под угрозой распространения сведений, которые могут причинить существенный вред правам и законным интересам потерпевшего.

В рамках ОРМ были получены аудиозаписи моих переговоров с Олегом Шайтаном (разговор от 09 июня 2016 года (том 1 л.д. 83-106), первый (от 13 июня 2016) и второй (от 14 июня 2016 года) разговоры с Кириллом Сюндюковым и даже видеозаписи, (Том 1, л.д 187-206, 209-215, 216-222)

Вымогательство с помощью вербальных средств воздействия, как это описано в правоприменительной практике, как правило, происходит на повышенных тонах, используются не только сами слова, но и модуляции голоса, интонации, важна эмоциональная оценка. Кто является инициатором разговора, каковы роли собеседников – вымогатель, как правило, доминирует в разговоре и так далее. Требования и угрозы – обязательные признаки объективной стороны преступления – высказываются в категорической форме. То есть при исследовании материалов необходимо проводить психолого-лингвистическую экспертизу, анализируя не только и не столько сам текст, сколько эмоциональное содержание разговора.

По лингвистической экспертизе текста

Эксперт-лингвист, проводившая экспертизу, совершила сразу несколько грубых ошибок, которые превращают эту экспертизу в недействительную и нелегитимную:

1. Существенная часть разговора ОБВ – Бориса Образцова с М1 – Олегом
       Шайтаном:
   
       ОБВ: Хоть кто-то будет, да. При
       этом интересная вещь – то, что мне докладывают, так сказать, из-под ковра
       в администрации области, что ни Иванина, ни Нескоромного, значит, мы не
       видим. Ну, они не видят. Иванин это спалился, этот – старая, убитая карта.
       А Горохов – тварь, сволочь, мы его будем ебошить.
   
       А Карафелов этому кричит: «Мужики, только, пожалуйста, пожалуйста,
       ебошьтесь там наверху с Гороховым. Николай Николаевич, Александр
       Владимирович, я не с ним!
   
       У меня свой проект, у меня кандидаты мои, я своих кандидатов, гороховских
       кандидатов нет. Мы с ним партнеры по бизнесу, но у каждого своя песочница.
       Вот в этом вот плане Карафелов абсолютно, ну вот, я имею в виду, абсолютно
       нормальная фигура. Поэтому вопрос, а… И тоже вопрос, да: при каких
       условиях мы будем сотрудничать? А как будем сотрудничать? А что мы будем
       делать? Ну, то есть, ну, то есть, ну, ну как? Понятно, да? Должны быть, какая-то
       логика должна быть, логика в действиях.
   
       М1: Какой-то, наверное, долгосрочной там логики или там понимания,
       куда двигаться точно нету, насколько я понимаю, но вот частный вопрос.
       Смотри, ты…
   
       ОБВ: Ну, вопрос простой. Они говорят, Боря, прекрати нас (нецензурно,
       аналог бить), ну условно говоря. Ну, то есть, я, я тогда захожу в
       состояние какой-то там, не знаю, проститутки. Говорю, ребята, ну, вот нет
       проблем, нет проблем. Мы все…
   
       М: Ну. Ну логично.
   
       ОБВ: Я говорю, ребята, дайте лям, и я от вас отвял. Потому что мне
       там лям триста, лям четыреста не хватает для выполнения обязательств,
       которые взял Иванин. И я говорю, и я заткнусь там до конца года, ну,
       условно говоря.
   
       М1: До сентября. Ну а что?
   
       ОБВ: К примеру. Ну а после сентября конфигурация изменится и все.
       Может быть, ну, хотелось бы нормальной человеческой как бы. Ну хорошо, не
       будем целовать в губы, ну не вопрос, ну».  (том 1 л.д. 83-106)
   

Данная часть разговора абсолютно ошибочно отнесена экспертом к выдвижению ему (Шайтану) требований мной. Речь же в этой части разговора, как видно даже неспециалисту, идет о рассказе Олегу Шайтану о моих уже предпринимаемых попытках наладить взаимоотношения с новой властью в Багратионовском районе – Юрием Карафеловым и стоящим за ним олигархом Гороховым и о гипотетическом разговоре, который мог бы состояться между мной и Карафеловым.

Я рассказываю Олегу Шайтану о том, как изменилась конфигурация власти за прошедшие полгода, кто будет следующим руководителем района и как мне быть с Фондом с учетом того, что ранее я поддерживал врага и конкурента Юрия Карафелова – Олега Иванина, который по итогу не выполнил своих обязательств. Как мне найти у Карафелова поддержку и помошь в работе Фонда и чем его можно было бы мотивировать. Ни слова о «Стриктуме» или «К-Поташ Сервисе» в данном отрывке нет! Однако эксперт, действуя с умыслом доказать то, чего не было, определяет эту часть разговора как выдвижение требований Олегу Шайтану. Это еще раз говорит о непрофессионализме эксперта, обвинительному уклоне в ее работе над текстом, а применительно к проведенной экспертизе – о ее неверности и, следовательно, ничтожности для дела.

1. Моим защитником неоднократно ставился вопрос сначала о проведении
       дополнительной, а затем и повторной лингвистической экспертизы в связи с
       недоверием и необоснованностью заключения эксперта, имеющегося в деле. В
       соответствии с поставленными на разрешение экспертизы вопросами, она
       проведена без привлечения специалиста-психолога, поэтому дана только с
       точки зрения лингвистических особенностей исследованных диалогов.
   
