Полноценную работу портал «Русофил» начал в 2016 году. Сейчас у проекта сразу два редактора: бывший директор ГТРК «Калининград» Владимир Шаронов (редакция «Русофила» утверждает, что именно благодаря ему сайт обрел второе дыхание) и доктор философских наук Владас Повилайтис.

Сегодня «Русофил» позиционируется как проект, посвященный русской истории, культуре и философии. Несмотря на кажущуюся академичность, «Русофил» порой вторгается в те области, которые можно назвать «провокационными». Ресурс также демонстрирует редкую по нынешним временам идеологическую всеядность и терпимость. Здесь можно найти большое интервью кандидата философских наук и доцента Тихоокеанского университета Андрея Тесли, посвященное проблематике национализма. А известный в леворадикальных кругах публицист Алексей Цветков публикует на «Русофиле» отрывок из своей новой книги «Марксизм как стиль». Впрочем, помимо политических дискуссий, на сайте также представлены тексты о русских философах (в частности, о Льве Карсавине, изучением которого давно занимается Владимир Шаронов) или свидетельства участников тех или иных исторических событий.

Афиша RUGRAD.EU встретилась с одним из основателей сайта Владасом Повилайтисом и поговорила о русском национализме, пределах свободы слова и о том, какими должны быть современные медиа.


— В последнее время в СМИ появилось множество красиво сделанных образовательных проектов: «Арзамас», «Горький». Сайт «Русофил» — это тоже одно из звеньев этой цепи?
— На самом деле мы исходили из наших собственных запросов. Как мне кажется, у нас есть несколько отличий от этих проектов. Я их бюджетов не знаю, но «Русофил» делается исключительно на энтузиазме. Для нас первична потребность высказаться. У нас всё началось не с желания сделать проект, а сформулировать свою позицию. Мы чем всю жизнь занимались — тем и занимаемся. У меня эта установка в нескольких принципах сформулирована: первый принцип заключается в том, что люди не идиоты. Я понимаю, что у журналистов есть такая презумпция, которая позволяет определенным обращаться образом с людьми (профессиональная деформация личности), но повторю: люди не идиоты. Мое убеждение заключается в том, что достаточно сложные тексты большого объема могут найти своего читателя в интернете. Если мы говорим о русскоязычном сегменте интернета, то это несколько десятков миллионов пользователей. И даже доля процента — это приличная часть. Я абсолютно уверен, что есть люди, которые говорят со мной на одном языке. На них я и ориентируюсь.

— Если мы берем феномен «Арзамаса», то мы видим, что там очень много мультимедиа, каких-то игровых проектов. У вас же только тексты. Не боитесь, что это будет такой исключительно академический сайт?
— У нас есть довольно много материалов, сделанных в медиа-формате. Они просто выложены на другом ресурсе. Есть целый проект Philoso F. A. Q., который посвящен только образовательному и просветительскому видео. Но изготовление медиа-контента стоит денег. На сегодняшний день изготовление медиа-контента — это вопрос технологий. А там, где появляются технологии, — это вопрос финансовых ресурсов. Наша идея очень простая: не делать ничего так, чтобы казалось, что это сделано «на коленке». За «Русофила» отвечают два человека: я и Владимир Иванович Шаронов. Поэтому за материалы я могу быть спокоен. Владимир Иванович давным-давно состоялся в журналистике. Но он состоялся и в истории отечественной философской мысли: Владимир Иванович нашел могилу Льва Карсавина, в нашем сообществе он достаточно известен. Я понимаю, что медиа в идеале должно быть красивым и дорогим. Но у нас есть определенный плюс, поскольку мы работаем на наше сообщество — людей, которым интересна интеллектуальная и духовная культура.

— Вы говорите слово «сообщество». То есть сайт все-таки ориентирован на академическую среду?
— Нет. Академическая среда — это своеобразное место, где людей, которым что-то надо, не обязательно много. Для многих преподавателей вся их потребность ограничивается необходимостью читать «нагрузку», тянуть свою лямку. Мы же ориентируемся на людей, которым интересно. Это филологи, художники, историки, философии, богословы. И если мы говорим о философии, то у нас нет никаких заданных рамок: от Алексея Цветкова до Андрея Тесли.

— Есть ли у вашей аудитории политическое деление? Сайт будут читать люди, которые искренне ходят на митинги под лозунгами «Крым наш!», или те, которые тревожно ежатся при словах «национал-предатель» и «пятая колонна»?
— Я думаю, мы ориентируемся на умных людей. По-моему, вообще не важно, какие [у аудитории] политические взгляды. Презумпция, из которой лично я исхожу при подготовке материала, заключается в следующем: я — свободный человек в свободной стране, пока мне не доказали обратного. Лично мне пока еще никто обратного не доказал.

