Сценарист и писатель Анна Старобинец вошла в состав жюри кинофестиваля «Край света. Запад». 6 мая в Драмтеатре Старобинец проведет творческую встречу. В интервью Афише RUGRAD.EU сценарист рассказала о том, зачем нужны провинциальные кинофестивали, о частных деньгах и запретных темах в российском кино и почему так и не вышла российская «Игра престолов».

— Калининградская область сейчас становится популярным местом для киносъемок, и про регион существует такая идея-фикс, что здесь в плане локаций можно снять вообще всё что угодно. Вы работали в команде Александра Цекало над сериалом «Порт». Как вы считаете, область в плане киносъемок — это действительно такое универсальное место?

— Фильм «Порт» изначально назывался иначе. Это была полностью моя идея и моего покойного мужа Александра Гарроса (Александр Гаррос — писатель, журналист, его роман «Головоломка», написанный в соавторстве с Алексеем Евдокимовым, получил литературную премию «Национальный бестселлер». — Прим. ред.), но на этапе написания сценария этот проект был у меня отобран (другого слова подобрать не могу). Перед началом конца [этого проекта] я сюда приезжала… Вообще, изначально был план снимать его на Дальнем Востоке, это должен быть порт Владивостока. Но потом, видимо, исходя из каких-то [экономических] соображений и что здесь появились льготы для кино (видимо, имеется в виду механизм выплаты рибейтов. — Прим. ред.), съемки перенесли сюда. По сюжету там была связь с Китаем, и ее тяжело было переламывать под Калининград. В этом не было никакой логики, кроме чисто финансовой. Безусловно, Калининград, на мой взгляд неофита, производит впечатление города, в котором снять можно многое. В нем можно найти какие-то советские приметы и немецкий быт, и природу. Это перспективное место. Но я не могу оценить степень удачности [выбора места для съемок]. Хотелось бы оценивать, глядя на экран, на какой-то конкретный контент.

— Если раньше российские телесериалы воспринимались исключительно как продукт Первого и второго каналов, то сейчас, после выхода очередного проекта, мы начинаем обсуждать, купит ли его Netflix или нет. Качество отечественного сериального контента шагнуло вперед, на ваш взгляд?

— В какой-то степени да, 10 лет назад все было совсем грустно и уныло. Сейчас, время от времени, можно увидеть хороший российский сериал. Это по-прежнему, на мой взгляд, происходит довольно редко. Но какие-нибудь «Чики» даже по картинке (особенно по картинке), по игре актеров и истории вполне достойный и конкурентоспособный сериал.

— С чем вы это связываете? Появилась своя школа?

— Рано или поздно, это должно было случиться. Школа действительно была разрушена до основания, какое-то время все агонизировали и гнали совсем дешевые «мыльные оперы». Хорошие сериалы сейчас — это новый вид искусства, те хорошие сериалы, которые сейчас идут на Netflix, можно приравнять к хорошему, большому роману. Просто они подаются зрителю в удобоваримой форме. Сейчас есть сериалы (в основном на Западе), которые по своему уровню даже круче, чем кино, это не что-то вторичное по отношению к полному метру. Поскольку процесс длится довольно давно, в России тоже стало ясно, к чему стремиться. Какое-то время мы делали сериалы исходя из того, что это что-то дешевое, чем можно заполнить время. Теперь стало ясно, что сериал надо делать как хорошее, большое кино. В течение последних лет 10 в нашей индустрии такие попытки предпринимались. Школа была в плачевном состоянии, но за 10 лет появились навыки и наработки. В конце концов, у нас есть хорошие режиссеры. Многие пришли в сериалы из большого кино.

— Разговор про достойные российские сериалы, как кажется, начался с проекта «Школа» Валерии Гай Германики, когда Первый канал рискнул и поставил в прайм-тайм достаточно провокационную вещь.

— «Школа» — это отлично. Я тогда еще по-моему истории для кино не писала, но писала про кино как кинокритик. Тема российских сериалов в том смысле, что я готова их смотреть, началась именно со «Школы». Это было первое, что я смотрела с удовольствием и точно без отвращения и огромной форы, которую всегда требовалось давать российскому сериалу.

— По поводу ее проекта была еще тогда огромная дискуссия, можно ли делать такие провокации.

— Сериал нельзя отделить от любых других видов искусства. На мой взгляд, в любом виде искусства должна быть провокация.

— HBO около года назад выпустил сериал «Чернобыль», сейчас вышел отечественный «Чернобыль» Данилы Козловского, и сравнения далеко не всегда в пользу отечественного продукта.