       Следствием было отказано в постановке перед экспертом-лингвистом вопросов,
       которые бы по существу отразили полное содержание беседы, эмоциональное
       состояние участников и другие моменты. Не были поставлены вопросы о том,
       кто был просителем, инициатором, имелись ли провокационные вопросы и
       высказывания и многие другие, предлагавшиеся защитой, ответы на которые
       позволили бы полно и всесторонне охарактеризовать коммуникативную ситуацию
       исследуемых разговоров.
   
2. И даже согласно данному заключению эксперта, угроз как таковых в
       адрес потерпевших не поступало.
   
       При этом в экспертном заключении это понятие не конкретизировано. При этом
       все слова, которые экспертом отнесены якобы к выражениям «с признаками
       угроз», ни угроз, ни даже намеков на них не содержали.
   
3. Полагаю, что наличие в текстах явно надуманных и не относящихся к
       компетенции эксперта «признаков угроз» недостаточно для обвинения меня в
       вымогательстве, а сама экспертиза скомпрометирована ее неполноценностью и
       не может быть использована в деле.
   
4. Также в заключении эксперта установлено отсутствие требования в
       передаче денежных средств. Там констатировано «побуждение» к передаче,
       которое может выражаться в просьбе, посыле, намеке и требовании. Но просьба, посыл, намек – не образуют
       состав преступления, а именно требование о передаче образует состав
       преступления, предусмотренного ст. 163 УК РФ.
   

Побуждение же, не являющееся именно требованием, является, согласно экспертному заключению, высказыванием, посредством которого говорящий хочет определенным образом повлиять на поведение адресата. В наших беседах, как я полагаю, побуждение с моей стороны выражено в просьбе. Да, я не отрицаю, что просил о помощи, но ни в коем случае не выдвигал требование, не занимался вымогательством.
При этом следует учесть, что «требование» и «угроза» являются разными (самостоятельными) речевыми актами, и для наличия состава преступления в действиях лица необходимо одновременное наличие обоих этих речевых актов. При этом эксперт констатирует наличие побуждения, но не в форме требования, а в форме, как я полагаю, просьбы.
Угрозы как таковой в моих высказываниях экспертом не усмотрено, а лишь ее некие признаки. Это высказывание эксперта – как тот суп, что варят на кухне этажом ниже – признаки (запах) есть, а самого супа – нет!

1. Кроме того, в исследуемом фрагменте речи, высказывания которого
       оценены экспертом как «побуждение», я обращаюсь не напрямую к контрагенту
       с каким-либо предложением, а передаю ему в виде рассказа ситуацию
       (события), могущую иметь место в будущем с другими лицами, то есть, опять
       же, мы говорим о гипотетической возможности.
   
2. При проведении экспертизы эксперту не были поставлены ключевые
       вопросы, позволяющие выявить соответствие деяния признакам преступления,
       имеющимся в диспозиции ст. 163 УК РФ, вопросы простые и не требующие
       глубокой отдельной экспертной оценки, на которых настаивала сторона
       защиты, а именно:
   

1.Если в разговорах идет речь о передаче денежных средств, то кто из участников является инициатором данной тематики?
 2. Какова роль каждого из участников разговора (проситель или лицо, которое что-то требует, зависимая или господствующая роль)?
3. Содержатся ли в разговоре провокационные речевые действия со стороны кого-либо из говорящих?
4. Содержатся ли в разговорах, представленных на исследование, сведения о намерении распространить конкретную информацию, позорящую кого-либо (что-либо), которая могла бы причинить существенный вред правам, законным интересам и деловой репутации? Каково ее содержание?
5. Содержатся ли в текстах разговоров, представленных на исследование, требования к передаче денежных средств? Если да, то кем они высказаны и какими языковыми средствами выражены?
6. Содержатся ли в текстах разговоров, представленных на исследование, угрозы собеседнику? Если да, то кем они высказаны и какими языковыми средствами выражены?

1. Лингвистическая экспертиза, проведенная с грубейшими нарушениями и
       фактическими неточностями, кроме всего прочего, изобилует психологическими
       домыслами эксперта –  при том, что
       она должна быть именно лингвистической, то есть отвечать на конкретно
       поставленные вопросы следствия о наличии или отсутствии лингвистически
       выраженных угроз и требований, она превращена экспертом в психологическую
       и лингвистическую, что не соответствует квалификации эксперта.
   

В итоге мы получили предвзятую экспертизу, которая не соответствует элементарным требованиям, сделана поспешно и непрофессионально, имеет ряд существенных нарушений, проведена явно предвзято, с обвинительным уклоном, а использованный материал не относится к сути самой экспертизы. Такая экспертиза не может быть принята судом к рассмотрению и не может быть основанием для вынесения обвинительного заключения.
Уже в рамках судебного следствия эксперт не раз отмечала сама, что она отвечала лишь на те вопросы, которые ей были поставлены следствием и не могла ответить на незаданные вопросы. А именно они и позволяют определить соответствие моих действий диспозиции статьи 163: требование под угрозой распространения сведений.

Угрозы нет – есть ее признаки, требований нет, есть побуждение, а сведения вообще ни кем не озвучены и не названы, в разговорах не обсуждались.

В отсутствие возможности проведения независимой экспертизы из-за подписки о неразглашении, взятой с меня и моего защитника, мне не остается ничего другого, как обосновывать свою позицию на показаниях свидетелей и заключениях самого эксперта.
Иными словами, суд возложил на меня обязанность доказывать свою невиновность, хотя именно сторона обвинения обязана доказывать вину.

