Афиша RUGRAD.EU начинает новый проект, посвященный тому, как устроены калининградские СМИ и медиа. Здесь можно прочитать интервью редактора сайта "Русофил", посвященного русской истории и философии. Следующий выпуск проекта посвящен калининградскому телевидению.  Михаил Суханов отработал на НТРК «Каскад» в общей сложности 8 лет. Он пришел в телекомпанию уже в последние годы, когда каналом руководила Ольга Котовская и Игорь Ростов. Работал при Владимире Пирогове, когда телеканал стали обвинять в излишней лояльности областным властям. Уезжал в Москву работать на НТВ, где не прижился, можно сказать, по «идеологическим причинам». В итоге вернулся на «Каскад» и стал шеф-редактором новостной службы телеканала. Сейчас Михаил Суханов журналистикой не занимается. В интервью Афише RUGRAD.EU он рассказал, какие вопросы нельзя было задавать Георгию Боосу в эфире «Каскада», за что на телеканале могли уволить редактора и когда в области перестанут смотреть местное ТВ.

 — «Каскад» при Ольге Котовской и Игоре Ростове и «Каскад» при Владимире Пирогове — это были два разных канала?
— Конечно, это два разных канала. Личность руководителя много значит. Но сразу хочу оговориться: я часто вижу мнение в прессе и блогах, где «Каскад» Ростова и Котовской идеализируют. Ни Владимир Пирогов, ни Ольга Гурьевна, ни Игорь Владимирович не были святыми руководителями. Мне лично Ольга Гурьевна и Игорь Владимирович, когда начали строить высотный дом напротив их особняка на Верхнем озере, давали задание сделать материал по поводу хаотичной застройки Калининграда. Мне лично потом Савенко звонил и спрашивал: «Да что это такое?!» Были и такие истории. Опять же, почему сотрудники, когда произошла смена власти, не вышли массово на баррикады? Я не знаю, но руководство держало себя несколько в стороне. Я «поздний» [в том составе НТРК «Каскад»], но у меня было ощущение, что есть они и есть мы. Зарплаты на «Каскаде» были очень небольшие. Если однокомнатную квартиру в Калининграде на тот момент стоило снять 4 тыс. руб. То зарабатывать ты мог тысяч 8–9. В последние месяцы Ростова – Котовской зарплата стала потихонечку расти. Когда пришел Пирогов, этот тренд был поддержан. Может быть, поэтому, а может, и нет, но на баррикады никто не полез. Всё, что мы предпочли сделать, — это остаться в стороне и продолжать заниматься любимой работой, тем более на тот момент эта ситуация воспринималась рядовыми сотрудниками «Каскада» исключительно как спор хозяйствующих субъектов, а не разворот в редакционной политике.

— Но у этой идеализации «Каскада» есть конкретные причины. По сути, Котовской и Ростову удалось создать канал, где могли быть политические высказывания. А сейчас кажется, что региональное телевидение — это такой формат новостей про то, что рожь колосится, а губернатор провел с кем-то встречу.
— Не знаю. Мое предположение — о том, что Ростов просто на тот момент не сумел договориться. Он смог бы договориться с Георгием Боосом, но просто не получилось. Поэтому была произведена такая замена [руководства канала]. Если верить открытым источникам, она вполне объяснялась. «Каскад» на тот момент показывал нулевую прибыль, хотя реклама была. По крайней мере, нам так объясняли. Политические высказывания? Они были и при Пирогове.

— Вы сказали, что сотрудники не вышли на баррикады. Внутри редакции было ощущение, что вектор у канала сейчас поменяется? Что если что-то раньше было можно, то теперь это сразу станет нельзя?
— Ощущения, что «раньше было можно, а теперь станет нельзя» не было. Было ощущение, что будут перемены. Но мы как люди наемные надеялись на перемены к лучшему. Что это как минимум будет рост зарплат. Чем еще сотрудников заинтересовать? (Смеется.) Повторюсь, мы были людьми маленькими. Для нас было важно заниматься любимым делом.

— То есть не было какой-то ломки?
— Была ломка. Но это не сразу же началось. Пришел Пирогов и сказал: «С сегодняшнего дня начинаем жить по-другому. Этих любим, а этих нет». Температуру кипения повышали постепенно, чтобы лягушка не выпрыгнула. Поползновения начались, когда стали приниматься решения по кадровым вопросам: назначили главного редактора, назначили шеф-редакторов. При позднем Ростове – раннем Пирогове у нас был редактором Дима Подгорчук...

