В субботу и воскресенье, в рамках фестиваля “Балтийские сезоны”, в Калининграде на сцене Драмтеатра прошла постановка “Враг народа”, поставленная театральным режиссером Львом Додиным. На пресс-конференции режиссер, который так же входит в жюри литературной премии “Большая книга”, рассказал о политической подоплеке пьесы, почему некоторые увидили в постановке аллюзии на выборы мэра в Екатеринбурге, почему ее автор Генрик Ибсен был неудобным персонажем во все времена и как театральная премия “Залотая маска” напрямую влияет на интерес губернаторов к провинциальным театрам.

О пьесе “Враг народа”, Генрике Ибсене и политическом подтексте

Сложно сказать, чем наша постановка пьесы Ибсена отличается от предыдущих постановок. Это другой спектакль просто потому, что это мой спектакль. Он выражает наши впечатления, наши соображения о себе и сегодняшнем дне. Дня нас это абсолютно актуальная и современная пьеса.

В пьесе говорится о том, как трудно человеку быть свободным и чего стоит эту свободу обрести. Сила большой литературы как раз в том, что она вдруг иногда становится созвучна времени. Как будто бы это сегодня написано. В Екатеринбурге показалось, будто бы мы пьесу специально к их выборам мэра поставили. Хотя, видит Бог, мы об их выборах даже не думали, когда целый год репетировали этот спектакль. К нам в Екатеринбурге подошел достаточно высокопоставленный губернаторский чиновник. Сначала слова всякие хорошие сказал, а потом с надеждой: «Это ведь 150 лет тому назад написано?». Я говорю: «Да». Он: «Ну вот видите…Значит так всегда было». Мне кажется, что это его как-то все-таки утешило…

Для нас эта пьеса все-таки не политический памфлет. Для нас – это размышления о самоопределении человека, о мере свободы, о возможности свободы для человека и о цене этой свободы. И это одни из самых актуальных вопросов на сегодняшний день, когда много поверхностных вещей скрывают от нас сущность. Мне кажется, что социальная свобода начинается с внутренней, а не наоборот. К сожалению, мы это очень плохо понимаем.

Ибсен сейчас становится очень современен. Это и в мире начинают чувствовать. Еще ряд крупных режиссеров к нему обращаются. Если бы мне не надо было заниматься еще чем-то, то я и сам бы попробовал ряд его пьес исследовать. Еще раз повторюсь, что от внешней социальной проблематики он уходит к более глубинным вопросам человеческого бытия и самосознания. Я думаю, что это актуальные вопросы в том числе и для русской литературы, которая за последнее время от них отвыкла. Может быть только сейчас она начинает возвращаться к их исследованию. Да мы и сами за эти 20 лет перемен столкнулись с тем, что далеко не все решается формальной переменой исторической формы.

Думаю, что Лев Шестов (русский философ начала ХХ века – прим.ред.) был прав, характеризуя Ибсена как писателя отчаянья. Думаю, что отчаянья нам очень сегодня не хватает. Нас все время преследуют уверенности: одна, другая… Уверенность конкурирует с уверенностью, уверенность спорит с уверенностью…Не даром Ибсен был неудобным автором во все времена. Он писал вроде бы о Норвегии, одном из самых демократических обществ на тот момент. И его не любили ни правые, ни левые, он был всем неудобен, потому что его что-то в корне не устраивало. Как известно он прожил почти 30 лет за границей. Кстати, на королевскую стипендию. Когда его этой стипендии лишили, то он написал ходатайство с просьбой ее вернуть. Но король наложил резолюцию: какие могут быть возвращения? Он же 30 лет живет в Риме и пишет римскую историю, писал бы хотя бы норвежскую…Но министр внутренних дел (а тогда были умные министры внутренних дел) написал королю: «Я абсолютно с вами согласен, Ваше Величество, но он столько написал за это время ужасающих пьес об истории нашей страны, что если его лишить стипендии, то он вернется в Норвегию. Представляете, что он будет писать уже из Норвегии? Пусть он пишет все из Рима».