Итак, по пунктам:

ТРЕБОВАНИЕ.
Одним из обязательных признаков объективной стороны преступления, предусмотренного статьей 163 УК РФ «Вымогательство», является требование.

Требования относятся к речевым актам, передающим значение необходимости выполнения требуемого. Требование определяется как «настоятельная просьба, желание, выраженное в категорической форме»* - эксперт ссылается на Кузнецова С.А., «Большой толковый словарь русского языка», СПб Норинт,2000 – это прямая цитата из заключения эксперта, проводившего исследование.

«Выраженная в решительной, категорической форме просьба, распоряжение. Пример: По первому требованию». Толковый словарь Ожегова

1.       Показания свидетеля обвинения Олега Шайтана:
Вопрос защитника Шайтану О.Б.: «Исходило ли от Образцова Б.В. требование о передаче денежных средств?»
Ответ Шайтана О.Б.: «Нет» (том 7 л.д. 230-234)

2.       Ответ эксперта-лингвиста.
Вопрос следствия: «Содержатся ли в разговорах, представленных на исследование, требования, угрозы и иные средства принуждения и оказания давления?»
Ответ эксперта: «С позиции лингвистической квалификации установлено, что в представленных на исследование текстах имеются высказывания, принадлежащие Образцову Б.В., содержащие вербальные (речевые) признаки угрозы. Данные высказывания и их анализ подробно представлен в исследовательской части заключения. (Том? Л.д.??)

3.       В рамках судебного следствия Олег Шайтан также подтвердил, что требований, то есть настоятельных просьб в категорической форме, не получал и разговор наш был дружеским и деловым.

Иными словами, ни эксперт, ни сам переговорщик, отправленный для провокации меня на коммерческий подкуп или вымогательство, не усмотрели в моих словах требований.

УГРОЗА.
Одним из обязательных признаков объективной стороны преступления, предусмотренного статьей 163 УК РФ «Вымогательство», является угроза.

1.       Показания свидетеля обвинения Олега Шайтана:
Вопрос защитника Шайтану О.Б.: «В словах Образцова Б.В. Вы чувствовали угрозу для себя лично и для ООО «Стриктум»?
Ответ Шайтана О.Б.: «Нет» (том 7 л.д. 230-234).

2.       Ответ эксперта-лингвиста
Вопрос следствия: «Содержатся ли в разговорах, представленных на исследование, требования, угрозы и иные средства принуждения и оказания давления?»
Ответ эксперта: «С позиции лингвистической квалификации установлено, что в представленных на исследование текстах имеются высказывания, принадлежащие Образцову Б.В., содержащие вербальные (речевые) признаки угрозы. Данные высказывания и их анализ подробно представлен в исследовательской части заключения. (Том? Л.д.??)

ИНЫЕ СВЕДЕНИЯ.
Сведения, которые могут нанести существенный вред правам и законным интересам потерпевшего

По смыслу части 1 статьи 163 УК РФ под сведениями, позорящими потерпевшего или его близких, следует понимать сведения, порочащие их честь, достоинство или подрывающие репутацию (например, данные о совершении правонарушения, аморального поступка). При этом не имеет значения, соответствуют ли действительности сведения, под угрозой распространения которых совершается вымогательство. К иным сведениям, распространение которых может причинить существенный вред правам или законным интересам потерпевшего либо его близких, относятся, в частности любые сведения, составляющие охраняемую законом тайну.

П 12. Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 декабря 2015 г. N 56 г. Москва "О судебной практике по делам о вымогательстве (статья 163 Уголовного кодекса Российской Федерации)"

Из приговора суда Ленинградского района по делу № 1-114/2018, стр. 2-3:
«Так в выпуске № 1 от 30 января - 12 февраля 2015 года была
опубликована статья «Приговор вынесен»; в выпуске №2 от 13- 26 февраля
2015 года статья «Тамара Брагина: «Не дадим «Стриктуму» отравить
район!»; в выпуске №3 от 27 февраля- 12 марта 2015 года статья «Тамара Брагина: «Действовать по закону»; в выпуске №8 от 24-30 апреля 2015 года
статья «Тамара Брагина: «Мы знаем, на чьей стороне справедливость!»; в
выпуске №8 от 24-30 апреля 2015 года статья «Халва и истина»; в выпуске
№11 от 27 мая - 12 июня 2015 года статья «Эмоции прошедшей недели»
раздел «Удивление недели»; в выпуске №13 от 03-16 июля 2015 года статья
«Только вместе мы сможем отстоять нашу землю!»; в выпуске №13 от 03-16
июля 2015 года статья «Большой Нивенский распил»; в выпуске №16 от 04-
10 сентября 2015 года заметки в рубрике: «Говорят, что...».

Опубликованные материалы, содержали негативную, дискредитирующую информацию в отношении ООО «Стриктум» и ООО «К-Поташ Сервис», а также в отношении осуществления данными обществами строительства горно-обогатительного комбината на территории поселка Нивенское Багратионовского района Калининградской области, а именно: информировали читателей об опасности для жизни населения пос. Нивенское в связи со строительством горно-обогатительного комбината; о создании угрозы здоровью жителей района; об угрозе экологической безопасности, что способствовало формированию у читателей негативного отношения к данным обществам и их предпринимательской деятельности, связанной со строительством данного объекта»

Я полностью не согласен с данным выводом суда Ленинградского района, так как на протяжении всего времени с первой публикации от 30 января 2015 года в редакцию газеты «Тридевятый регион» ни разу не обращались никакие представители ООО «Стриктум» и ООО «К-Поташ Сервис». Претензий по публикациям мы в редакции не получали и иных юридически значимых действий, связанных с репутационным ущербом от данных публикаций, со стороны ООО «Стриктум» или ООО «К-Поташ Сервис» предпринято не было.

