В 2010 году группа «Агата Кристи» заявила о своём распаде. Тогда казалось, что навсегда. Лидеры группы — Вадим и Глеб Самойловы — ушли каждый в сольное плавание. Но в 2015 году группа неожиданно «воскресла». Правда, всего на 2 концерта. После этого детали «джентльменского соглашения» между братьями Самойловыми, судя по всему, радикально поменялись. Если раньше бывшие лидеры коллектива оговаривались, что не будут включать старые хиты в свои новые программы, то теперь они дали друг другу «зелёный свет». Если коллектив Глеба — The Matrixx — взял в программу только несколько песен, то старший брат — Вадим — практически полностью унаследовал программу двух «ностальгических» концертов «Агаты».

25 сентября Вадим Самойлов даст большой концерт в Калининграде в клубе «Вагонка» с программой «Агата Кристи. Все хиты». Рядовым концертом это выступление назвать точно не получается. Самойлов-старший везёт в город полный набор хитов, которые «Агата» накопила за 22 года своего существования. Это фактически большое концертное шоу, рассчитанное на большие стадионные площадки со специальным видеорядом под каждую песню. В преддверии концерта Вадим Самойлов рассказал Афише RUGRAD.EU о новой программе, о своих правах на творческий багаж «Агаты» и почему быть членом общественной палаты при президенте — это больший протест, чем петь критические песни про действительность.


— Не секрет, что многие свои песни «Агата Кристи» на концертах не играла, потому что это технически сложно было сделать: слишком много электроники. Сейчас с технической точки зрения вы, наверное, себе любую вещь можете позволить?

— Совершенно верно. Мы начали комбинировать электронное звучание в концертном виде ещё в 94-м году, когда первые секвенсорные технологии появились. Начиная с 94-го нам удавалось альбомный звук передавать более-менее полноценно. Но то, что мне удалось сделать, — это совсем другой уровень, я сам доволен. Нам удалось точь-в-точь повторить все звуки «Агаты Кристи», как это было на альбомах. Я пригласил дополнительного гитариста: все гитарные партии, которые невозможно было вдвоем играть, теперь воспроизводятся. Я очень доволен результатом. Добавьте к этому огромную работу над концертной постановкой: видеоряд, свет, который работает синхронно под музыку, — я давно этим увлекаюсь. В некотором смысле, можно сказать, что проект «Агата Кристи. Все хиты» — это полноценное резюме всех достижений: и по концертной практике, и по подборке песен, и по тому, как они звучат. Можно сказать, что это я зачёт сам себе сдавал.


— Вы с братом никогда не скрывали любви к таким «игрушечным» драм-машинкам из 80-х а-ля New Order.

— Мы совмещаем электронные и живые барабаны. В ряде песен живые концертные барабаны подходят. Но в тех самых точных композициях вы услышите те самые точные электронные барабаны. Очень много у нас всего этого используется: «подбряков» всяких. И в «Гетеросексуалисте», и эти барабанные лупы, которые звучат в «Двух кораблях». Мы возим с собой достаточно много оборудования — почти полтонны. Всё сделано на винтажных инструментах, на тех самых, на которых всё это и записывалось.


— По какому принципу составлялась программа? Понятно, что она называется «Все хиты», и песни идут практически в хронологическом порядке. Но есть такие абсолютно альбомные вещи типа «Урагана» или «Серого неба».

— Песня «Ураган» всегда была ярким концертным номером. Мы говорим не только про те песни, которые успешно звучали на радио. Мы также собрали те песни, которые были яркими концертными номерами. А «Ураган» и «Серое небо» — это бесспорно ярчайшие концертные номера, которые производят на зрителя большое впечатление. Можно сказать, что эти 30 с лишним песен — это такая самая-самая выжимка для массового зрителя, для тех людей, которые что-то об «Агате Кристи» когда-то слышали. А эти треки — очень концертные. Но есть ряд песен («Мотоциклетка», «Легион», «Извращение»), прекрасные композиции, но когда мы их исполняли на концертах, то было ощущение, что зрители выжаты, как лимончики. А хочется, чтобы человек был на подъёме, не хочется его «душить». Песни стоят практически в альбомном порядке, весь концерт идёт волной: песня быстрая, песня медленная, агрессивная, спокойная. Это даёт восприятие группы в её истории.