— Это известная история, когда его уволили якобы из-за выпуска «Инфомикса», где рассказывали про то, что политтехнологи Сергея Булычева закупают в Черняховском районе голоса за 100 рублей, а депутатов в окрсовете назвали «фракцией боксеров». Это же вообще, по сути, наверное, одно из последних политических высказываний на региональном ТВ.
— Про Булычева я сюжет делал, а про «фракцию боксеров» — Лиля Попова. Так получилось, что именно после этих материалов «ушли» Диму Подгорчука, хотя я считаю, что он был одним из лучших шеф-редакторов службы новостей за все существование «Каскада». Он все время старался показать, что я за вас, я за коллектив. Он не стал говорить, что, вот, «это Суханов снял сюжет, это Попова сняла сюжет, давайте их расстреливать». Мне кажется, что этот сюжет был скорее поводом, а не причиной. Может быть, были такие планы: поменять среднее руководящее звено на любящих власть [людей], от которых не нужно ждать «сюрпризов». Потому что мы как журналистский корпус старались быть [в сюжетах] максимально непредвзятыми. А с Димой вышло как-то так... И все мы считали, что из-за этих сюжетов.

— Такой сюжет про Булычева — это вообще нормальная новостная повестка для «Каскада» того времени?
— Это был абсолютно нормальный сюжет при шеф-редакторе Диме Подгорчуке, да и при Сергее Смирнове, который был редактором. До Димы это считалось бы нормой. «Каскад» в тот момент примерно этим и занимался. Для того поколения «каскадовцев» идеалом в телевидении был Леонид Парфенов, и мы старались делать что-то похожее. Это был такой сюжет, в котором было очень много сарказма. Задали очень много вопросов: как человек [Сергей Булычев] за 2 месяца в регионе такой почти северо-кавказский результат показывает? Приехали на место, стали разбираться, и всё оказалось до банальности просто. Нас это немножко огорчило.


— Вы лично получили на этот сюжет какую-то реакцию от руководства?
— Руководство ничего нам не говорило, что именно из-за этого [шеф-редактора уволили]. Все просто додумывали, что, наверное, из-за этого [сюжета]. А потом пошли кадровые перестановки. Как мне казалось, новая редакционная политика сводилась к тому, что а давайте мы с закрытыми глазами будем любить правительство. Многие ребята (Лиля Попова, Юля Парамонова, Лена Норкунайте) не выдержали. Уехали в Москву, Петербург. Это был тот самый период, когда мне было тяжело работать. Через полгода и я к ним присоединился.

— Для вас как-то формулировали новую информационную повестку «Каскада»?
— Сам Пирогов, конечно, ничего не говорил. Когда она начала меняться, это пошло где-то на уровне самоцензуры, среднего руководящего звена. На тот момент нормальными сюжетами стали считаться, что Георгий Боос приехал туда-то, пожурил этого и все будет хорошо. Естественно, вопросы «а как?» и «каким образом?» не задавались. Грубо говоря, аналитика отвалилась.

— Это было прям жесткое встраивание в линию «правительство все делает правильно, городские власти все делают правильно»?
— Началось жесткое встраивание, но я считаю, что пространство для маневра было. Чуть позже Пирогов начнёт его использовать, когда в 2009 году ( я уже вернулся из своего столичного вояжа) назначил меня шеф-редактором. Мне дали эту свободу. Даже несмотря на наличие обязательств по контрактам перед правительством, мэрией и горсоветом.

— Какое было на тот момент влияние у «Каскада»?
— Тогда еще достаточно высокое. Интернет еще не имел таких сильных позиций. Но уже [появились] форумы «Нового Калининграда». У нас поначалу даже споры возникали с Владимиром Вилевичем [Пироговым]. Была [такая позиция]: «Да чего вы, там одни придурки сидят в этих интернетах!» А мы пытались объяснить, что если у человека есть интернет, то у него как минимум компьютер. То есть он активный молодой человек, который работает и зарабатывает какие-то деньги. Время рассудило, и понятно, кто сейчас где.

— Сейчас есть такое мнение, что региональное телевидение смотрят в основном в области, а в Калининграде — не особо.
— Если в Краснознаменском лесу кто-то живет, то, поскольку интернета там нет, ему приходится смотреть телевизор. Там, где есть интернет, телевизор практически никто не смотрит. Может быть, домохозяйки. И то, утренний прайм-тайм и вечерний: кто-то фанат новостей, кому-то необходимо, чтобы ящик фоном работал. В этот момент, может быть, какой-то максимум и смотрит. Но нужно проводить социологический срез: кто смотрит телевизор? У меня ощущение, что домохозяйки и пенсионеры. Для меня и всех моих знакомых новостную повестку формирует лента «Фейсбука».