Общий подход и общая концепция судебного приговора

Описание совершенных мной деяний с указанием моих мотивов и целей, данное судом в описательно-мотивировочной части приговора, представляет собой искусственно подогнанную под содержание инкриминируемой уголовной статьи надуманную конструкцию:

1.      Образцов – это учредитель, издатель и главный редактор газеты «Тридевятый регион», который полностью контролирует и определяет содержание размещаемых в ней публикаций, «формируя тем самым общественное мнение граждан» (цит. по стр. 2 приговора). Последней фразой и Образцову, и подведомственному ему печатному изданию приписывается несвойственная ему функция формирования общественного мнения. Функция СМИ, как это известно из Закона РФ «О средствах массовой информации», это периодическое распространение массовой информации, а функция журналиста, т.е. реализуемое им право, в соответствии с тем же законом, – «искать, запрашивать, получать и распространять информацию». Формирование общественного мнения – это задача коммерческой или политической рекламы, имеющей для этого понятную цель и заказ. Цель журналистики – информирование граждан о текущих событиях. На основании чего у суда возникла убежденность в том, что я, руководя газетой, занимался формированием общественного мнения, непонятно, такая характеристика моей профессиональной деятельности не содержится ни в моих показаниях, ни в показаниях моих коллег. Между тем, в соответствии с требованиями ст.17 УПК РФ, судья при вынесении итогового решения по делу не вправе использовать никакие другие сведения помимо исследованных в судебном заседании по данному делу доказательств. Вышеозначенное бездоказательное утверждение, однако, создает ложное, ни на чем не основанное представление обо мне как о человеке, для которого манипулирование мнением людей являлось привычным и постоянным занятием – а, стало быть, внушает такая характеристика, вполне естественным делом для меня было и незаслуженное очернение ООО «Стриктум».
Налицо нарушение судьей принципа беспристрастности, требования обоснованности и справедливости приговора.

2.      «Будучи главным редактором, Образцов в период с 30.01.15 по 10.09.15 разместил в газете ряд публикаций «о противостоянии между жителями поселка Нивенское Багратионовского района Калининградской области и организациями ООО «Стриктум», ООО «К-Поташ Сервис» в связи с осуществлением названными обществами деятельности по геологическому изучению, разведке и добыче калийно-магниевых солей в пределах участка недр Нивенский-1, Нивенский-2 на территории Багратионовского района Калининградской области» И опять же – сделал это «с целью формирования общественного мнения» (цит. по стр. 2 приговора).
Это утверждение содержит тот же самый посыл, что и проанализированное выше, и точно так же ни на чем не основано, зато формирует образ журналиста, использующего информацию для манипулирования людьми.
Оно идет вразрез с моими показаниями, приведенными в приговоре, на стр. 6 которого говорится, что я опубликовал в 2015 году по просьбе О. Шлыка серию интервью председателя совета депутатов Багратионовского района, депутата райсовета Т. Брагиной, где последняя высказала свое отношение к деятельности ООО «Стриктум».
Ни разу я не заявил суду и следствию о том, что публикации осуществлялись ради «формирования общественного мнения». Более того, я сообщил, как это отражено в приговоре (стр. 6), что о деятельности ООО «Стриктум» и вызванных ею протестах мне было известно задолго до опубликования интервью Т. Брагиной. Почему же, если следовать логике суда, уже тогда у меня не возникало цели «формирования общественного мнения»?
Странная и противоречивая получается картина: еще вчера Образцов не хотел формировать общественное мнение, читай – настраивать население против ООО «Стриктум», а сегодня – уже захотел.
Почему?
Под влиянием каких причин?
Вывод суда о том, что целью публикаций было формирование общественного мнения (то есть, исходя из критического содержания публикаций, сознательное и целенаправленное настраивание читателей газеты против ООО «Стриктум») ничем не обоснован и не подтвержден.