— Я не смотрела «Чернобыль» Данилы Козловского, смотрела только HBO.

— Я скорее к тому, что есть мнение, что российские режиссеры не могут позволить себе полностью свободное высказывание, потому что в киноиндустрии всё зависит от государственных денег.

— Безусловно, эта проблема сохраняется. Есть разные проблемы, одна из них связана с цензурой, которая, безусловно, существует. Конечно, они не могут себе позволить всё что хотят. И дело даже не в том, что кино финансируется государственными структурами. Оно просто не выйдет на экраны. Но у меня есть большая надежда, что с появлением интернет-платформ, например, More.TV, у нас возникнет явление, аналогичное кабельным каналам в США. Ни один сериал с большим количеством секса и насилия не шел бы там на главных каналах в прайм-тайм. Но есть платные кабельные каналы, где люди знают, чего они хотят. Главное, что это деньги частные. Если бы у нас сформировалась такая ситуация, то это было бы идеально. Но у нашего государства есть способы подобной ситуации противостоять и очень успешно. Второе — не все участники кинопроцесса хотят довести результат до зрителя. Не секрет, что [есть] многочисленные «распилы», и есть кино, которое снимается, для того чтобы освоить средства.

— У вас есть ощущение, что количество частных денег в индустрии сейчас увеличивается и все уже в меньшей степени зависят от Фонда кино, чем лет 5 назад?

— Сейчас сложно говорить про деньги в индустрии: неизвестно, что бы было, если бы не случился 2020 год, в течение которого многие кинопроекты остановились. Если бы коронавирусной истории не было, то, возможно, всё было бы очень неплохо. Ровно год назад, перед локдауном, у меня было 3 проекта (и все сериальные). Но продолжила работать я только с одним, остальные два просто не живы.

— Чтобы подобная ситуация случилась, нужен, наверное, запрос и со стороны потребителя. Если зрителя устраивает сериал про то, как Сергей Безруков ходит под песню про то, «как березы шумят», то, наверное, и запроса на «Чики» не будет».

— Есть такой кошмар моей жизни, называется «женщина 45+ с половником». Часто продюсер меня просит что-то упростить и сделать какую-то историю более примитивной. Есть такой подход… Даже не то, чтобы «пипл хавает», а, скорее, что они правда считают, что существует баба Маня с половником, которая ни на чем не может сосредоточиться, потому что она варит суп. И кино она способна смотреть только самое примитивное, чтобы не стоял выбор между супом и кино. Я с таким подходом в корне не согласна. Понятно, что хорошее, сложное и провокативное кино не может быть универсальным. У него есть своя аудитория (и не маленькая), у которой есть запрос. Если ее нет, то кто тогда все эти люди, которые смотрят «Мост», True Detective или «Игру престолов»? Они же у нас есть, и их много. Эти люди с удовольствием бы смотрели и российское кино. Проект, который потом превратился в сериал «Порт», первоначально должен был быть российским вариантом скандинавского сериала «Мост»: мрачный нуар, портовый триллер с убийствами… С «жестью», в общем-то, и тайной. Что они в итоге сняли, я не знаю. Но был запрос сосредоточиться на «любовном треугольнике»…

— В данном случае есть дискуссия, кто на самом деле формирует этот запрос: телевизор в результате создает эту «бабу Маню» или подстраивается под ее вкусы.

— Это извечный вопрос, хвост виляет собакой или собака хвостом. Но полагаю, что интеллект и уровень развития людей в каждой стране примерно одинаковый. Это касается не только кино, но и любой культуры общения.

— Книга Александра Гарроса и Алексея Евдокимова «Чучхе» изначально писалась как киносценарий, но авторы сразу подходили с позицией, что в современной России она не может быть экранизирована.

— Лет 15 назад на данном рынке было всё так нестабильно, что иногда из пустоты возникали какие-то странные люди, которые давали немножко денег и просили какой-то странный сценарий, потом они также в свою щель уползали обратно. «Чучхе» был как раз таким продуктом: кто-то заказал, 3 копейки заплатил, а потом нужда в сценарии отпала. И они его переделали в книгу. «Чучхе», грубо говоря, по политическим причинам кино стать не может. Роман «Воля», который Саша не дописал… Он его даже не пытался сделать сценарием. Было очевидно сразу, что он только книгой может быть. Здесь возникали социально-политические препятствия. Я пишу роман, который основан на нашем с Сашей Гарросом сценарии, который назывался «Лисьи броды». То, что его не сняли, не связано ни с какой политикой и цензурой: как раз случился кризис, а у нас была дерзкая идея сделать русскую «Игру престолов». Не в смысле сюжета (там ничего похожего), а в смысле масштаба и дороговизны. Делалось это, как ни странно, для телеканала «Россия». Мы получили очень хорошие деньги за этот сериал, в нем было 20 серий, но пока что он не может быть снят. Но у меня есть маленькая надежда, что я издам роман, и, может быть, какие-то деньги из Netflix придут.