— В какой момент «Каскад» стал заключать контракты с органами власти на освещение деятельности? Как эти деньги поменяли внутриредакционную жизнь «Каскада»?
— Я был далек от этого. Я так понимаю, что с момента прихода Георгия Бооса это, по крайней мере, не скрывалось. Когда контрактов стало слишком много: контракт от правительства, контракт от мэрии, контракт от городского совета, от муниципалитета и контракт еще от какой-нибудь федерации какого-то спорта, — в итоге информационная повестка стала состоять из этих законтрактованных сюжетов. Стало понятно, что если происходит что-то интересное, а мы не можем это провести по контракту, то в эфире этому сюжету места не находится. На мой взгляд, финансировать СМИ из бюджета нельзя. Это очень плохо: и для СМИ, и для бюджета, и для тех, кто пытается за счет бюджета себе сделать пиар. В любом случае СМИ может соблюдать некий баланс. СМИ может подумать о том, как оно будет выглядеть в глазах зрителей или читателей. Тебе никто не мешает на правах рекламы запустить двухминутный сюжет из здания правительства, а остальные 20 минут посвятить проблемам, которые действительно волнуют горожан. Когда ты подписываешь контракт, тебе никто не запрещает лавировать. Ответственные за контракты в органах власти — это же люди. С ними можно вести переговоры и договариваться и говорить: «Давайте вот тут мы вас уж так сильно целовать не будем. Люди ждут чего-то другого. Это, наоборот, для вас сыграет [плохую роль]». Можно было даже не то, чтобы торговаться (слово не то), а спорить. С теми, кто принимает эти «заказные» сюжеты в условном правительстве.

— Может, этим людям просто сложно что-то объяснить? Может, у них логика в духе: «Мы вас покупаем»?
— Я не знаю, но во времена Георгия Бооса (когда я уже стал шеф-редактором) мы прекрасно находили общий язык. Все зависит от людей, которые находятся у руля телеканала и условного заказчика. Мы старались как-то договариваться, что это ерунда, что это показывать не надо. Извините, но у нас тоже есть свои интересы. Вы же не хотите, чтобы ваши сюжеты выходили на канале, который никто не смотрит?

— Какая была позиция у «Каскада» по протестным митингам?
— Митинги начались для всех неожиданно. В том числе и для нас. Я делал серию материалов про Константина Дорошка, когда он на стоянке для перегонщиков тряс этими стотысячными квитанциями. И вот эти ребята-перегонщики стоят и не знают, кто будет говорить. Выталкивают: «Костя, иди ты!» «Каскад» показывал эту позицию. Я ездил в таможню и записывал их позицию (когда выяснилось, что спустя год они могут менять свои требования). Но когда собрался митинг, я не совсем понял позицию «Каскада». Что-то показали, что такое событие произошло. Но никто толком не понял, что конкретно произошло. Но это не моя редакторская смена была. Но к третьему митингу стала появляться какая-то аналитика. «Каскад» на самом деле разделялся [по периодам]: «ранний Пирогов — поздний Пирогов» . Там уже гораздо больше было свободы. Это как «ранний Боос — поздний Боос». «Поздний Боос», видимо, сам не понимая, что произошло, стал ходить на встречи с коллективами редакций СМИ. Мы на «Каскаде» собрались в коридорчике, и он говорит: «Ребята, ну что же я не так сделал? Я же за вас…». И я и несколько моих коллег предложили: давайте мы вас посадим в студии прямого эфира. Мы еще думали, что митинг будет на стадионе «Пионер». Я себе так это представлял, что я выйду туда и буду к себе людей подзывать, которые будут задавать Георгию Боосу вопросы. Понятно, что если он сам туда пойдет, то ему просто морду набьют, а так есть возможность диалога. Наверное, Георгию Валентиновичу эта идея понравилась. Он стал ей жить, и все превратилось в этот известный телемитинг 20 марта. Я считаю, что это один из лучших продуктов «Каскада».

— Но тут получается такой идеологический момент. Было же такое ощущение, что «вот вам вместо настоящего митинга телемитинг».
— В общем-то да, такова была цель. Для нас целью было задать те вопросы, которые мы давно хотели задать Георгию Боосу. Но в силу наших «законтрактованных» обязательств сделать этого не могли: и про самолет на Каймановых островах, да и много всего. Соловьев, который вел этот митинг, тогда сказал: «Всех этих рафинированных, всех «подсадных уток» старайтесь отметать». Мы старались давать слово тем, кто этого хотел, а не тем, кого пригнали. Там, по-моему, только на «гусевской» точке администрация, видимо, постаралась… А на остальных были вопросы, про которые казалось, что такой вопрос на «Каскаде» задать невозможно. Это к вопросу, была ли свобода слова при Пирогове. Была. Особенно когда были прямые эфиры. Прямые эфиры — это вообще лучшее средство от цензуры. А можно вспомнить и акцию «Калининград — узник Европы» с митингом в Брюсселе, которую организовала газета «Дворник». Ну, удалось же продавить её как главную тему в итоговом выпуске с Рустамом Васильевым в качестве гостя студии. Можно было спорить и договариваться!