— Вы сейчас объявили краудфандинговую кампанию на сайте...
— Нет. Это громко сказано. Чтобы объявить краудфандинговую кампанию, нужно зарегистрироваться. Мы просто разместили кнопку «Яндекс.Деньги». Для нас тут даже не объем важен. Если человек переводит 50 рублей (это меньше, чем чашка кофе стоит), то это значит, что он говорит: «Да, ребята молодцы». Лично для меня это важно. Нам перевели 10 тыс. руб. Дикая история, по нынешним временам.

— Если вы запустили краудфандинг, то это значит, что вы не собираетесь аккумулировать средства никакими другими способами? То есть проект исключительно на энтузиазме, и вы не рассматриваете никаких возможностей монетизировать это?
— Я рассматриваю все способы. Надо четко понимать границы возможного: вы лучше меня знаете, насколько сложно выживать, даже таким СМИ, как ваше. Люди, специально заточенные под получение рекламы, генерирующие специальный контент, находятся где-то на грани выживания в странном состоянии полуголодного энтузиазма. Надо четко понимать, что проект «Русофил» нас кормить никогда не будет. Это проект, который не будет источником нашего достатка. Если мы сможем привлечь ресурсы, чтобы сделать проект лучше, то это хорошо. Но моя позиция очень простая: я его делаю, потому что мне интересно.

— Медиа, которое не старается зарабатывать, перед которым не стоит задача привлекать новых пользователей, превращается в «вещь в себе» и не развивается.
— А медиа, которое ставит перед собой задачу привлекать пользователей и финансы, превращается в помойку. (Смеется.) У нас подключена Google-аналитика. Там за последний месяц в пределах 5–6 тысяч уникальных пользователей.

— Давайте поговорим о контенте. В СМИ сейчас гораздо чаще встречается слово «русофоб», а не «русофил». То есть получается, что у нас сейчас реактивное общество, которое пытается реагировать на какие-то вызовы, а позитивной программы для русских нет?
— Да. Нам постоянно говорят: «Ребята, вы классные, но название... К вам прибегут фашисты». Главные претензии по названию мы получали и от патриотов, которые говорили, что мы ненастоящие, и от либеральной публики, которая нас шпуняла: «Ну как же так можно? Назовитесь как-нибудь по-другому». Всем хочется иметь идиотов в качестве оппонентов. Гораздо приятней иметь в качестве оппонента местного доморощенного сумасшедшего националиста, чем Андрея Теслю, придурковатого демократа, а не, допустим, Вадима Чалого. Кстати, последний материал, который мы сейчас делаем: Вадим Чалый переписывается с Андреем Теслей. Вадим пишет письмо, посвященное проблеме национализма, а Андрей отвечает. Ключевое слово, которое вы сказали, — это «реактивность». Главное, чему меня научила жизнь, — это то, что нельзя вести себя реактивно. Нужно задавать повестку, а не реагировать на нее. Все народы могут говорить о национальной гордости, но стоит только русскому (под «русским» я имею в виду не этническое понятие, а язык, культуру) сказать, и тут же к вам прибегут любители предъявлять счета по поводу исторических грехов Российской империи и Советского Союза. Русскому языку оставляется статус эсперанто для национальных меньшинств, и тем его функции и ограничиваются: пойдет, пока английский не подучен.

— Русский язык — все-таки государственный язык в РФ.
— Я говорю о другом. Наши оппоненты с обеих сторон не понимают одной простой вещи: русская культура на сегодняшний день одна из 5–6 культур, которые являются глобальными. Русской культуре есть дело до всего: у нас есть свои специалисты по Египту, специалисты по микробам и ДНК, специалисты по романо-германским языкам, по космологии, по Китаю, Византии и даже, я думаю, по вьетнамской литературе. Я наполовину литовец. И если бы мы захотели из литовцев то же самое сделать, то нам литовцев бы не хватило. Российская культура по пафосу энциклопедична. У нее собственный русский космос, хоть об стенку убейся, но это так. Хочешь ты или не хочешь, но отказаться от этого нельзя. Если отказаться от этого, то начинается классическое, русское свинство.

