Владимир Кацман — один из самых известных бизнесменов в Калининградской области. Во многом свою известность он получил благодаря тому, что вместе с партнерами Александром Зарибко и Николаем Власенко основал мощную региональную компанию — ритейл-сеть «Виктория». Еще одна визитная карточка Кацмана — джазовый фестиваль «Калининград Сити Джаз», который успешно вписался в череду главных музыкальных событий калининградского лета. После того, как в 2011 году партнеры продали «Викторию» крупной сети «Дикси», Кацман полностью посвятил себя ресторанному бизнесу. Относительно недавно появившаяся сеть фаст-фуда Pita Bull, как утверждает бизнесмен, уже стала показывать прибыль. В рамках проекта «Город и его люди» Владимир Кацман рассказал Афише RUGRAD.EU, как он приехал в Калининград из Чечни с двумя тысячами марок и начал торговать бутербродами, о становлении компании «Виктория» и почему нельзя монетизировать дружбу с Александром Ярошуком.


«Из Чечни виделось, что Калининград — это центр Европы»

Из Чечни я уехал в 1992 году. Прямых актов агрессии против русскоязычного населения не было. Но всё дееспособное население перед Первой чеченской войной уезжало, потому что было всё сложнее и сложнее. Был брошен камень в сторону и моей семьи: я пытался продать квартиру. Как в нормальном, рыночном обществе, я хотел условия получше. Связался с покупателями, а потом они узнали, что я выбираю, кто больше денег даст за квартиру, и меня начали прессовать. Была даже история, когда жена с ребенком стояла на подоконнике, готовая выпрыгнуть (благо, мы на первом этаже жили). Квартиру я продал и с собой в Калининград взял две тысячи немецких марок. Я был самый богатый из всех этих голоштанных Власенко, Юры Голованова и тех друзей, с кем я приехал. Я был самый крутой.

В Грозном я работал в нефтяной промышленности. Бизнесом никаким не занимался. Единственный бизнес: иногда продавал излишки цемента и труб в близлежащие села. В Чечне тогда бурились самые глубокие скважины в СНГ: такие есть только в Мексиканском заливе. Я сидел на буровой, а надо мной летели самолеты, которые Руцкой послал на базу, захваченную чеченскими повстанцами. Я понимал, что оставаться уже невозможно. Хотел уехать в Израиль и написал письмо своему приятелю туда. Но ответ очень серьезно охладил: я-то думал, что поеду такой крутой специалист из нефтяного вуза, а нефтяной промышленности в Израиле, оказывается, нет. Приятель в ответе очень саркастически заметил, что я в своем коротком письме сделал большое количество грамматических и стилистических ошибок, что говорит о том, что у меня даже с русским языком очень плохо. А как я собираюсь учить иврит и необходимый английский? Эти две вещи почему-то меня с моим другом рассорили и отговорили от этой поездки.

Что-то мне подсказывало, что уезжать в близлежащие регионы, Ростовскую область или Ставропольский край — это менять шило на мыло. Если уж менять, то кардинально. А из Чечни виделось, что Калининград — это центр Европы, не похожее на другие регионы России место.

Кроме двух тысяч марок, я вез сюда рекомендательные письма от известных нефтяников из Чечни, которые начали вспоминать: «Слушай, мы во Вьетнаме работали с начальником «Калининградморнефти». Давай, Володь, я ему письмо напишу». Нормальные люди, которые жили в этой республике, друг другу помогали. Я приехал сюда с этими рекомендательными письмами и наткнулся на то, что мы здесь нафиг никому не нужны. Здесь своя «свадьба», свои специалисты и своя нефтяная мафия. Мне предложили работать помощником бурильщика на буровой (это самая низшая должность). А я уже ходил с позиции начальника буровой и, конечно, был ошеломлен. В плане карьерного роста — шаг назад: опять становиться рабочим и через 10 лет после института доказывать, что ты не верблюд.


«Пузатые капиталисты»

Я бизнесом не занимался. Но мой друг Андрей Рахимкулов уже успел поторговать в Чечне компьютерами. Еще один наш друг Толик Кириллов вспомнил, что у нас в Калининграде есть еще один бывший однокурсник. Когда я приехал, то позвонил Сергею Косенкову (бывший наш с Колей Власенко партнер). Он был самый навороченный, у него был бизнес с Власенко: двенадцатиметровая палатка на ул. Эпроновской. Вот так мы все встретились: Коля Власенко на встречу пришел с ящиком спирта «Рояль», который привез на своей машинке. У него был «жигуленок» очень стильного цвета «мокрый асфальт». Власенко в то время возил спирт, ликер Rainbow и сигареты. Вот так мы и начинали.

Мы сразу приглянулись друг другу, потому что остроумные, потому что ровесники. Как я сейчас люблю говорить: «Мы смеялись и плакали в одних и тех же местах». Я тогда был готов на любую работу и, уходя со встречи, сказал: «Имейте в виду, у меня две тысячи марок есть». На следующий день мне сказали, что есть возможность арендовать кафе в мэрии Светлогорска. На эти две тысячи мы с моим другом успешно купили печку-гриль (даже не микроволновую, потому что не хватало), 36 банок голландских сосисок, батоны и чайные стаканы с ложками. Начали там готовить горячие бутерброды (готовили их сами). А жили мы тогда на ул. Павлика Морозова у одной самогонщицы. Пока цедилась самогонка в трехлитровую банку, мой друг Андрей просчитал калькуляцию этого горячего бутерброда, и мы начали свой бизнес.

