Биография российского кинокритика и дистрибьютора Антона Мазурова весьма насыщенная. Он успел поработать и на руководящих должностях в крупных прокатных компаниях, занимавшихся на рынке продвижением отечественного арт-хаусного кино, и программным директором фестиваля «2morrow/Завтра». Его рецензии публиковал и русский Rolling Stone, и «ОМ», и «Независимая газета». В 2013 году Антон Мазуров создал международную компанию «ANT!PODE Sales & Distribution», в первый пакет которой вошел «Географ глобус пропил» и «Интимные места». В Калининград господин Мазуров приезжа в рамках IV фестиваля «Территория кино», где представлял картину Виталия Манского «Труба». В интервью Афише RUGRAD.EU кинокритик рассказал почему западное протестантское сознание не принимает российских кино-героев, почему в России никогда не начнут делать качественные сериалы по примеру компании HBO, чем «Нимфоманка» Ларса фон Триера лучше «Интимных мест» Чупова и Меркуловой и почему без культурной политики российский кинематограф обречен навсегда жить в гетто.



- Есть такое ощущение, что на западном рынке сейчас в первую очередь востребовано неигровое российское кино. Игровое кино, при том, как арт-хаус, так и коммерческие фильмы, на западных рынках не продается. Вы согласны?
- Нет. Наше кино популярностью особой не пользуется. У меня сейчас все мировые права на картину «Географ глобус пропил». Она проехала больше 50 мировых фестивалей. И вряд ли можно сказать, что какая-нибудь документальная картина проехала столько фестивалей. Российская документалистика западным рынком, как волна, не воспринимается, при том, что у нас явно нарастает волна разбежкинской школы. Она очевидна. Я сейчас взял права на 5 картин выпускников Марины Разбежкиной. Они совсем новые, их никто еще не видел. Моя задача – представить их миру. Думаю, что у каждой из картин, в ближайшее время, будет порядка 40 фестивалей. Бизнес так устроен, что с одной стороны – там надо поймать волну, а с другой – надо эту волну создать. Я не столько вижу перспективу, сколько хочу ее создать. Это попытка создать тренд. Волна нового румынского кино воспринимается в мире именно, как волна, а вот такая «волночка» российского документального кино, как волна не воспринимается. И мне хочется ее создать. Это технически возможно, и я это сделаю.

- Интересная ситуация в этом смысле происходила со «Сталинградом» Федора Бондарчука. Фильм был снят в формате IMAX, были очень пафосные презентации и попытки подачи, но, в целом, он пролетел и с «Оскаром», и со всем остальным. Такое кино Запад совсем не интересует? Это происходит, может быть, за счет того, что это еще, в первую очередь, и калька с самого западного кинематографа?
- Его пытались двигать на «Оскар» из-за непонимания того, как работает Американская киноакадемия. На глаз Американской киноакадемии – это корявая и несовершенная картина. Это очевидно было еще при его просмотре. С точки зрения распространения фильма по планете – самые густонаселенные страны, тот же Китай его купил за хорошие деньги. Соединенные Штаты его увидят. Но вряд ли эта тематика кому-то в массовом смысле интересна. Я не думаю, что у него могут быть какие-то сборы. Эта тема скомпрометирована, она отталкивает. Это такой внутренний патриотический тренд, который пытаются экспортировать. Массовый зритель это чувствует каким-то шестым чувством, а профессионалы просто понимают, что кино, сработанное в идеологическом тренде не имеет в себе коммерческой основы.

- Может быть, проблема российского коммерческого кино еще в том, что у него не получается создать понятного для западного рынка героя?
- Если мы говорим про Запад, имея ввиду Соединенные Штаты, то проблема русского языка автоматически загоняет картину в гетто маленького релиза с субтитрами. В Америке картины не принято дублировать. Вторая проблема – наших звезд, наших актеров там не знают. И наши актеры, по массовому признанию европейских и американских кинематографистов, выглядят очень театрально и неестественно. Мы, может быть, этого не замечаем, но западным зрителем это воспринимается, как непрофессионализм.

- Но получается, что мы на западный рынок продаем спивающегося интеллигента Виктора Служкина из «Географа», а тем временем, в Европе один из хитов книжных продаж - биография Лимонова Эммануэля Каррера. Может быть, им от России нужен такой варварский, экзотический герой, который и в Сербии повоевал, и радикальную партию создал?
- Может быть… Судьба картины «Географ глобус пропил», несмотря на то, что книга издана на 8 языках, и я знаком с людьми, которые ее и на голландском читали, очень драматичная. Картина проехала пять десятков фестивалей. Сейчас ее в Сиэтле будут показывать и это даже не американская премьера, потому что до этого ее показывали на фестивале во Флориде. Она получила главный приз в Котбусе, она победила в Одессе, но почти никуда не продана. Сейчас ее купила Болгария, видимо, картину купит Польша… Почему этот человек квасит и почему зритель должен ему сопереживать, прагматичному протестантскому сознанию не понятно.

