Экс-главный редактор журнала «Афиша», журналист Юрий Сапрыкин прилетел в Калининград для участия в постинтеллектуальном форуме им. Франца Кафки и Джорджа Оруэлла. В пятницу он прочитал лекцию о 90-х и о том, что историю на самом деле определяют неочевидные события, выпадающие из зоны общественного внимания. В интервью Афише RUGRAD.EU он рассказал, на каких двух крыльях зиждется современная российская национальная идея, почему стране придётся ещё раз пережить «лихие 90-е» и почему среднему классу не надо искать сверхидею, а нужно просто поднять жопу.


— В «Манифесте хипстеров» Ильи Клишина сказано, что к 2020 году эти молодые и модные ребята обязательно возьмут власть в России: станут топ-менеджерами, управленцами и прочее. В нынешней реальности, где главное определяющее слово — это «гибридная война», а на полигонах давят экскаваторами пармезан, как воспринимаются эти заявления?
— Эти заявления и тогда звучали неубедительно. Сейчас — тем более. И дело даже не в том, что всех перестал развлекать банановый смузи, а стал развлекать сжигаемый пармезан. Всё это хипстерство — это просто модные ребята. И ничего более. Попытка приписать им какой-то метафизический смысл — совершенно беспочвенна. Для понимания: когда ты читаешь любой текст, где употребляется слово «хипстер» полезно менять его на слово «стиляга». И применять ситуацию к 50-м годам: мы сидим в раннехрущевском коктейль-холле и рассуждаем о том, что через 10 лет стиляги займут все управленческие посты. Верно ли это предсказание? Скорее нет, чем да. Через 10 лет стиляги перестанут быть стилягами. Они достигнут того возраста, когда маркировка себя как модного чувака перестанет быть интересной.

— Но вы же сами писали, что хипстерство — это такой ответ среднего класса на богатую безвкусицу.
— Нет, это не ответ среднего класса. Это скорее предложение или услуга среднему классу. Есть ребята, которые больше всего в жизни хотят жарить бургеры. Дальше от этих бургеров вообще всем большая польза. И не только тем, кто их жарит, или людям, у которых борода такая же. Если кто-то и захватывает власть (не в смысле президентский пост, а в смысле ключевые позиции), то его захватывает какая-то сплочённая каста. Это люди, которые друг друга хорошо знают, обладают опытом совместной работы и разделяют общие ценности. Так, в начале 90-х ключевые посты захватили бывшие комсомольцы, а вовсе не фанаты группы «Аквариум». Притом, что комсомольцы были совсем не модными ребятами.

— Мы понимаем, что это словечко «хипстер» — оно нам в наследство досталось от битников. И там это был такой нонконформист, который знает, где наркотики достать. У нас хипстер — это, наоборот, ультраконформист, который готов работать с системой, чтобы какое-то небольшое кафе обустроить.
— Мы только что с моим коллегой обсуждали каких-то знакомых ему модников, которые бегают сейчас с Энтео и громят скульптуры. Притом, что это такие модные бородатые ребята, которые 5 лет назад ходили в клуб «Солянка». Да Энтео и сам не чужд… Любые обобщения будут тут заведомо неточны. Если мне в этой модной генерации что-то нравится, так это не то, что эти люди пошли сотрудничать на всех уровнях с разными департаментами мэрии. А то, что многие из этих людей начали что-то делать без оглядки на всякие департаменты. Для меня положительная черта, маркирующая это поколение, это стремление к автономии и к тому, чтобы сделать своё маленькое дело независимо от разного рода начальства. Если докапываться до глубины этой теории малых дел, то её смысл не в том, чтобы пойти и устроиться на зарплату в правительственное учреждение и там маленькими шажками мир к лучшему менять, а в том, чтобы вообще забыть о существовании любых правительственных учреждений. Найти для себя маленький угол реальности, но с которым ты сам сможешь справиться. И это не эскапизм.

— Теория малых дел заканчивается ровно в тот момент, когда в твою бургерную стучится налоговый инспектор, санэпидемнадзор или кто-то ещё. Мы понимаем, что без глобальных изменений такие маленькие истории невозможны.
— При этом глупо было бы ждать этих изменений и ничего не делать до этого момента. Теория малых дел, скорее, в том, чтобы жить так, как будто бы этой государственной машины (от которой тут якобы всё зависит) в принципе не существует. Если всё закончится, как в фильме «Левиафан»… От этого никто не застрахован. Что ж теперь, сразу лечь и помереть?