О премии «Большая книга», русской прозе и байопиках в кинематографе и литературе

Я не могу сказать, что я в восторге от сегодняшнего состояния русской прозы. Хотя мне кажется, что она чуть-чуть выбирается из некого тупика, в котором была последние годы. Но в шорт-листе в этом году нет Прилепина, а для меня – это один из крупнейших авторов на сегодня. Есть интересная книга «Гумилев сын Гумилева». Очень мощная и познавательная биография. Написана художественно. В последнее время биографии в наиболее интересные и читаемые книги. Может быть это потому, что там есть крупная личность в центре. Исследуя биографию, волей-не волей начинаешь понимать сложносочиненность жизни. А когда пишут о реальных, живущих сегодня, так называемых «простых людях», то все кажется очень простым и достаточно ограниченным. Это уменьшает масштаб литературы.

Я думаю что тенденции [когда биографическая точность подчиняется идеологии] скоро станут актуальны и для литературы. За это хорошо платят и всячески поддерживают. Две-три госпремии и все будет в порядке…Но это не литература, это блокбастер, сочинение на заданную тему.

О театральных режиссерах и кризисе идеализма

Я не знаю, если честно, кого сегодня в Европе признают из современных русских театральных режиссеров. Но я с надеждой к ним отношусь. Если сегодня плохо – значит завтра будет лучше. Иначе совсем уже жить трудно…Сейчас молодые очень активно работают и в этом есть своя прелесть и азарт. Когда мы много лет назад начинали, то получит самостоятельный спектакль – это был огромный подарок и проблема. Надо было какое-то время подмастерьем поработать, помогать. Довольно сложный путь был. Мы проклинали эту ситуацию. А сегодня молодые режиссеры -нарасхват. Стоит поставить один спектакль и сразу создается легенда. Я думаю, что с одной стороны – это хорошо. Потому что это дает свободу самовыражения. А с другой – мне кажется, что им не хватает понимания сложности и глубины профессии. Той самой школы, которую мы проходили будучи подмастерьями.

Мне кажется, что режиссуре не хватает профессионализма. И вообще сегодняшнему театру не хватает глубины взгляда на человека, просто сострадания человеку и человечности. И это не только русская проблема. Европейский театр тоже этим отличается. Хотя крупные режиссерские имена меняются. Становятся более внимательными к человеку, уходя от точки зрения, что все- дерьмо и все – дерьмо. Был период, когда эта точка зрения казалась революционно-точной. Но она очень простая и на ней долго не проживешь. Ну дерьмо, ну и что?

Я вспоминаю своих учителей и мне кажется, что они были образованней и идеалистичнее нас. А если вспомнить их учителей (а учителем моего учителя был Станиславский), то они были еще более образованней и требовательны к себе и недовольны собой, чем мы. Падение уровня идеализма и требовательности – общемировая тенденция.

О премии «Золотая маска», театральных титулах и ее влиянии на судьбу театров и режиссеров

Я думаю, что все золотое – это хорошее приобретение в карьере (смеется). Обязательно она как-то будет влиять. У нас любят титулы и всякие знаки отличия. Пусть будут. Сегодня там уклон такой. Завтра будет другое жюри – будет уклон в другую сторону. Присудят «Золотую маску» более традиционному режиссеру и премию обвинят в том, что все старики и консерваторы, ничего не понимают. Сейчас даже старики боятся быть консерваторами и бегут, задрав штаны, за молодежью. Я вообще думаю, что соревнование в области театра – это жутко условная вещь. Я понимаю соревнования - кто бежит быстрее. А кто художественнее делает – нет.

Мне кажется, что эта премия очень важна для провинциальных театров. На это обращают внимание. Я был в городе, где театр получил «Золотую маску», так туда сразу первый раз в жизни приехал губернатор. Спасибо «Золотой маске», с ними начали разговоры о ремонте. В 85-м году театральные деятели выступили с предложением отменить звания. Но провинциальные артисты взмолились: «Если мы не будем народными и заслуженными, то нас вообще ни в одном кабинете не примут! Нас вообще не будут считать за людей!». Так что пока такая система существует. Маски так маски…

Лучший российский фильм ХХ века – «Хрусталев, машину!» никак не был оценен, ни на одном международном фестивале. Людям просто некогда разглядеть и понять в чем дело. Критики толпами уходили из зала. А спустя десятилетия Герману (Алексей Герман – режиссер, прим.ред) стали приходить извинительные письма, потому что люди что-то разглядели и до них что-то дошло.

Фото: Станислав Ломакин

Текст: Алексей Щеголев