Спектакль областного Драмтеатра «Без вины виноватые» выдвинут на соискание региональной премии «Признание». 25 апреля на сцене театра планируется очередная постановка пьесы по Александру Островскому. В преддверии события режиссер-постановщик спектакля, народный артист России и директор театра Михаил Салес рассказал о своих весьма сложных взаимоотношениях с бывшим худруком Евгением Марчелли, о финансировании Драмтеатра и почему он ничего не понимает в фильме «Зеркало» Андрея Тарковского.


- Ваш спектакль «Без вины виноватые» выдвинут на соискание областной премии «Признание» Почему выбор пал именно на эту постановку?

- Это было решение худсовета Драмтеатра. Почему он пришел к этому решению — вопрос очень сложный. Предложение сделал художественный руководитель. Я так думаю, что такой выбор был сделан, потому что это Островский. Спектакль этот у нас идет уже три года и заполняется практически полными залами. Видимо, вот все эти факторы и сподвигли художественного руководителя выдвинуть спектакль на «Признание». А что такое вообще «Признание»? Я сам там был в жюри. Признание — это когда тот или иной объект признан. Ну вот худсовет и художественный руководитель решили, что спектакль зрителем признан. Теперь остается надеяться, что его признает еще и жюри.

- Премия региональная. Понятно, что в области театральный контент представлен в основном Драмтеатром. У вас вообще конкуренты есть в борьбе за эту премию или уже понятно, что «Признание» априори вам достанется?

- Я не думаю, что априори. На премию выдвинут еще один спектакль нашего театра «Панночка». Так что вот уже конкуренция. Будучи несколько лет в жюри, я хорошо помню, что далеко не все выдвинутые работы получали эту премию. Трудно вспомнить, когда театр вообще получал премию «Признание». Дело в том, что я вообще не помню, вдвигался ли когда-либо Драмтеатр на «Признание». Может быть это и было очень давно, но последние 6 лет, которые я работаю ни разу такого не было.

- Эта премия для вас важна?

- Любая премия важна. Давайте будем честны и откровенны: любые финансовые дополнения какие бывают у артистов или режиссеров — это всегда хорошо. Когда к зарплате хоть один рубль прибавляется — это же хорошо. Но прежде всего премия важна с психологической точки зрения. «Признание» значит, что ты не бессмысленно работаешь.

- В свете последних политических событий словосочетание «Без вины виноватые», даже без учета сюжета пьесы, как-то автоматически начинает ассоциироваться с политическими заключенными. Вы этот аспект как-то учитывали?

- Нет. Я разбирал обыкновенную русскую семью. Другой разговор, что с точки зрения социальных проблем, проблем, связанных с финансами, с желанием завладеть наследством — это же сегодня не ослабело, а наоборот актуальней звучит. Произведения Горького были написаны много лет назад, а считай, что сегодня. Когда меня спрашивают: «Почему вы почти никогда не ставите современных драматургов?». Я отвечаю: «А Гоголь? А Горький?». С моей точки зрения — это современные драматурги. Мы у Горького взяли первую редакцию «Вассы Железнова», которая была запрещена в Союзе. Там не было революции, она была внутри людей. А это, на мой взгляд, всегда меньше всего беспокоило Россию. И сегодня такая же ситуация. Сегодня Россию беспокоят доллары, деньги. Все стремятся к этому. Сегодня за наследство могут убить. Тогда за него дрались, боролись, тоже убивали, но все-таки побаивались. Сейчас никто ничего не боится. Почему вот эти классики современны? Потому что мы плохо живем.

- В рамках театральной пьесы возможны политические высказывания?

- Я сейчас предлагаю нашему художественному руководителю Михаилу Андрееву в следующем сезоне поставить пьесу греческого драматурга Псафоса, который тоже был запрещен в СССР. Пьеса называется «Требуется лжец». Потрясающая комедия. Но в комедии всегда есть доля шутки, а все остальное истина. Почему коммунисты не жаловали комедии, да и сегодня тоже самое происходит. Не потому что это пустышка, а потому что там до зрителя доходит гораздо быстрее, больше и активнее. Сюжет там один к одному наша современность. Врач-стоматолог, пока лечил людям зубы, всем рассказывал как хорошо надо жить. Все его слушали, потому что он классно рассказывал, умный дядька. Его взяли и выдвинули в депутаты. Потом к нему стали приходить и говорить: «Ты же говорил как надо делать, так давай делай!». А он не знает как, говорить это же не делать... Тогда он делает объявление и ищет лжеца, который будет вешать лапшу избирателям, которые его избрали. На мой взгляд это ультрасовременный сюжет и безумно похожий на наш бардак.  

- Недавно бывший художественный руководитель Драмтеатра Евгений Марчелли получил театральную премию «Золотая маска». Как вы это событие прокомментируете?