— Вы в одном интервью говорили, что избегаете каких-то личных глебовских песен типа «ХалиГалиКришна», но разве «Чудеса» или «Серое небо» — это как раз не те самые личные для него вещи?

— Тут имеются в виду композиции, которые провозглашают систему координат, некое мировоззрение. Есть песни, которые любой человек может спеть, а есть те, которые поются от первого лица: вот я такой! И такие песни, соответственно, не включаются.


— Но разве песня «Чудеса» — она как раз не такая? Глеб рассказывал в интервью, что песня связана с его первой исповедью, и она, наверное, хорошо вырисовывает его систему координат.

— Нет. Мы же говорим не про мотивацию, что человеку песню навеяло, а про то, что получилось. Эта песня может быть спета любым человеком. То, что ты можешь на себя примерить, то и воспроизводится хорошо.


— Вы когда эти песни снова поёте, то сами что чувствуете? Это уже просто какой-то холодный профессионализм: правильно сыграть и спеть, — или есть какое-то переживание эмоций?

— Основной посыл — благодарность зрителю, что столько лет эта вся история длилась. Я настроен дать зрителю то тепло и воспоминания. У многих же целые судьбы проходили под эти песни. Понятно, что концерт ретроспективный. А раз он ретроспективный, то нужно просто радовать людей. Это не какой-то месседж. Мы пытаемся добиться состояния счастья (смеётся).


— Вы сами не отрицали, что этот проект — это такой кавер-бэнд.

— Естественно. Одно дело — ощущать себя фронтменом группы «Агата Кристи», другое — петь пять лет спустя эти песни. Я абстрагирован и могу сам эти песни со стороны воспринимать. В этом уже нет такого личного включения. Бесспорно, это моё, но пою я это как нечто прошедшее.


— Если это рестроспективная программа, то получается, что вы людям фактически продаёте прошлое. То есть люди под песню «Как на войне» станцевали первый медленный танец, а вы им это напоминаете.

— Именно так.


— Вам не кажется это странным? Понятно, что «золотые» хиты русского рока уже написаны, а на концерты люди ходят за старыми шлягерами, но от «Агаты» люди постоянно ждали новых песен.

— Да. Нужно понимать, что есть фанаты «Агаты Кристи». И они гораздо более малочисленны, чем массовый зритель, который ходит на концерты. Первые переживали с коллективом все взлеты и падения — это меломанская среда. Но на концертах таких людей процентов 10–15. Огромное количество людей — это те, кто музыку воспринимают чуть по-другому и не включены в этот меломанский проект. Они тоже ходят на концерты, и это есть основное количество людей. И это у любого артиста так.


— Я натыкался на рецензии, где говорилось о том, что «Агата Кристи» — это была не рок-музыка и не поп-музыка, а некий бунт. А тут группа превращается в музейный экспонат, и этот бунт вырезан.

— Да, так и есть. Это же ностальгический концерт. Тут ничего нового не провозглашается. Это качественная шоу-программа и всё. Я это так и позиционирую: не надо ожидать какого-то нового месседжа. Мы просто вспоминаем старые-добрые времена.


— Но для артиста важно же быть на переднем крае.

— Я в течении 30 лет в «Агате Кристи» был на самом переднем крае музыкальной эволюции: мы аранжировочные решения применяли, которые все начинали использовать только через 5–10 лет. В данном проекте я от этого отдыхаю. Я наслаждаюсь спустя годы тем, что получилось.


— Тогда со стороны это может показаться исключительно коммерческой историей: у общества возник запрос на «Агату Кристи», и вы её воскресили.

— В некотором смысле можно это назвать коммерческой историей. Почему бы и нет? Артисты зарабатывают на хлеб исполнением музыки... Есть культурный процесс, когда авангард, когда новые идеи. Но это только одна часть искусства. Но потом все авангардные вещи становятся мейнстримом. В музыке есть и то, и другое. Песню «Как на войне» мы пели спустя и 10, и 15, и 20 лет. Даже внутри концертов «Агаты Кристи» с новыми альбомами было место этому ретроспективному блоку. Когда люди тупо поют хиты и радуются тому, что есть. Какую-то сверхзадачу ставить не надо. Она есть уже в этом материале. Это как перечитать книжку ещё раз.