— Помимо политики, запретные темы в кино есть?

— Условную ЛГБТ-тему мы политикой считаем? В принципе, она имеет к политике косвенное отношение, но такой запрет есть.

— Даже на церемонии открытия фестиваля «Край света. Запад» его продюсер Алексей Агранович помянул «новую этику». Многие видят в ней признаки цензуры, потому что «психологическое спокойствие» ставится выше права на высказывание. Вы видите здесь в перспективе опасность для творческого человека?

— Вижу. Чем дальше, тем больше у меня вызывает опасение то, что называется «новой этикой». Не то, чтобы там что-то неправильное было, в общем-то, это «за всё хорошее против всего плохого», но это всё больше похоже на очень жесткую цензуру.

— В России эти тенденции начинают проявляться?

— В России своих тенденций хватает, у нас другой климат.

— Про фестиваль «Край света. Запад». Можно столкнуться с таким мнением, что зачем нам нужны новые кинофестивали: есть Московский международный кинофестиваль, есть «Кинотавр», и зачем нам тогда нужны новые кинофестивали в провинции?

— Я считаю, что нужны, и особенно в России, где вся культура и все деньги находятся в Москве (иногда немножко в Санкт-Петербурге). У нас огромная страна, и это чудовищно, что жизнь как будто только в Москве, а вокруг только выживание. Без кино и литературы нормальной жизни быть не может. Я много бывала на небольших европейских провинциальных фестивалях: там популярны маленькие, не дико понтовые, а милые и уютные фестивальчики в небольших городках далеко от центра. Мне это очень нравится, и мне очень нравится этот фестиваль, он как-то похоже организован. «Край света. Запад» разрушил какие-то мои негативные представления о российских фестивалях. Есть такой фильм голландского режиссера Йоса Стеллинга «Душка»: там есть такой «фестиваль фестивалей фестивалей» — пафос одновременно с провинциальностью. А здесь этого нет вообще. По моим ощущениям, это похоже на фестивали в небольших городах, которые я посещала во Франции или Испании.

— Но возникает такой когнитивный диссонанс, что, с одной стороны, проходят такие фестивали, а Алексей Агранович рассказывает о том, как всё развивается, но из Москвы тем временем приходят сообщения, к примеру, что россиянам перестают выдавать визы или еще какие-то мрачные вещи.

— Есть такой контраст, я тоже про это думала. Но тут можно только теорию малых дел применять.

— В романе Александра Гарроса и Алексея Евдокимова «Фактор фуры» как раз есть такой момент про теорию малых дел, когда герои едут в машине и рассуждают в духе, что сейчас мы начнем делать что-то свое, отдельно от всякой политики. Разве такое возможно: делать какое-то свое маленькое дело, не обращая никакого внимания на тех, кто наверху?

— Мне кажется, что ничего не делать и смириться — это еще хуже, чем пытаться сделать что-то хорошее, если ты умеешь это делать. Фестиваль же хороший получается? Значит, его надо делать вопреки тому болоту, которое нас окружает. Результат? Сколько у нас процент согласных? Пусть будет 85 %, которые сидят и смотрят только телевизор и поэтому им все нравится. Как им еще объяснить, что на самом деле происходит? Показать им хорошее кино, чтобы они не только телевизор смотрели. Как-то мозг надо запускать… Книжки хорошие дать почитать и показать хорошее кино.

— На фестивале много программ, которые ориентированы на подростков. Это такая попытка влиять на будущее?

— Мне не кажется, что фестиваль возьмет и как-то правильно воспитает подростков. Тут, скорее, диалог с семьями (я сужу по тем фильмам, которые я посмотрела). После таких фильмов, если бы была подростком, я бы вряд ли себя почувствовала новым человеком. Вообще, есть ощущение, что это больше адресовано взрослым, чем детям. Что речь тут идет о налаживании контактов со стороны взрослых по отношению к детям, чем о каких-то горизонтальных связях.

Текст: Алексей Щеголев
Фото: Юлия Власова