- Я могу только Женю поздравить. Я к «Золотой маске» отношусь — никак. Как мне кажется, эта премия далека от истины самого театра. Как-то выступал Валерий Фокин, режиссер, который близок с Марчелли своими постановками и идеями, такой вот авангардист, которые заполонили сегодня театр и, на мой взгляд, русский театр терпит сейчас очень большие проблемы. Виталий Вульф перед тем как умереть сказал: «Еще 10 лет такого бардака, который творится в русском театре и он умрет». Умрет как тот великий русский театр, который был единственным в мире, а не подражанием тому что делается на западе, где, кстати, театр далеко не на самом высоком уровне. И вот Валерий Фокин сказал «Вы знаете, я как председатель жюри понимаю, что некий авангардизм заполонил «Маску» и нам, конечно, надо искать и традиционные формы, но чтобы и авангардизм, и традиционные формы несли театральный характер». Чтобы это не было по типу лишь бы ничего на сцене непонятно: ни душе, ни сердцу...

- По вашему мнению «Золотая маска» потеряла сейчас свой авторитет?

- Нет, она очень авторитетна. Я больше скажу: она дуто авторитетна. Насколько я вижу, они ориентированы в основном на авангардистов. Это как фестиваль имени Чехова, не имеющий никакого отношения к Антону Павловичу.

- Как вы относились к скандалам, которые были связаны с постановками Марчелли в Драмтеатре?

- Нормально. Мы с ним были всегда в хороших отношениях. Я был директором, он — художественным руководителем. Он человек, который не ахти как любит работать, я — наоборот трудоголик. Марчелли за время, что он работал, поставил два спектакля и одну сказочку. Но дело даже не в количестве поставленных спектаклей... Дело в том, что Евгений Жозефович он... Даже не знаю как сказать... Когда человека беспокоят фестивали, когда беспокоят, извините меня, премии, то вот это, с моей точки зрения, это не совсем то, что должно быть в стационарном театре. Поскольку я человек, который в возрасте, который жизнь свою прожил в театре, то, конечно, я в хорошем, подчеркиваю, смысле — консервативен. Я не считаю это отрицательным явлением. Молодые считают, что Михаил Абрамович стал настолько стар и туп, что ставит одноклеточные спектакли. Но на них почему-то ходят зрители и балдеют! Вот вам и ответ про Женю. Притом, если бы у него было бы все хорошо, то он бы работал.  

- Пропаганда порнографии в постановках Марчелли, по-вашему, все-таки была?

- Да нет, бросьте... Там был, извините меня, выдутый эпатаж. Когда мы сидели с Женей в этом кабинете, я ему говорю: «Вот мне ты можешь объяснить? Я - немного постарше, ты - чуть помоложе. Мы знаем друг друга более 25 лет, я был здесь художественным руководителем, ты был в Советске, мы много общались. Вот зачем нужно было замечательного артиста, которого я очень люблю, Александра Федоренко, ну зачем нужно было показывать его жопу? Вот ты мне можешь сказать? Там без этого можно обойтись». А он: «Я люблю скандал». Я говорю: «Знаешь чем мы с тобой разнимся? Я тоже люблю скандал, но я люблю скандал, когда в кассе билетов нет». Я как и многие немолодые режиссеры утверждаю, что человек 25 (но не более того), вполне вероятно могут со спектакля уйти. По разным обстоятельствам. Но когда уходят по 150-200 человек... Это ультрапоказатель.
Признаюсь, спектакль «В белом венчике из роз» - это высшая степень совершенства, которую я видел в режиссуре Марчелли. Ничего близко к этому больше мне видеть не доводилось. Никогда не забуду катастрофический спектакль «Мертвые души». Он был просто безобразно поставлен!

- Когда начались все эти скандалы с порнографией, вы Марчелли пытались какую-то поддержку оказывать? Ведь это било в том числе и по репутации театра.

- Я очень защищал и театр, и Марчелли. Театр — это мой дом, все его населяющие — моя семья. В семье любимые все. Но бывают не очень здоровые... Но дело в том в том, что как раз когда кто-то не здоров, у нормальных людей такие еще более любимые. Поэтому я его защищал.  

- В одном из интервью Марчелли сказал, что после его ухода из Драмтеатра «там теперь никто не обнажает ни тело, ни душу».

- Это не делает ему чести. Я считаю, что когда человек уходит и начинает говорить не очень хорошие слова о том, где он работал, то это неумный человек. Мало того, я считаю, что и не очень талантливый человек. Да простит меня Марчелли, обладатель «Золотой маски».

- Были слухи, что его уход был связан с конфликтом между вами.