3.      Далее в приговоре описывается ущерб, причиненный ООО «Стриктум» и ООО «К-Поташ Сервис» произведенными публикациями. Они характеризуются как «негативные» и «дискредитирующие», так как «информировали читателей об опасности для жизни населения пос. Нивенское в связи со строительством горно-обогатительного комбината; о создании угрозы здоровью жителей района; об угрозе экологической безопасности, что способствовало формированию у читателей негативного отношения к данным обществам и их предпринимательской деятельности, связанной со строительством данного объекта» (цит. по стр. 3 приговора).
Следует особо остановиться на слове «негативный», которое на 53 страницах приговора встречается 152 раза – почти исключительно для характеристики публикаций, посвященных ООО «Стриктум» и ООО «К-Поташ Сервис». Это слово, будучи латинизированной калькой слова «отрицательный», полностью тождественно ему по значению. И суд, и эксперт, на заключениях которого он основывается, постоянно называют публикации о «Стриктуме» «негативными», то есть – «отрицательными». Как это понимать? «Отрицательными» – значит, плохими (как, к примеру, отрицательная оценка у школьника)? Или «отрицательными» – потому что это плохая журналистская работа? Какую качественную характеристику, для раскрытия которой требуется специальная подготовка эксперта, несет этот термин? Когда его употребляет представитель ООО «Стриктум» (или ООО «К-Поташ Сервис») – это понятно: словечко расхожее, универсальное и, главное, выражающее неприязнь ООО «Стриктум»  к публикациям. Это для него они были отрицательными, это ему они не нравились, мешали, раздражали его, а, например, несогласному с его планами населению они казались очень даже положительными. Такая оценка газетных материалов носит субъективный, односторонний характер, поскольку отражает только эмоции потерпевшей стороны, ее моральные переживания. Из уст экспертов и суда она звучит более чем странно, так как не отражает объективных сущностных характеристик публикаций и не соответствует юридической терминологии. Назвать газетные статьи негативными для «Стриктума» – это значит, констатировать, что они ему были неприятны, но ничего не сказать об их содержании и характере, о том, насколько они соотносились с действительностью и правовыми нормами для СМИ. Разумеется, они были неприятны коммерческой организации, потому что содержали критику в ее адрес. Но ведь критиковать, высказывать свое мнение нашими законами не запрещено. Если бы в приговоре публикации были 152 раза названы критическими, а не негативными, это было бы объективной и взвешенной оценкой их сущности и не создавало бы вокруг них ложного ореола преступной злонамеренности.
Применяя для характеристики публикаций слово «негативный», и суд, и эксперты как бы смотрят на них глазами «Стриктума», теряя объективность и беспристрастность.

Вывод суда о том, что информирование через газету об исходящей от деятельности коммерческих обществ угрозе экологической безопасности и здоровью жителей способствовало формированию у читателей негативного отношения к деятельности этих обществ, вновь представляет работу газеты «Тридевятый регион» и мою как главного редактора неким манипулированием умонастроениями, в то время как в действительности неприятие у людей вызывает деятельность по добыче и переработке ископаемых, сопряженная с опасностью для их здоровья, а газета лишь распространяет информацию об этой деятельности, поскольку распространение информации – это ее прямая функция и предназначение. Право на свободу массовой информации оговорено не только законом о СМИ, но и Конституцией, и его реализация не может порождать ответственность за какую бы то ни было реакцию на содержание этой информации – если она достоверна и соответствует требованиям ст. 4 Закона о СМИ. Ни на чем не основанный вывод суда говорит об ином, чем вызывает сомнение в его законности.

Описание возможного ущерба от возможного продолжения публикаций ложится в основу вывода суда о том, что «продолжение размещения подобной негативной
информации в печатном издании (газете) «Тридевятый регион»… могло причинить имущественный и существенный вред правам и законным интересам ООО «Стриктум» и ООО «К-Поташ Сервис» (цит. по стр. 3 приговора). Остается неясным, по каким признакам можно считать некую, еще не существующую информацию «подобной»: этих признаков суд не раскрывает, в связи с чем данное утверждение носит характер гипотезы, предположения, что противоречит п. 4 ст. 302 УПК РФ, гласящему, что обвинительный приговор не может быть основан на предположениях.

Судом детально описывается, в чем мог заключаться «имущественный и существенный вред правам и законным интересам ООО «Стриктум» и ООО «К-Поташ Сервис» в случае продолжения «подобных» публикаций: «риск потери деловой репутации…; неблагоприятное восприятие имиджа и деятельности вышеназванных обществ; дополнительные затраты, направленные на размещение в средствах массовой информации достоверных сведений об отсутствии неблагоприятного воздействия на окружающую среду в результате осуществления предпринимательской деятельности ООО «Стриктум» и ООО «К-Поташ Сервис», связанной с геологическим изучением, разведкой и добычей калийно-магниевых солей в пределах участка недр Нивенский-1, Нивенский-2 на территории Багратионовского района Калининградской области». Вывод суда непонятен с точки зрения простого здравого смысла: если за вышеозначенный период уже вышло 9 статей с критикой ООО «Стриктум» и ООО «К-Поташ Сервис» (все они перечислены в приговоре), то почему «имущественный и существенный вред правам и законным интересам» этих обществ мог наступить только в случае продолжения «подобных» публикаций, а не наступил тогда, после конкретных критических выступлений, уже дошедших до читателя? А если вред не наступил от написанных статей, то откуда уверенность, что он наступит потом, от еще не известных по содержанию, ненаписанных статей? Если же вред к сентябрю 2015 года уже наступил, то компания была вправе воспользоваться предоставленными ей законом правами, причем совершенно бесплатно, без упомянутых в приговоре «дополнительных затрат». Если она считала, что сведения о ее деятельности, помещенные в газете «Тридевятый регион», недостоверны, то могла воспользоваться данным ей законом о СМИ правом на опровержение или правом на ответ, и газета обязана была бы разместить эти материалы безвозмездно. Для восстановления доброго имени и деловой репутации есть суд, который рассматривает иски о защите чести и достоинства и уголовные дела о клевете. Достаточно было туда обратиться – в случае доказанной неправоты газеты судебные издержки были бы возложены на нее. Так что с правом на защиту имиджа и репутации у ООО «Стриктум» и ООО «К-Поташ Сервис» все в порядке, его никто не отнимал и отнять не может, вот только воспользоваться им они сами, похоже, не спешили в 2015 году и не спешат до сих пор, точно так же, как и востребовать компенсацию имущественного вреда, если таковой девятью критическими публикациями 2015 года был им нанесен.
Все эти доводы здравого смысла не позволяют с доверием отнестись к вышеприведенным утверждениям судебного приговора, которые к тому же носят гипотетический, предположительный характер, будучи основанными на предположениях, чем вступают в противоречие с требованиями п. 4 ст. 302 УПК РФ.