— Илья Кормильцев как-то сказал про российскую власть, что это такой наркоман в последней стадии ломки. И он, словно дозу, ищет национальную идею. Про хипстеров писали, что это люди абсолютно невосприимчивые к каким-то глобальным или национальным идеям. Может быть, такая невосприимчивость делает их каким-то революционным классом?
— Она национальную идею нашла… Делает ли стиляг революционным классом невосприимчивость к национальным идеям? В каком-то контексте они вполне восприимчивы к глобальным идеям. Манера слушать джаз и танцевать твист вполне себе глобальна. Только это, скорее, не идея, а стилистические отличия. Борода и клетчатая рубашка вполне себе глобальны и транснациональны. Только это не делает тебя носителем революционных идей. А делает только носителем бороды и не более того.

— Вы сказали, что российская власть свою национальную идею нашла. Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что в какой-то момент нынешняя власть подхватила тот комплекс идей, который когда-то был развит авторами газеты «Завтра» и отчасти газеты «Лимонка» (газета была запрещена решением суда. — Прим. ред.). И он оказался чрезвычайно эффектным. Как только ты произносишь лозунг «Кирдык вашей Америке!», сразу вся страна кивает в немом одобрении. Дальше ты можешь делать всё что угодно: переводить в Америку личные капиталы, покупать американские облигации и так далее. Главное, что лозунг произнесён и карт-бланш на свои действия получен.

— Получается, что национальная идея состоит исключительно в отрицании: кирдык вашей Америке и всё? Она реактивная, а не активная?
— Она заключается в отрицании современности вообще. А не только Америки. Америка — это просто символ мира модерна. У идеи есть два крыла. «Кирдык вашей Америке» и, как в известном ролике на Youtube, «На… нужен интернет ваш!». Бабка кричала на каких-то рабочих, которые пытались ей кабель в подъезд провести: «Интернет-интернет, на … нужен ваш интернет. Ходят тут всякие» (смеется). Это эксплуатация понятного инстинктивного страха людей перед тем, что мир как-то меняется и нам от этих изменений, скорее всего, будет плохо. На этом власть и играет. Давайте сделаем, чтобы всё было, как при дедушке, как при Сталине, как при князе Владимире. Как завещали нам наши многочисленные предки. Самые разные, и не важно, кто именно, и не важно, в какое время. Люди с радостью это умонастроение подхватывают.

— Но против этой архаики выступали многие: как правые, так левые. Даже националистический сайт «Спутник и Погром» начинался с тезисов, что Россия — часть Европы, потому что Чайковский — это европейский композитор, и куда вы без нас денетесь.
— Я, к сожалению, после того, как там всё свелось к призывам убивать как можно больше хохлов, перестал следить. Хотя до этого всё было очень интересно. Весь этот постмодернистский прыжок в архаику закончится падением. Нет перспектив долететь до другого берега, потому что другой берег остался далеко позади. Нам как-то придётся возвращаться в реальность. Чёрт его знает, может, в этот момент уже не будет какой-то альтернативы: давайте построим европейское национальное государство или имперское многонациональное. Скорее, речь будет идти о каких-то принципах элементарного выживания… Но идея возвращения в европейскую семью в качестве ещё одного национального государства мне кажется довольно продуктивной.

— Вы много писали о том, что маятник не может долго качаться в одну сторону. То есть если начинается реакция, то потом он обязательно качнётся в сторону «оттепели». Сейчас мы видим, что реакция только набирает обороты. Что может послужить тому, чтобы маятник качнулся? Некое внешнее событие?
— Совершенно необязательно. Что послужило толчком, чтобы в середине 80-х маятник поехал куда-то в другую сторону (кроме того, что выбрали молодого генсека)? Я думаю, что если бы выбрали ещё одного совсем старого, то это вопрос плюс-минус 1–1,5 лет. Когда над тобой одновременно висят санкции, гонка вооружений, падение цены на нефть и война на территории сопредельного государства, крупные проекты типа олимпиады, сбитый самолет, из-за которого разрушаются все международные связи, — это слишком тяжёлый камень, который висит у тебя на шее. Тебе в какой-то момент придётся мотнуть головой, чтобы его оттуда сбросить. Когда система начнёт трещать по швам… Когда я говорю: «Система начнёт трещать по швам», — это не значит, что Путин сбежит из Кремля в женском платье. Поскольку на государстве здесь традиционно висит очень много обязательств, то очень страшно оказаться в точке, когда оно не сможет физически их исполнять.

— Это действительно главный страх перемен. Есть понимание, что смена власти в России редко происходила бескровно.
— Смена власти происходила бескровно последние 100 лет и ничего. Она кроваво происходила один раз. Мы все любим пользоваться историческими аналогиями. Но это совершенно не значит, что мы должны просыпаться в холодном поту, думая, что находимся в 1915 году. Может оказаться, что находимся в 1951 или 1983 году. Никакой обречённости России на гильотину я не вижу. Нам как-то в 90 % случаев удавалось обходиться без неё.