— В группах, посвящённых Глебу Самойлову, часто читал, что, вот, Вадим выезжает на чужом наследии.

— Нет, конечно, это всё не так. Я не обращаю внимания на то, что фанаты пишут. Меня это не интересует.


— Но понятно, что у песен есть конкретные авторы, которые были указаны в альбомах.

— Жизнь группы — это далеко не песни. Это живой организм, который нужно было содержать, который нужно было из города Асбеста довезти до Москвы. И это всё намного-намного больше, чем просто написать песни. Песен хороших много. Но для того, чтобы они зажили, нужно предпринимать существенные усилия. «Агата Кристи» была (и есть) моё детище. С начала и до конца. В данном случае абсолютно неважно, кто автор, а кто — нет. Это то, что я тащу на себе. Для того, чтобы песни стали хитами и дошли до людей, нужно провести очень большую работу. Вот этим я всю жизнь и занимался.


— Вы сейчас говорите об организационной работе?

— Не только. Речь идёт не только об организации продюссерского процесса. Нужно жизнь в это всё вдыхать. Услышать идею песни и превратить её в песню. Это может выводить в разные стороны: можно хорошую песню испортить. Моя задача была в том, чтобы все плюсы вытаскивать наружу. И делать это в корректной форме.


— Альбомы «Опиум» и «Ураган» — это же такие гимны 90-х были. Сейчас, когда время совершенно другое, что вы чувствуете, когда, к примеру, песню «Грязь» исполняете?

— Я себе поставил цель воспроизвести это полностью так, как было на пластинках. По мне, так это звучит сверхактуально. Посмотрите, в сегодняшней музыке нет определённого жанра, который был бы популярен. В развитии рок-музыки есть определённые фазы: рок-н-ролл, хиппанская психоделика, панк, потом хард-рок, а потом ещё что-то. Была этапность. А сейчас это всё одновременно присутствует на рынке. Времена такие. Культура ХХ века сама себя пережевывает. Культурный неодекаданс происходит. Культура XXI века появится лет через 5–10.


— Как вы думаете, что появится? Рок- и поп-музыка, по сути, прошли все свои основные стадии, и нового, чисто теоретически, из себя родить не могут.

— Внутри каждого культурного потока есть идея. Идея ХХI века сейчас появится. Общество меняется стремительно и быстро. Должны появиться поэты и люди, которые эти изменения будут транслировать в художественной форме. Это просто процесс накопления критической массы. В том, что будут новые жанры и формы, я абсолютно убеждён. Сама новизна должна начинаться с новизны идеи. Идеи, о чём петь. Идеи как бы на сегодняшний день закончились: обо всём вроде бы спето. Значит, нужно найти что-то новое.


— Вы заговорили об идейности. И тут произошла очень интересная трансформация с отечественными рок-артистами: из революционеров они становятся консерваторами. Александр Ф. Скляр, Константин Кинчев. Вас, наверное, сюда тоже можно отнести.

— Вы ошибаетесь. Я не сторонник консерватизма. Каждый человек развивается своим путём. Жизненные обстоятельства трансформируют его мировоззрение: он становится либо более, либо менее радикальным. У каждого свой путь, и тут нельзя вывести общую тенденцию. Я категорически не согласен с навешиванием на музыкантов клише, что рок-музыка — это протест и вот именно в такой форме. Рок-музыка — это свобода. Свобода лишена конкретного контекста и клише. Свобода и клише — это антагонизмы. Сейчас забывают, что рок-музыка — это в первую очередь свобода, и только во вторую очередь революция. Иногда для свободы нужно и консерватором побыть. Я никакого диссонанса здесь не чувствую. То, что рок-музыканты непременно должны быть революционерами, — это клише, навязанное музыкальными критиками и СМИ.


— Но когда мы вспоминаем про Зал славы рок-н-ролла или панка, то вспоминаем про Игги Попа, Sex Pistols, The Clash. То есть про людей, которые до конца в этом протесте остались.