4.      Затем события преступления в приговоре излагаются так. После серии публикаций, в августе 2015 года к Образцову обратился административный директор ООО «Стриктум» О. Шайтан «с целью выяснения причин негативных публикаций в печатном издании (газете) «Тридевятый регион» в отношении ООО «Стриктум» и ООО «К-Поташ Сервис» и освещения положительного имиджа указанных обществ» (цит. по стр. 3 приговора). Но Образцов в ответ продолжил делать «Стриктуму» больно – размещать в газете «негативные публикации» (преступление еще не начало совершаться, а я в этом описании уже предстаю этаким мерзавцем: ко мне с вежливым вопросом: «А нельзя ли изобразить нас в приятном свете?» –  а я в ответ: «Вот вам! Получите!»). Но самое главное – что именно с этого момента, как считает суд, Образцову стало известно «о заинтересованности руководителей ООО «Стриктум» и ООО «К-Поташ Сервис» в прекращении негативных публикаций в печатном издании (газете) «Тридевятый регион» в отношении вышеназванных обществ» (цит. по стр. 4 приговора). В связи с чем он, видимо, и задумал выдавить из «Стриктума» миллион, причем ковал преступный замысел почти год (хотя что мешало ему сразу потребовать денег – раз заинтересованность в прекращении публикаций была налицо?), так как приступил к его осуществлению «в период времени с 01.06.2016г. по 09.06.2016г.» (цит. по стр. 4 приговора). Сначала он позвонил Олегу Шайтану. И этот звонок, и все последующие действия он совершал теперь уже исключительно «преследуя цель незаконного обогащения путем вымогательства денежных средств под угрозой распространения сведений, которые могут причинить имущественный и существенный вред правам и законным интересам ООО «Стриктум» и ООО «К-Поташ Сервис» (цит. по стр. 4, 5, 6 приговора), так как эта фраза рефреном сопровождает описание всех его дальнейших поступков – телефонного разговора с О. Шайтаном (который состоялся неожиданно для меня по инициативе Шайтана), встречи и разговора с Шайтаном (также инициированных последним), встречи с К. Сюндюковым (которую устроил не я, а Сюндюков) и получения денег (даже оно застало меня врасплох, так как день и час передачи я не назначал).

Удивительная вещь: умысел на преступление – у меня (причем не простой, а вызревавший в течение многих месяцев), а его реализация происходит почти исключительно по инициативе и сценарию посланцев «Стриктума». Созданный судом конструкт явно далек от действительности, ему очевидным образом недостает мотивированности и обоснованности, как этого требует ст. 7 УПК РФ.

Сомнения в беспристрастности суда

Я считаю, что и в моих показаниях, и в аудиозаписях разговоров, и даже в показаниях свидетелей потерпевшей стороны было достаточно сведений, чтобы составить из них ясную, мотивированную и обоснованнную картину происходивших событий, а не ту противоречивую, не соответствующую действительности и здравому смыслу, искусственно сконструированную схему, которая предстает на страницах приговора Ленинградского райсуда. Мне непонятно, по какой причине суд исключил из описания событий, которые он считает событиями преступления, и из описания мотивов моих слов и действий основное обстоятельство – то, что я выступал в них прежде всего не как главный редактор газеты, а как руководитель благотворительной организации, «Фонда развития Багратионовского района», и что мною двигали не мотивы корысти, личного обогащения, а серьезная озабоченность тем, что давно продекларированные фондом долгосрочные проекты помощи детям, пенсионерам, малообеспеченным семьям отдаленных сел и поселков оказались под угрозой срыва. Я чувствовал себя ответственным перед этими людьми, которых до сих пор, за 5 лет оказываемой помощи, еще ни разу не обманул. Не я предъявлял «Стриктуму» требования, а мне его посланцами были сделаны предложения, от которых в моем положении было трудно, практически невозможно отказаться. Да, я позвонил О. Шайтану и пожаловался на нехватку денег на уже идущие проекты фонда, но лишь потому, что я считал его по-прежнему сотрудником ООО «Стриктум» и помнил, как при нашем общении в августе 2015 года он не отвергал возможности участия «Стриктума» в проектах фонда. Когда я узнал, что он больше в «Стриктуме» не работает, я не предпринимал больше никаких попыток связаться с ним – равно как и еще с кем-либо из действующих руководителей этой организации: я с ними был не знаком и мне не было известно, что они думают о фонде и его проектах (в отличие от О. Шайтана, которого я знал и знал, что он проявлял к нашим проектам интерес).