— Ваши рассуждения звучат как-то слишком оптимистично на фоне того, что даже серьёзные издания сейчас рассуждают на тему того, что окружающая реальность движется из «Дня опричника» Владимира Сорокина в его же «Теллурию». То есть от собачьих голов на «Мерседесах» к новому Средневековью.
— Это подводит нас к мысли о том, что чем больше людей будут жить по принципу «Государство — это я» или «Я сам себе своё государство», тем более плавным и безболезненным будет переход к следующей эпохе.

— Сергей Капков говорил, что стране надо навязывать буржуазный образ жизни. А вы выступаете скорее за индивидуалистический анархизм?
— Который иногда граничит с буржуазностью. Я скорее поддерживаю другое изречение Капкова о том, что нужно поднимать жопу, а то доллар будет по 100 рублей, и придётся скоро мариновать собаку. Мне кажется, что сейчас эта мысль актуальна как никогда. Во всех трёх своих составляющих.

— На форуме вы читали лекцию о 90-х, о том, что историю могут менять какие-то совершенно незаметные события, которые люди просто не видят. Сейчас в России такие события происходят?
— Про 90-е все эти события уже очевидны. Если ты сидишь в 92-м году и читаешь газеты, то тебе кажется ужасно важным, примет ли Верховный совет программу реформ. А то, что в одной из южных республик выбрали очередного президента, а вокруг него кучкуются какие-то вооружённые бородатые горцы – это полная фигня: крошечная, никому не интересная республика, и таких президентов сейчас везде навыбирали. Потом оказывается, что история с Дудаевым — это главное историческое событие 90-х, а программа реформ не стоила даже бумаги, на которой была написана. Мне кажется, что отчасти и сейчас так происходит. Система ещё научилась, как хороший американский истребитель, отстреливать вокруг себя тепловые ракеты, на которых концентрируется внимание. На это нацелен бесконечный поток новостей о том, что депутат N. предложил запретить то-то, а депутат M. предложил запретить то-то. Из этих предложений даже до комитетов Думы доходит 10 %. Но в результате мы сидим и обсуждаем: какой ужас, Мизулина предложила запретить аборты, кружевные трусы или ещё что-то. А дела в этот момент делаются в другой сфере. Мы с коллегами бесконечно обсуждаем, что это за важные события, которые мы пропускаем. Непонятно, что из этого сработает. Всё что угодно. Начиная от снятия санкций с Ирана. В России на это вообще никто никакого внимания не обратили: о чем-то они с Обамой договорились, ну и хрен с ними. Но это всё означает, что в роли Ирана теперь выступаем мы, а во-вторых, цена на нефть от этого покатится ещё дальше вниз. Ну и заканчивая какими-то процессами, которые происходят между МВД и ФСБ: какие-то генералы, которых то сажают, то выпускают. Всё это скучно и разбираться неинтересно. Но, видимо, где-то там и происходит формирование новой элиты.

— Дмитрий Быков на прошлом форуме сказал, что Советский Союз — он, как корь, он обязательно вернётся, потому что мы им не переболели. Может быть, 90-е тоже вернутся, потому что мы их до конца не пережили?
— Я абсолютно с этим согласен. Мне кажется, что мы сейчас добаливаем до конца имперской лихорадкой, а вслед за этим нам неизбежно придётся ещё по одному кругу пройти ситуацию, когда государство полностью отстраняется, оказывается неспособным выполнять свои обещания, оставляет своих граждан наедине с собой. В 90-е граждане оказались абсолютно растеряны, дезориентированы и абсолютно не понимали, что делать. Очень быстро победил какой-то закон джунглей. Сейчас есть шанс более разумно распорядиться своей коллективной и индивидуальной судьбой.

— То есть это означает, что будет новый расстрел Верховного совета?
— Нет, ничего не происходит автоматически. Это просто ещё один шанс сделать работу над ошибками и выучить невыученные уроки.

— Пока маятник не качнулся, какие у среднего класса есть варианты в существующей ситуации? Вот вы Капкова процитировали «жопу поднять». А что ещё можно предложить?
— Как говорит Олег Кашин, «купаться и учить санскрит». А также гулять, зарабатывать деньги, заниматься своим здоровьем, воспитывать детей и всем, что делают обычные люди в обычной стране. Без истерики. Сверхидея в какой-то момент сама на нас свалится.


Текст: Алексей Щеголев
Фото: moskva.fm

Редакция благодарит оргкомитет форума за помощь в подготовке интервью.