— Ну какой протест? Это общий разговор. Ну какой сейчас протест у Игги Попа? То, что он фотосессии проводит со спущенными штанами? Это протест? Это некое вырождение. Не забывайте, что Sex Pistols — это искусственно созданный продюсерский проект. Если посмотреть на настоящих художников, то здесь всё сложнее и хитрее. Понятно, что юность — она более протестна. Сегодняшние молодые авторы, возможно, будут больше ерепениться. Но могу сказать, что цель рок-музыки — это не протест, а свобода. А вот что для этого нужно: протестовать или конформировать, — это уже вопрос выбора каждого.


— Читал ваше последнее интервью Министерству культуры Донецкой республики, и вы там нападаете на «неолиберальную идею».

— Я совсем не нападаю. Во всех стилях есть свои плохие и хорошие вещи. Они есть и в либеральном капитализме. С одной стороны, это позволяет развиваться индивидуалу, с другой — это взращивает запредельный индивидуализм и отсутствие интереса и сострадания к другому человеку. В коммунистической модели все вроде бы за общее счастье, но только цена этому «общему счастью» — угнетение индивидуума. Нужно сложить в будущем эти модели так, чтобы взять всё лучшее из той и из другой, и построить на этом фундаменте что-то новое. Совершенно очевидно, что в той форме, в которой мы существуем, цивилизация больше жить не может.


— В 1996-м «Агата» участвовала в туре «Голосуй или проиграешь». Это была «ошибка юности»?

— В ту пору мы поехали осознанно. Выбор был такой: один кандидат ассоциируется с коммунизмом и со всем, от чего мы пытались уйти, другой — с обновлением. А то, что под этим происходили грязные политические игры… Это же потом становится известно. Во-вторых, они всегда происходят. Я не жалею, что мы во всём этом участвовали, и не считаю, что у рок-музыкантов должно быть табу на политику. Я считаю, что моё участие в общественной палате — это вызов для рок-музыканта, потому что я ломаю клише. Я считаю, что я в большой степени революционер, чем рок-музыкант, который просто бесконечно кричит и критикует существующую действительность.


— Вы с братом достаточно много комментировали распад «Агаты Кристи», и по альбому «Эпилог» ваши мировоззренческие расхождения, в принципе, хорошо заметны. Один поёт про «показать всему миру фак», а другой — про «благодарю сейчас и здесь». Кажется, что вы в жизни уже нашли некий фундамент, а Глеб его ещё ищет. Собственно, он и говорил, что рок-н-ролл — это вечный поиск, а тот, кто нашёл этот фундамент, должен с музыкой завязывать.

— Я не говорил, что я нашел какой-то фундамент и умиротворился. Ничего подобного. Я тоже считаю, что путь человека — это вечный вопрос и вечное развитие. Человек, который успокоится и сядет, потому что он «всё понял» в жизни, — ему либо в монахи уходить, либо он заблуждается.


— По первым вашим новым песням как раз показалось, что чувство умиротворения у вас есть.

— Поживём — увидим. Я же пока внятных, полноценных премьер ещё не сделал…


— А до этого дойдет? Может вам просто понравится ездить с этой программой.

— Нет. У программы «Агата Кристи. Все хиты» есть начало и конец. В течение года она закончится. Я планирую сыграть только по одному концерту в каждом городе.


— Возвращаясь к идейности. У нас многие рок-музыканты прекращают быть поп-звездами и превращаются в духовных учителей: Константин Кинчев пропагандирует православие, Илья Чёрт — ведическую культуру. Стоит ли артистам развлекательного жанра превращаться в таких пастырей?

— Если человек хочет… Желание же изнутри идёт. Если возникает желание учительствовать, то пускай пробует. Я ничего неестественного в этом не вижу. Просто взрослые люди делятся своими мыслями с молодыми.


— Но в любой религиозной концепции мы натолкнёмся на то, что лицедейство — это жанр низменный.

— Религиозная концепция — это одно. А жизнь и вера — совсем другое. Религия — это инструмент, созданный людьми. Со всеми плюсами и минусами. Я считаю, что религий много, а бог — один.


Текст: Алексей Щёголев
Фото: irk.ru