— В 2008 году вы поехали в Москву работать на НТВ. Почему именно туда?
— Я рассылал резюме. Откуда позвонили — туда и поехал. Мою ситуацию на НТВ хорошо описывает анекдот (мне его там же рассказали). Мужик забегает в «останкинский «стакан» (они еще тогда там сидели). Его припирает. Он подбегает к охраннику: «Мужик, срочно, где тут туалет?» «Да нет тут туалета». «Как так нет?!» «Все в эфир, все в эфир». Это в принципе про НТВ.

Я когда пришел, мне говорят: «Мы тут кино снимаем. Называется «Любовь на зоне». Понимаешь, нам надо что-то необычное. Там же мужики сидят по многу лет. А вдруг они однополой любовью занимаются? А вдруг кто-то после этого полюбил друг друга? Вот нам такие истории нужны». То есть сразу понятно, чем тебе тут придется заниматься. Самое интересное, что я им эту историю нашел. Я подумал, что если такое и было, то об этом написали книгу. Действительно, книгу написали, и я связался с автором.

Вторая история была такая: мне говорят, что мы снимаем фильм про страхование. Как страховые компании обманывают клиентов, как клиенты пытаются обмануть страховые компании. Я звоню в агентство по страхованию вкладов, трубку поднимает человек на уровне замминистра (если представить, что страховое агентство — это министерство). Я говорю: «Здравствуйте! Михаил Суханов, телекомпания НТВ, программа «ЧП. Расследование»…» И этот замминистра на меня трехэтажным матом: «Да как вы вообще смеете сюда звонить?!» А мои коллеги начинают ржать. Я говорю: «Ребят, я что-то не так сделал?» «А нафига ты представился, что это мы? Никогда не представляйся нашей программой».

А потом 8 августа началась война в Грузии, и мне прямым текстом [сказали], что нам нужны синхроны о том, какие грузины сволочи. Меня послали в осетинскую общину, где принимали «гуманитарку». Все было бы ничего, но только «гуманитарку» привозили в основном грузины. На самом деле я еще после первого случая для себя решил, что месяц посижу, получу зарплату (потому что в Москве очень нужны деньги на съем квартиры) и сваливаю с НТВ. Так я и сделал.

— Что вы можете сказать про сегодняшнее региональное телевидение? В каком направлении оно развивается?
— Я с 2014 года не смотрю телевидение вообще. Поэтому мне очень тяжело смотреть, как оно там развивается. Я общаюсь с ребятами с того же «Каскада». Вижу, что ребята чего-то пытаются, чего-то хотят сделать. Ну а насколько у них это получается — я не вижу.


— То есть ГТРК «Калининград» при Владимире Шаронове — это мы поехали в Гвардейск и стали снимать, как там выращивают клубнику. Там раньше просто не могло быть шоу на час – полтора с темами в духе «НАТО у ворот».
— К счастью, [я это] не смотрю. Меня единственный вопрос мучает: почему это все вдруг стало появляться в нашем эфире? Тут у меня два варианта ответа: либо это самодеятельность нынешнего руководства, может быть, даже попытка потроллить калининградцев. Но если это действительно официальная позиция государственного телеканала, что мы должны поднимать такие темы, чтобы калининградцев консолидировать… У тех, кто ставит такие задачи, видимо, очень хреновая аналитика в отношении нашего региона. Во-первых, это вызывает раздражение. Во-вторых, если бы в калининградцах поглубже разобрались, то наоборот бы стали поддерживать этот [тренд] на «уникальность».

— А какая судьба у этого федерального тренда? Пока, как кажется, у людей просто не хватает ресурса: нужен какой-то яркий ведущий а-ля Дмитрий Киселев, который будет кривляться и это все рассказывать.
— Мне кажется, что машина ВГТРК очень инерционная. Я когда вижу какую-то федеральную повестку… Путин говорит: «Друзья да мы уже любим друг друга, все нормально», — а ВГТРК по инерции продолжает долбать этими сюжетами. Они в любой момент могут снова уйти в поля, показывать сюжеты про клубнику в Гвардейском районе, и никто этого не заметит. Очень многое зависит от личности руководителя. Если он захочет переориентировать свой канал, то ему это удастся. В любом случае все это рано или поздно свернется, когда последние телезрители уйдут. Когда в Краснознаменский лес интернет проведут и смотреть это будет некому.


Текст: Алексей Щеголев
Фото: предоставлено собеседником