И это все, что в этом якобы преступлении произошло по моему умыслу и по моей инициативе. Все остальные его этапы происходили только по замыслу тогдашнего директора ООО «Стриктум» П. А. Яковлева, который, узнав от О. Шайтана, что я ищу способ восполнить нехватку средств для проектов Фонда, решил воспользоваться этой ситуацией и, как я сейчас понимаю, отомстить мне за все размещенные в возглавляемой мною газете «Тридевятый регион» критические публикации о деятельности ООО «Стриктум» и ООО «К-Поташ Сервис». Он подослал ко мне О. Шайтана со звукозаписывающим устройством и «интересным предложением» – деньги за молчание, но при этом Шайтан должен был  построить и записать диалог со мной таким образом, чтобы его предложение денег, выраженное жестами и намеками, не прозвучало эксплицитно в записи, а я, ничего не подозревая о скрытой фиксации разговора, пусть и не сразу, но заглотнул брошенную мне наживку, причем сделал это открыто, с обозначением сумм (но, к слову, я называл не суммы моих личных корыстных аппетитов, а суммы, которых недоставало на завершение начатых благотворительных проектов фонда, и это звучит моим постоянным рефреном и в этой, и в последующих записях, поскольку я по наивности своей все время считал, что речь идет о помощи Фонду, и не подозревал, что на самом деле происходит провокация, цель которой – представить меня вымогателем и таким образом отомстить за газетную критику и заткнуть навеки).

Суд этих обстоятельств дела не увидел (в записях), не услышал (в моих многочасовых показаниях) и в приговоре не отразил, что я не могу объяснить иначе как предвзятостью и пристрастностью суда. Я не вымогал – я поддался на провокацию людей, которые воспользовались моей крайней озабоченностью судьбой благотворительных проектов, зависших на волоске. Эти люди творили и фиксировали все последующие события, старательно подгоняя их под нужный им состав. Это не преступление, это срежиссированная инсценировка преступления, и суд пошел на поводу у инсценировщиков.

Как иначе можно объяснить, к примеру, тот факт, что суд не заметил в настойчивом, неоднократно повторенном в разных вариациях вопросе О. Шайтана «Какие условия могут быть для того, чтобы остановить эту тему?!» попытку принуждения журналиста к отказу от распространения информации, которая определяется в ст. 58 Закона о СМИ как «ущемление свободы массовой информации» и за которую, как сказано там же, законом предусмотрена ответственность? Или также проигнорированный судом факт, что оперативно-розыскные мероприятия в отношении меня с участием Сюндюкова К.Н. проводились сотрудниками УФСБ России по Калининградской области – в нарушение подследственности, предусмотренной статьей 151 УПК РФ? Между тем произвольное нарушение правил подследственности порождает сомнения в беспристрастности органа расследования, признается существенным нарушением уголовно-процессуального закона (ст. ст. 381, 389.17) и влечет признание полученных доказательств недопустимыми (ч. 3 ст. 7 УПК РФ) – чего судом сделано не было.

Я оказался в крайне трудной процессуальной ситуации. Мне не пришлось, защищая себя, оспаривать наличие или отсутствие фактов, которые обвинение и суд сочли событием преступления, — таковые факты задокументированы в виде аудио- и видеозаписей и газетных публикаций (то есть суду практически не пришлось прикладывать усилий для установления событийной канвы, она была в целом готова и ни одной стороной не оспаривалась). Задача суда практически свелась к тому, чтобы выяснить, был ли в этих фактах состав вменяемого мне преступления, основываясь по большей части на толковании аудиозаписей и газетных текстов, чему посвящена львиная доля описательно-мотивировочной части приговора.  При этом в силу обстоятельств, а именно – единоличного принятия решений о газетных публикациях и единоличного ведения переговоров с представителями ООО «Стриктум» мне фактически в одиночку пришлось отстаивать свою интерпретацию этих фактов — ту, которую я считаю единственно истинной, которая соответствовала моим мотивам и свойствам личности и в которой я действовал, не имея корыстных побуждений, преступного умысла и намерения причинить зло потерпевшей стороне. Участников процесса, представлявших потерпевшую сторону (если не считать свидетелей, положительно характеризовавших обвиняемого, но их показания мало что добавили к установлению состава преступления) было больше, их толкование моих слов и действий, представленное суду, в совокупности доказательств представлено массивнее — может быть, от этого оно представилось суду более убедительным, поскольку суд оказался глух к моим доводам и объяснениям, отметая их почти полностью. Однако в ситуации, когда признаки состава преступления не являлись очевидными, а зависели от толкований и интерпретаций участников рассматриваемых событий, абсолютное предпочтение, отданное судом видению одной стороны, и полное отрицание объяснений другой стороны заставляют сомневаться в беспристрастности сделанных им выводов.

При этом, на мой взгляд, судом было нарушено требование п. 1 ст. 17 УПК РФ о том, что судья оценивает доказательства «по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью», поскольку не был соблюден принцип надлежащей совокупности доказательств, подразумевающий получение доказательственных сведений из нескольких независимых друг от друга первоисточников (требование "множественности первоисточников"). Доказательства, которые суд по непонятным причинам счел более заслуживающими доверия, исходят главным образом из одного источника — от ООО «Стриктум» и его представителей.

Так, ключевым моментом в моем разговоре с О. Шайтаном при встрече 09.06.2016 стал пассаж:

Шайтан О.Б. : Должен задать вопрос, потому что у меня как бы это,
я уже человек лишний, вернее, не лишний, а, как это правильно сказать,
незаинтересованный. Какие условия могут быть для того, чтобы
остановить эту тему?

Образцов Б.В.: Вменяемость руководства.

Шайтан О.Б. : В чем оно должно заключаться?

Образцов Б.В.: Должны быть люди, которые понимают, что они
делают.

Шайтан О.Б.: Ладно!

Образцов Б.В. : Ну, ну, ну! Братцы, ну что вы?!