- И если западное общество – это такие сытые буржуа, то, может быть, им как раз нужен такой герой, который всей этой сытости бросает вызов?
- На третьем кругу фестивалей они наконец-то поняли. Screen International (главное бизнес-издание в области кино в мире) написал, что это фильм о русском святом. Сейчас, когда фильм собрал все «Ники», они написали, что это русская версия «Красоты по-американски». Они не сразу его распробовали. Но несмотря даже на то, что они распробовали героя, на коммерческие возможности фильма это не повлияло. Потому что, помимо того, чтобы героя прочувствовали, нужно чтобы вовремя совместились: правильный мировой фестиваль, релиз в России, нормальные сборы… Чтобы все это во времени совместилось. А у этого фильма – все было разнесено. «Кинотавр» не такой известный в мире фестиваль, чтобы его гран-при сработал на покупку фильма в других странах. Когда фильм собрал в России 5 миллионов долларов на пятистах копиях – это повышало коммерческий потенциал, но уже было поздно. У фильма технически судьба не сложилась. Так что, даже если героя прочувствовали, история картины технически не вписалась в установившиеся рыночные законы.

- Может быть, стоит говорить еще и о качестве режиссуры? Понятно, что «Интимные места», при всех своих достоинствах, это не «Нимфоманка» Ларса фон Триера.
- «Интимные места» - это дебютная картина и именно так она и воспринималась. На название реагировали. «Интимные места» из России – это было интересно. Но после просмотра все сталкивались с ощущением дежавю. Везде есть свои «интимные места». Эта картина, в большей степени, продукт для внутреннего рынка. Вообще, проблема нашего, российского кино в том, что оно не в тренде. Тем, кто собирает проект кинофильмов на каждый год, совершенно нет необходимости включать для широты обзора туда российские фильмы. Какого-то зрителя, который хотел бы с психологией этой загадочной страны, которая так парадоксально себя в мире ведет, соотноситься нет. Мы – компания, которая торгует российским кино год и 3 месяца, четко понимаем, что мы торгуем маргинальным. Не экзотикой, а именно маргинальным. Проблема в закрытости индустрии. Не развивается широкий обмен актерами, не сглаживаются углы актерских школ. Этот процесс, конечно, идет. Ходченкова появляется то там, то сям… Или Машков уже 20 лет снимается в США в фильмах второй категории, но открытого обмена не происходит. Наша кинематография закрыта. Страна – авторитарная и тоже не очень привлекательная. Мировое кино – это форма коммуникации. А российское кино эти каналы никак не развивает. Диск с российским кино все еще не подключен. Плюс рыночные механизмы, которые должно развивать государство, у нас просто на нуле.

- Но Юрий Колокольников из тех же «Интимных мест» переместился в один из самых кассовых сериалов планеты – «Игру престолов». Это значит, что нас заметили?
- Пока нет, все только начинается. Это не процесс. Это не значит, что диск с российскими фильмами и актерами подключился к мировой сети. Это значит, что кто-то оттуда к нам подключился и отсосал себе Колокольникова. Это случайность. С нашей стороны никаких системных бизнес-усилий нет. Набор всех этих действий известен: надо делать рынок российских фильмов, надо синхронизировать каталоги, чтобы люди могли понимать, что в кинематографии происходит. А у нас даже нет итогового каталога за год российских фильмов. У нас нет ни одного сайта на английском языке, который бы занимался информированием… Все, что у нас есть для презентации фильмов за рубежом – это российские павильоны на трех крупнейших мировых фестивалях. Но этого недостаточно. Это все равно, что одна спичка в коробке.

- Инициатива Госдумы по сокращению западных фильмов в российском кинопрокате – это, как раз, и есть формирование национального рынка или просто глупость?
- Дело в том, что как один элемент, просто увеличить количество российских фильмов, это нулевая история. Она даже может парадоксальным образом увеличить посещаемость сеансов западных фильмов. Но если она будет встроена в какой-то набор мер… А во Франции есть такая история – набор мер по поддержке национальной кинематографии. Есть такое и в других странах. Вот как элемент системы она работать может. Но никто никакой системы не предлагает, а министр – идиот. В области культуры – он слаб. Ему нравится пиариться на теме кинематографии. Но поскольку он, мягко говоря, не семи пядей во лбу, он не может провести экспертный анализ. А группка чиновников вокруг него – абсолютно коррупционная. Семья Малышевых, например, активно сейчас действует в кинематографии: один руководит Фондом кино, второй –ВГИКом и под ВГИК много всякий организаций подверстывается. И это ведет в тупик. Для того, чтобы любая мера имела профессиональный смысл и была эффективна для кинематографии, нужен экспертный анализ и выводы. А тут выдергивается мера с неким идеологическим оттенком. А идеологические меры никогда ни к чему не приводят, кроме как к недоразумению.

- Может быть, нашему авторскому кино следует двигаться по пути сериалов HBO? Это же серьезные драматические и сценарные проекты. Может быть, не стоит жить в рамках больших проектов, потому что это дорого, а рамках каких-нибудь сериальных вещей?
- Для того, чтобы у авторского кино была жизнь, нужна культурная политика. А ее нет. Поэтому ничего, кроме маленького проката и периодических побед на международных фестивалях, наше авторское кино не ждет.