— Русский национализм, как я понял, будет важной частью информационной повестки «Русофила». Если мы берем интервью Андрея Тесли, где он рассуждает о «гражданском национализме», то ничего провокационного в этом нет. А Союз Михаила Архангела и другие черносотенные организации — это предмет интереса «Русофила»?
— Нам всё интересно. Если кто-то напишет хорошую статью про Союз Михаила Архангела, то ради Бога. Знаете, эта позиция «вот про это мы не говорим», про это мы не пишем»... Есть ли темы, о которых нельзя рассуждать? Это принципиальный вопрос: есть ли люди, кому мы голоса не даем? У нас в Калининграде (да и не только) очень много «партийных» изданий: если ты патриот, то там только патриоты и пишут только патриотическое. Мне кажется, что во всех этих «партийных» изданиях есть принципиальная ущербность. Она зависит от спонсора: кто платит, тот и танцует.
Я считаю, что русской культуре не надо бояться. Она достаточно сильна, чтобы рассуждать о немцах, о Канте, о чем угодно. Она Петра I переварила, осталась русской и дала на выходе Пушкина.

— Вопрос все-таки в другом: есть ли для «Русофила» недопустимые темы?
— Например?

— История русской фашистской партии в Харбине, например.
— Моя позиция заключается в том, что исследовать можно абсолютно всё. Это предназначение науки. Если будет хороший материал про русскую фашистскую партию, то мы его опубликуем. Это однозначно. Нам что теперь, фашизм не исследовать? Нельзя фашизм исследовать? Нужно [его исследовать].

— Левое крыло в русской философии вас тоже интересует?
— Русская философия — это не только консервативный дискурс. Это и Ленин, и Троцкий, и народники, и Чернышевский. Я бы еще какого-нибудь либерала подтянул, но вопрос в том, что они не очень хотят писать даром. Идея сайта — это взять самых разных идейных авторов и дать им всем слово.

— У вас выходил текст про белоэмигрантов в Харбине. Я недавно читал книгу, где упоминалось о том, что у бывших белых офицеров, которые туда сбежали, получилось наладить там сельское хозяйство. Такая мысль была между строк, что «вот, посмотрите, когда к русскому человеку государство не лезет, то всё у него спорится и получается».
— Кто создавал университеты? Государство. Кто спонсировал географические путешествия? Государство. Чем была бы наша система образования без государства? Ничем. Хотите вы этого или нет, но в России государство — это главный просветитель, главный защитник и главный управленец. Вам может это нравиться или не нравиться, но это так. Именно [государство] готовило, воспитывало, защищало.

— И обязательно кто-нибудь добавит через запятую, что еще «насиловало, сажало и убивало».
— Тот, кто добавляет, тот пускай и объясняет, почему. Я говорю, что когда мы посмотрим, за чей счет создавались университеты, кто выплачивал преподавателям деньги, кто кормил интеллигенцию, кто накачивал земство деньгами, чтобы оно у себя на кухне могло бухтеть, то мы увидим, что это государство.

— Вы, наверное, слышали о феномене борьбы с «германизацией» в Калининградской области? «Русофил» как-то будет на это реагировать?
— Я считаю, что это выдуманная повестка. Само убеждение в том, что русскую культуру можно при помощи 2–3 блогеров и преподавателей университета повернуть вспять, сама идея о том, что можно извне уничтожить русскую культуру, — за всем, как мне кажется, глубочайшее неуважение и недооценка русской культуры. Такой подход, скорее, для маленьких национальных элит. Это психология небольших, закомплексованных правящих этнократических групп постсоветского пространства. Травмированных. У них нет своей повестки, своего слова, и для них любое внешнее влияние губительно. Потому что нечего ему противопоставить. Я считаю, что русская культура носит глобальный характер. Ее собеседник — это мир. Нельзя прекратить контакты с внешним миром, потому что это обеднит русскую культуру.

— «Русофил» будет использовать словосочетание «русский мир»? Оно все-таки имеет очень конкретную политическую окраску, и есть риск разделить аудиторию на два враждующих лагеря.
— Я использую слова так, как я считаю нужным. Это принципиальная позиция. Как только мы начинаем рассуждать о том, как наши слова будут восприняты кем-то слева или справа, то мы сразу начинаем играть по чужим правилам. Я сразу начинаю встраиваться в чужую игру. Если мне нужно использовать словосочетание «русский мир» (в каком-то смысле его уместно использовать), то я его буду использовать. Вопрос, что подумает Марь Иванна или что скажет Епельдифор Митрофанович, нас как-то мало волнует. Мы оставляем за собой право говорить на том языке, который мы считаем нормальным.


Текст: Алексей Щеголев
Фото: предоставлено собеседником