Это было самое счастливое время. Главой Светлогорска в те времена был Сергей Рудобелец. Он, как и мы, любил закончить день рюмочкой хорошего вина и приходил к нам. Второй наш «отец родной» — Павел Сухов, возглавлявший светлогорский филиал «Инвестбанка». Это человек, который дал нам первый кредит в 5 млн руб. Только под страховку и без залога. На эти деньги мы снарядили Колю Власенко ехать на пикапе в Питер за шоколадными конфетами «Северное сияние». Мы их потом еле-еле продали.

Отматывая эти 25 лет назад, я понимаю, что гениальность Николая Власенко заключалась в том, что он уже тогда знал, что и как мы должны делать. У него была определена картина мира, в отличие от меня. Настолько я был в шоковой ситуации после того, как заново стал жить... Я готов был всё делать, лишь бы нормально существовать.

Мы решили заниматься мелкооптовыми операциями: что-то покупать, что-то продавать. Калининград в тот момент называли «лимонадным городом». Все занимались польским лимонадом. Мы его начали возить в Москву, а там покупали шоколад. Потом мы покупали осетинскую водку и возили сюда. В том кафе, в котором мы начинали, у нас уже работали две наемные девушки. В субботу и воскресенье мы занимались уличной торговлей. Тогда этим еще можно было заниматься без всяких лицензий. Рядом с вокзалом «Светлогорск-2» была полянка: все вещи в палатке развешивались на веревке, и мы упражнялись в технике продаж. Ты общаешься с покупателем напрямую и предлагаешь ему фигню, которая у тебя за спиной висит (платочки всякие, сигаретки, сувениры). Потом мы закрывали двери в кафе, считали чистую прибыль и делили ее. Каждый был вправе распоряжаться деньгами по своему усмотрению.

Я вообще транжира по жизни: мне пофиг, дальше — хоть трава не расти, сегодняшним днем живу. А Коля [Власенко] очень бережно относился к деньгам: сказывалось воспитание. На себя мы тогда тратили только минимум, необходимый для жизни. Это только потом мы начали позволять себе ездить за границу, кататься в горах на лыжах. Всё, что мы имели, мы оставляли в обороте компании. Поэтому и развивались экстенсивно. 

Я и Власенко относились к тем людям, которые не были заражены советской пропагандой о том, что бизнес — это плохо. Мы увидели возможности в том, что сделал Ельцин (Царствие ему небесное и огромное уважение). Когда он сказал: «Берите суверенитет...», — то понятно, что это многие ненавидят. А когда он дал возможность всем торговать: бабушкам, которые на перекрестках сидели с семечками и прочей ерундой, — когда была продекларирована свобода торговли, то мы увидели в этом возможность, а не стали посыпать голову пеплом и кричать: «Вот, пузатые капиталисты...»


«Притча о дворняжках и далматинцах»

Мы с моими партнерами по «Виктории» дополняли друг друга. Власенко — президент компании, «говорящая голова», представительские функции. Александр Зарибко — коммерсант до мозга и костей, коммерческий директор. А я — исполнительный директор. В моих руках были семь нот менеджмента: кадры IT, стройка и всё остальное. Я на самом деле работяга. Я как исполнительный директор строил и первый супермаркет, и многие последующие. Мы три года подряд открывали новые магазины. Сейчас такое невозможно. Сейчас этими вопросами занимается менеджмент. А менеджер так устроен, что его больше интересует процесс, а не результат. Когда мы как собственники сами развивали бизнес, то для меня важно было к концу года открыть этот магазин. Мы шли на очень серьезные организационные и документальные нарушения. Я понимаю, что тогда просто время такое было, но мы получали разрешение на строительство через месяц после открытия магазина. Когда менеджер этим занимается, то он просто закрывает свою задницу (и это абсолютно правильно). Но тогда «лихое» время было.

Еще одна управленческая притча: российские менеджеры того времени были похожи на дворняжек. А иностранные экспаты, которые «правильно» учились, за ними «правильно» ухаживали, — это были далматинцы. Но случись какой-то «неправильный» момент, когда надо не по закону, а по духу [действовать], тогда подвиги совершали вот эти «дворняжки» (то есть мы), у которых не было образования, а только желание создать новый бизнес.

Еще одно наше кредо: мы не давали взяток. Во-первых, мы не могли (лично для меня это был очень серьезный комплекс). Другое дело, что мы пытались коммуницировать с сильными мира сего: начальник санэпидемслужбы, надзоры и прочее. Я до сих пор поражаюсь необязательности калининградского характера (наверное, его формирует расслабленность и близость моря). В Чечне я понимал, что слово надо держать, иначе ты можешь физически пострадать. А здесь я столкнулся с тем, что если мне что-то обещают, то могут и не выполнить. Причины могли быть разные: «Ну, понимаешь, я запил...» Если кто-то из чиновников одной рукой брался решить вопрос, то другой рукой он вопрос ни хрена не решал. Не было смысла тут решать вопрос взятками: они не работали.