- Ну, какой-нибудь условный Константин Эрнст мог бы тогда делать заказы для авторской кинематографии на серьезные драматические вещи.
- Это невозможно. Фенологическая история того, что делает Эрнст, себя уже показала и провалилась. Он может иногда поддержать продюсерским ресурсом или государственными деньгами, но никакого прорыва не происходит. Это никак не встроено в мировую кинематографию. Это человек не открытый тому, что в мире кино происходит. Он занят телевидением, а телевидение и кино – вещи разные . Во Франции они связаны напрямую. Процент французского национального телевидения – это основные средства, на которые снимается французское кино. Например, там в дни уикенда с 5 до 10 вечера нет никаких фильмов по национальным каналам. Это запрещено. Таким образом поддерживаются показы в кинотеатрах. Это гениальные, интеллектуальные меры. У нас таких нет. Усилия одного продюсера, который думает, что он в кинематографе понимает… Это не создает систему. Культурная политика приводит и к подвижкам в бизнесе. Все развитие рынка арт-кино за последние 20 лет является феноменом, когда эстетическая составляющая, развитие политики независимых студий студий Штатов, привело к тому, что в мире это стало бизнесом. У нас это бизнесом так и не стало.

- То есть, даже та же «Оттепель», вокруг которой было столько пиетета, это просто единичный случай и никакой системы это не создает?
- Это локальный сериал. Он прозвучал, как-то попал в тренд… Хотя он и остается в общем тренде реставрации, реванша и воспоминаний о «совке». Все та же ситуация с игрой актеров. Этот сериал за пределы Первого канала никогда не выйдет. Для Валеры Тодоровского – это прорыв. Но с точки конвертации и бизнеса, открытого миру, это никакого значения не имеет.

- Наши режиссеры, которые занимаются авторским кино, как правило, оказываются в такой позиции, что им просто никто деньги не дает.
- Они очень сильно молятся на главного игрока — государство. Государство, фактически, монополист. Система федеральных фондов кино не развивается. Культурная политика в области кино предполагала бы создание грамотных, независимых фондов. Но этого не происходит. Соответственно, авторское кино кормится от одной иглы и является больным наркоманом, который плохо кончит.

- Вернемся к неигровому кино. Такое ощущение, что после последних геополитических событий, неигровое кино для себя очень много новой фактуры получило. Если посмотреть все эти проправительственные митинги, то какие-то совсем хтонические персонажи на сцене появились.
- Не знаю... Вся наша протестная политическая активность привела к рождению всего двух фильмов - «Зима,уходи!» и «Срок». Пассионарная активность вокруг Киева родили уже полтора десятка картин, которые выйдут на экраны в этом году. Так что, разница налицо. Мы все равно находимся под спудом. Главный игрок — это государство и большая часть кинематографистов — зависимые люди. Соответственно, все, что в реальности происходит, так и не выплескивается в нужном масштабе в документалистику. В результате, документалистика неадекватно освещает все, что происходит. Кроме того, у нашей документалистики нет выхода на телевизор, а это основной источник дохода и зрительской востребованности. Это все работа в стол. Перспектив у документалистики немного. Хорошо, что появилась школа Разбежкиной, которая умеет извлекать деньги из ничего, потому что это, практически, безбюджетные фильмы, которая находит реальность там, где ее телевидение или документалистика, кормящаяся от государства, не могут найти. Здесь есть живительная нить. Поэтому я и пытаюсь помочь создать тренд.

- Просто, если ознакомиться с работами наших документалистов, возникает ощущение, что ничего позитивного в российской реальности вообще не происходит. Такое хтоническое царство и больше ничего.
- Позитивное извлекать тяжело. Общая энергетика, конечно, негативная. Кинематография находится в угнетенном состоянии. Она довольно дремучая и архаичная. Основная проблема находится здесь, а не в том, что энергетики не хватает, чтобы кино снять... Мозгов не хватает. Мы находимся в ситуации, когда кино развивается неадекватно тому времени, в котором оно находится. Мы все еще диафильмы снимаем. Если вы в радиоцентре неправильно расставите антенны, то связи не будет. У нас эти антенны неправильно расставлены или их вообще нет.

- Просто сложно представить себе независимого режиссера-документалиста, который снял бы, что-нибудь по-настоящему талантливое, но при этом позитивное про ту же крымскую историю. А ведь там, наверное, тоже можно что-то позитивное найти?
- Позитивное, будучи вменяемым и не оболваненным телевизионной пропагандой человеком, практически, невозможно. Если только найти какого-нибудь из жителей Крыма, такого божьего одувана, который телевидением не ранен и за Украину не очень сильно переживает, и он бы рассказал свою историю... Но это будет не очень адекватно. Что произошло в Крыму? Примерно то же, что и в России: раскол между часть людей, которая думает и живет реальной жизнью и той частью, которая не думает, кормится от телевизионной иглы и, условно говоря, обыдлевается. Позитивную часть можно найти в той части, которая более живая. И эта более живая часть настроена на негатив.


Текст: Алексей Щеголев
Фото: kinote.info