- Это немыслимо. Ни одного конфликта между мной и Марчелли не было вообще. Может быть, были какие-то внутри у него претензии. Когда Женя Марчелли уходил, он перед уходом много нехорошего сказал в адрес театра. Еще раз повторяю, что это не делает ему чести, пусть останется на его совести. Я ни одного спектакля не ставил без его разрешения. Единственно в чем мы разнились (я и сейчас в этом убежден) это в том, что при многих проблемах, существующих в труппе, там есть очень мощные 12-15 артистов. А он считал, что ни одного нет. Он это во всех интервью говорил. Он готовил сокращение труппы. В результате не только я, но и многие, включая нынешнего художественного руководителя и бывшего министра культуры Михаила Анатольевича (Андреева — прим.ред.) повлияли на него и Женя дрогнул. Могу ему и в глаза открыто сказать: испугался. Женя — очень талантливый популист, дальше я замолкаю...

- В Драмтеатре сейчас есть режиссеры, которые могли бы претендовать на «Золотую маску» или аналогичные ей награды?

- (Показывает на стойку с наградами) Есть такой фестиваль молодежи и юношества в Санкт-Петербурге «Арлекин». При господине Марчелли и с его согласия, я поставил спектакль «Лорд Фаунтлерой» и эта одноклеточная херня, как многие заявляют, по сей день идет на аншлагах! Спектакль на «Арлекине» (а это та же «Золотая маска», только для детей и юношества) получили 4 диплома. Единственный театр! Я считаю, что это очень серьезная победа была. Но не считаю это главным в своей жизни. Я ни на что не претендую, я просто очень люблю работать и очень люблю, когда я прихожу в зрительный зал, сажусь на последнее место и смотрю, что зал полный. И мне хочется дальше работать.

- Вам с Михаилом Андреевым в качестве художественного руководителя комфортно работать?

- Да. Есть проблемы. Но если бы проблем не было, то нас обоих надо было бы выгнать. Прежде всего, проблемы заключаются в том, что я всю жизнь в театре и если меня сейчас отправить куда-нибудь работать, то выяснится, что я абсолютно ничего не умею. Это факт. У меня есть дача, я купил и ничего, оказывается, не умею. Дерево надо выкорчевать, а я, оказывается, не умею. Это очень серьезные проблемы в быту. И есть в театре какие-то моменты, про которые я считаю, что они не совсем, так как надо происходят. К чему-то Михаил Анатольевич прислушивается, к чему-то не прислушивается. Это его абсолютное право. Главное, чем я доволен, что я имею возможность поставить 1-2 спектакля в год. Для меня это большая радость и счастье.  

- Николай Цуканов назвал Евгения Гришковца «театральным брендом» Калининграда. Это действительно так?

- Да, это бренд в хорошем смысле. Он достаточно известная личность, вхож в достаточно серьезные организации. Я тоже у него не все принимаю. Например, я смотрел моно-спектакль — очень хороший. А смотрел кино, но понял через минут 20-30, что взорвусь и выключил, благо это по телевизору было. Но то, что это очень талантливый человек, с этим спорить сложно.

- В литературной среде его достаточно активно критикуют.

- Пусть это будет удел тех, кто его обвиняет. Я не литератор. В качестве примера: приезжает в Драмтеатр условный режиссер (я фамилий не называю). Я его как режиссер, как директор и член худсовета не принимаю. По мне это фигня немыслимая получилась. Но я смотрю зрители идут и я свой рот закрываю. Я всегда задаю один вопрос: для кого мы существуем? Если мы существуем исключительно для фестивалей — это одна позиция, а если мы, все-таки, существуем, чтобы в зрительном зале были люди, то это совсем другая позиция. И мне наплевать: авангард это или не авангард. Все что угодно, любое искусство хорошее, кроме скучного. Когда в зрительном зале есть люди — это нужно.  

- Вам не кажется, что это такая популистская позиция и получается, что театр на поводу у публики идет?

- Перестаньте это говорить! Мне 66 лет и 50 лет я слышу эту мутотень. Что такое идти на поводу у зрителя? Знаете сколько режиссеров проканали под Тарковского всю свою жизнь, будучи сами совершенно бездарными. Но зато под Тарковского! (кричит) Они ставили так, чтобы ничего не было понятно! И многие люди стеснялись признаться в том, что они ничего не понимают. Тарковский был великий режиссер, но и у него был фильм «Зеркало» с которого уходил просто полный зал. Я не знаю: хорошее это кино или нет, но я лично там ничего не понял. Нет, я понял про что там, но не понял зачем это надо. Но у него масса гениальных фильмов. Но это же был Тарковский, который ставил гениальные фильмы, общепризнанные. Я не понимаю, что такое на поводу зрителя? Вот скажите, вы мне во внуки годитесь, почему я должен идти на поводу у вас?! Или у кого на поводу я должен идти? В оперном театре есть критерий качества: умеет человек взять ноту или нет. В цирке есть критерий: сделал сальто так, что на всю жизнь инвалидом остался. А драматический театр, извините за тавтологию, драматичен именно тем, что никто в нем ничего не понимает. Вот в этом катастрофа. Приходят зрители. Один говорит, что ему понравилось, другой, что нет. Кто прав? Как это понять? (смеется). Я вот утверждаю, что я очень хороший режиссер, а Женя Марчелли утверждает, что он лучший режиссер.  