Мы с партнерами разошлись мирно, без публичного выяснения отношений, и в этом наша заслуга. Моменты были разные. Я ногти всё время ломаю: все в заусеницах. Это привычка из того времени. Потому что столько нервов было...


«Во всех интервью звучит, что я один из самых богатых людей области. Но вы понятия не имеете, насколько это смешно»

Три личности вместе вели бизнес: ведущий – ведомый. Я — ведомый. При всей моей харизме, при всем понимании процесса я всё равно ведомый человек. Вот пример в доказательство: я сегодня член директоров группы компаний «Дикси». У меня осталось 4 % акций, у Власенко такое же количество, а Зарибко вышел, продав свои акции. Очень выгодно, кстати, продал, а мы в глубокой заднице. Как член совета директоров я представляю основного акционера. Это владелец «Дикси», «Мегаполиса», такой «мистер Твистер» по фамилии Кесаев Игорь Альбертович — один из кумиров моей сегодняшней бизнес-жизни. Мне позвонили независимые директора от одного фонда, который имеет 15 % в компании. Как я понимаю, это инвестиционный фонд: к нему заходят иностранные деньги, а он распределяет их по секторам. Руководство этого фонда стало склонять меня к тому, что стратегия у «Дикси» неправильная, непонятная. А у «Дикси» сейчас очень тяжелые времена. Сначала я как-то задергался. Но когда на следующий день они мне перезвонили, то я объяснил: «Ребят, я миноритарий, который сидит в компании, человек акционера. Я не буду влазить в те вещи, которые делает главный акционер. Поэтому пошли... [к черту]. Я буду голосовать так, как голосует человек, который отдал за меня свои голоса». У меня всегда есть собственное мнение. Но как в одном хорошем анекдоте: «У вас есть собственное мнение? У меня есть собственное мнение, но я категорически с ним не согласен».

Почему я еще остаюсь в совете директоров «Дикси»? Потому что хочу вырваться из этого пропертого калининградского социума, связанного с болотом. Болотом бизнеса, болотом отношений, болотом маленькой деревушки. А там я общаюсь с человеком, чье состояние в пределах 5 млрд долларов по Forbes. А если считать активы, то еще больше.

Во всех интервью звучит, что я один из самых богатых людей Калининградской области. Но вы понятия не имеете, насколько это смешно. Я дружу с Германом Борисовичем Ханом (акционер «Альфа-Групп». — Прим. ред.). Ему понравился мой проект синагоги. Я немножко знаю Михаила Фридмана, а до этого Гришковец знакомил меня с Александром Мамутом. Когда ты общаешься вот с этими людьми, то это уже другой уровень. В мэрии одна секретарша как-то сказала, что женщины про меня говорят: «От него пахнет деньгами». Но, поверьте мне, у нас столько Корейко есть в области, которые не высовываются, не выпячиваются и ведут абсолютно аскетичный образ жизни. Но ни я, ни другие участники процесса им не чета. Вот все знают про Кацмана, что от него пахнет деньгами. Меня достают эти разговоры! На самом деле реального положения вещей никто не знает.

У нас 80 % людей ненавидят предпринимателей. Они думают, что государство помогло, что залоговые аукционы и прочая фигня. Люди, которые предпринимают, и люди, которые пользуются плодами этой деятельности (или не пользуются), живут в разных мирах. Предприниматели всё равно в этом обществе остаются изгоями.

Конечно, бизнес должен быть социальным. Но социализация — это процесс сложный и многогранный. Этой проблеме уделялось мало времени. Неприятие бизнесменов связано с тем, что все те, кто, как говорил Чубайс, были назначены олигархами (когда были залоговые аукционы, когда была возможность покупать за копейки предприятия), так вот все эти люди должны были 70 % своего капитала тратить на социальные вещи. Чтобы создать среду, где бизнес принимали бы. Но ни государство, ни ситуация того времени сделать это не позволяли. Все чувствовали себя «временщиками». Поэтому экспорт капитала в офшоры главенствовал над темой социализации. Все понимали, что это проект неблагодарный: вкладывать деньги в среду. 

Как я монетизирую свою дружбу с Ярошуком?! Это легенда, которая сродни легендам про олигархов. Александр — это такой человек, на прием к которому легче записаться абсолютно незнакомому человеку. И решать вопросы. У него кредо такое: родственники и друзья — в последнюю очередь. Приходится по несколько раз за короткий период звонить, встречаться, просить. Вот что с проектом по «Сказке» (имеется в виду проект жилого комплекса на месте кафе «Сказка». — Прим. ред.) случилось? Александр Георгиевич тогда очень мудро всё сделал. Все говорили: «Кацману Ярошук поможет». А это было его решение, чтобы не возбуждать общественность, не дать нам возможность организовать то, что мы планировали здесь сделать.