из которого видно, что я вовсе и в мыслях не держал никаких денежных требований. На вопрос Шайтана «Какие условия могут быть для того, чтобы остановить эту тему?» я отвечаю: «Вменяемость руководства». Трудно в этом ответе усмотреть преследование цели «незаконного обогащения путем вымогательства денежных средств под угрозой распространения сведений, которые могут причинить имущественный и существенный вред правам и законным интересам ООО «Стриктум» и ООО «К-Поташ Сервис»» (цитата из приговора суда), которое, как это утверждается на стр. 4 судебного приговора, уже присутствовало у меня как минимум начиная с 01.06.2016. Здесь, в разговоре от 09.06.2016, когда меня напрямую спрашивают, на каких условиях я готов прекратить нежелательные для ООО «Стриктум» публикации, я демонстрирую полное отсутствие целей и намерений не только на вымогательство, но и вообще на разрешение этого вопроса в русле денежных отношений. Этот мой настрой, далекий от преступных мыслей, подтверждается дальнейшим обменом репликами между мной и Шайтаном, когда последний задает уточняющий вопрос: «В чем оно [вменяемость руководства] должно заключаться?», а я отвечаю: «Должны быть люди, которые понимают, что они делают». Я вновь ни словом не упоминаю о деньгах, между тем как мой собеседник, по заданию руководства ООО «Стриктум» записывающий разговор, сознательно и умышленно наталкивает меня на обсуждение «денежного способа» решения проблемы, недоверчиво восклицая: «Ладно!» (в смысле: «Да ладно тебе! Да ну!») и делая жест пальцами, обозначающий деньги, — что я неоднократно пояснял суду, но эти пояснения были судом почему-то отвергнуты. На правдоподобность моей версии о том, что Шайтан именно жестом предложил решить проблему деньгами, указывает моя последовавшая за этим жестом реплика «Ну, ну, ну! Братцы, ну что вы?!», выражающая удивление, непонимание и неприятие сделанного Шайтаном невербальным способом предложения. Без такого жеста никакой логической связи данное высказывание с предыдущей репликой Шайтана «Ладно!» не имеет. Мое объяснение тем более правдоподобно, что Шайтан, во-первых, тайно записывал разговор, а во-вторых, имел задание от П. Яковлева зафиксировать денежные требования Образцова, но, поскольку я сам их не выдвигал, он вынужден был подталкивать, провоцировать меня к нужным для Яковлева высказываниям, но, чтобы его провокации не отразились в аудиозаписи, он и прибег к общепринятой жестикуляции, потерев большой и указательный пальцы друг о друга. Логично укладывается в эту мою версию разговора и полное отрицание Шайтаном в суде такого жеста, и его неспособность пояснить суду, что в таком случае стало причиной для моей реплики «Ну, ну, ну! Братцы, ну что вы?!».
Однако суд не дал должной оценки взаимопротиворечивости показаний моих и Шайтана по поводу этого эпизода, не принял во внимание логичность и убедительность моих показаний и явную уклончивость и неискренность показаний Шайтана, дав тем самым повод для сомнений в беспристрастности своей оценки данного эпизода.

Еще большие сомнения в беспристрастности суда вызывает тот факт, что аудиозапись моего разговора с О. Шайтаном от 09.06.2016, произведенная втайне от меня по поручению представителя потерпевшей стороны П. Яковлева, принята судом в качестве допустимого доказательства, что противоречит положениям п. 1 ст. 86 УПК РФ, которые гласят: «Собирание доказательств осуществляется в ходе уголовного судопроизводства дознавателем, следователем, прокурором и судом путем производства следственных и иных процессуальных действий, предусмотренных настоящим Кодексом».

Из изложенного видно, что сбор доказательств производится путем только процессуальных действий, производство которых является исключительной прерогативой только органов предварительного расследования и суда. Закон не дает подозреваемому, обвиняемому, потерпевшему, а также иным лицам, участвующим в деле, право самостоятельно производить сбор доказательств, каковым и является запись переговоров.
Принимая полученную О. Шайтаном аудиозапись как доказательство, органы уголовного преследования и суд не приняли во внимание, что указанная аудиозапись является недопустимым доказательством в силу положений п.3 ч.2 ст.75 УПК РФ, т.к. проведена лицом, не имеющим права осуществлять процессуальные действия по данному уголовному делу.

Кроме того, ст. 13 УПК РФ допускает ограничение права гражданина на тайну телефонных и иных переговоров только на основании судебного решения. Также часть 2 статьи 29 УПК РФ прямо предусматривает, что только суд правомочен принимать решения о контроле и записи телефонных и иных переговоров.

В соответствии с п.9 ч.2 ст. 389 УПК РФ обоснование приговора недопустимыми доказательствами является основанием для отмены приговора и прекращения дела за отсутствием состава преступления.

На основании изложенного, руководствуясь ст.,ст. 389.1; п.1,2,3, ст. 389.15,

ПРОШУ:

Приговор Ленинградского районного суда от 09 июня 2018г., которым я, Образцов Борис Владимирович, признан виновным и осужден за совершение преступления, предусмотренного п. «б», ч. 3, ст. 163 УК РФ отменить, вынести в отношении меня оправдательный приговор.

Дополнительная апелляционная жалоба будет подана после ознакомления с протоколом судебного заседания по уголовному делу.

19 июня 2018г.

Подсудимый:________________________________________ Образцов Б.В.