- Вы отмечали, что труппа Драмтеатра недостаточно укомплектована.

- Я и сейчас это утверждаю. У нас труппа 40 с лишним человек. Человек 10-15 — это высококвалифицированные актеры. Но балласта очень много. Я никого не могу обвинять, я здесь был худруком и в свое время пытался собирать труппу. И те 5 лет, что я был худруком, в зрительный зал попасть было невозможно. Все 5 лет — это исторический факт. Собрать труппу — это самое сложное и почти невозможное в театре. Нам не хватает актеров среднего возраста. Начиная от 34-35 лет до 40-45 лет всего 3-4 человека есть.

- Областной бюджет насколько в жизни театра участвует? От правительства вы же только деньги на зарплаты получаете?

- Бюджет – это основа. Без бюджета даже говорить не о чем. Сейчас я не могу сказать, что только на зарплаты… Лед у нас уже давно тронулся. Мы находимся в автономном управлении. У нас много свободных решений, которые мы самостоятельно делаем, в том числе и финансовых. У нас есть частичное содержание здания, у нас правительство заказывает энное количество спектаклей, скажем 2-3 спектакля, которые они финансируют. Остальные мы уже финансируем своими силами. На мой взгляд, финансовое состояние театра сегодня более чем приличное. Но этого все равно никогда не будет хватать. Артисты сегодня получают зарплату, конечно, выше чем они получали, но, на мой взгляд, все равно в 2 раза меньше чем они заслуживают.

- Евгений Марчелли, переходя в ярославский театр имени Волкова, сказал, что переходит в структуру, которая является федеральной, защищенной, а в Калининграде «театр бедный, нищий и обделенный вниманием властей».

- А зачем тогда было сюда идти? Он прекрасно знал калининградский театр. Это удел лентяев и бездельников. Конечно, там федеральный театр. Хорошо когда ты получаешь до фига денег и тогда не надо думать о планах: есть зритель – есть, нет – да и хер с ним. Все равно деньги дают. Конечно, жить в такой позиции, тем более такому человеку, который не очень любит работать и ставить спектакли… Вот что такое «средняя сцена»? Это сейчас подается как какое-то открытие. Это когда закрывается зал и на сцене находятся и артисты, и человек 100 зрителей. Я глубоко убежден, что тут дело не в творчестве, а в том, что 100 человек собрать легче, чем 750. Я еще раз повторю: жалко, что когда Женя уходил, он очень много вылил негатива на этот театр. Его никто не убирал. Он вылетел как пробка у шампанского, которое взболтали. Его никто не выгонял. Он просто понял, что не ко двору, что у него здесь нет перспективы. И благо бы ушел себе хорошо… Я например, когда уходил из театров я все время говорил самые добрые слова. У меня 4 жены было и я всех люблю.  

- Местный бизнес вам удается активизировать в качестве спонсоров?

- Финансово – нет. Бывает какая-то помощь такая посильная, пассивная. А вот так, чтобы кто-то что-то финансово влил в театр – нет.

- Экс-губернатор Георгий Боос пытался мобилизовать местный бизнес в жестком порядке под какие-то общественные проекты. Под финансирование ФК «Балтика», к примеру. Николай Цуканов в отношении театра таких действий не предпринимал?

- Николай Цуканов, впрочем как и Георгий Боос, они как руководители через министерство финансируют театр. У нас очень большая проблема была с крышей. Мы частично ее сделали за свои деньги, частично – нам помогли. Свои деньги у театра только от продажи билетов. Ну еще гранты. Вот сейчас мы выиграли грант, будем усовершенствовать нашу кассу, отношение со зрителями, компьютеры, интернет и это очень хорошо.

- Вам из других театров поступали предложения?

- Поступали. Но меня сейчас уже никто никуда не будет звать, потому что уже возраст. Хотя у меня энергии столько - спасибо богу. У меня было предложение, когда я только приехал. Я естественно сказал: «Спасибо, я уже устроен». Я очень люблю Калининград, хотя у меня в 95-м году были большие-большие неприятности, почему я и уехал из России.

- Вы о завершении карьеры в театре думали? Судя по всему пока у вас такого желания нет?

- Пока меня не выгоняют – буду работать. Желания уйти у меня нет. Это однозначно. И если завтра, не дай бог, я буду вне театра, то думаю, что на кладбище я окажусь гораздо быстрее.

Текст: Алексей Щеголев