Калининградская группа RAMRIDERS вошла в список самых интересных отечественных музыкантов по версии журнала «Афиша», выступила на одноименном фестивале и получила самые лестные рецензии со стороны музыкальных критиков. Однако в 2008 участники по непонятным причинам прекратили свою деятельность, чтобы возродиться 4 года спустя с проектом Brodsky, сменив модный гитарный инди-саунд, на полуакадемическое звучание, с использованием струнных и других акустических инструментов. Сейчас в активе музыкантов дебютная EP-пластинка, серия концертов и планы по записи полноценного альбома. Лидеры проекта Евгений Бродский и Евгений Милованов рассказали в интервью Афише Rugrad.eu о своем новом звучании, почему на их концерты продолжают ходить хипстеры и гастрольных планах по территории области за счет регионального минкульта.

- У вас кончился период застоя, как себя ощущаете, снова выйдя на сцену?
Евгений Бродский: Женя углубился в дауншифтинг, а я – в бытовуху: ремонт делал, когда закончил – все и началось.
Евгений Милованов: Я вот нервничаю постоянно: на концерте всегда боюсь, что Бродский споет не то слово или начнешь не тот куплет петь, а я за ним. Сейчас нам проще стало, я гитару забросил, не играю на ней. Все стало более естественно.

- Звучание группы за это время сильно поменялось?
Е.М.: Оно тоже стало более естественным. Чем меньше заморочек – тем лучше. Мы перестали прятаться за эффектами. Песни играются на акустической гитаре, на фортепьяно, поются живыми голосами. Никакой вуали. Хотя людям нравятся всякие дурацкие концерты.
Е.Б.: У нас концепт – полная естественность, видимо. Но если мы завтра познакомимся с каким-нибудь чуваком, который играет на ситаре, дудуке или арфе, к примеру – сразу возьмем его в оборот.

- Откуда такая тяга к интеллигентности саунда появилась? Вы так повзрослели за эти 4 года?
Е.М.: Была возможность использовать струнные – мы их использовали. Будет возможность использовать духовые – будут духовые. Если придется записать весь альбом на гитаре и трубе – с удовольствием это сделаем. Все равно какие инструменты, помимо основных (два голоса, гитара и фортепьяно), используются.

- У вас сейчас песни на русском языке появились, а для калининградской музыкальной тусовке принципиально было петь на английском.
Е.М.: Это просто показывает уровень преподавания иностранного языка в области (смеется). Не важно, на каком языке петь, хорошая музыка на любом звучит. Как классика: там же нет, практически, английского языка, зато есть – итальянский, немецкий, французский. Английский – для рока. Они там выдумали этот медиавирус, под названием рок-н-ролл. Взяли все лучшее у негров, ну как всегда по музыке все самое лучшее у негров украдено…
Е.Б: Мы можем в общем то и без слов спеть…

- Раньше ваш стиль называли smart pop, теперь как собственный стиль звучания могли бы охарактеризовать?
Е.М.: Какая разница как кто кого называл… Можно как угодно обозвать, а вот чем оно является на самом деле - это вопрос. Музыка или красивая, или нет.
Е.Б: Бывает музыка красивая, но все равно ненужная.

- Нет ощущения, что с таким полуакустическим звучанием вы против музыкальных трендов идете? Сейчас все дэнс-рок играют.
Е.Б.: Ну иногда хочется порубить дэнс-рок, поплясать на сцене... Песни у нас на слух простые, но на самом деле они сложные. Пока у меня есть ощущение, что публика не умеет слушать. Может это конечно сказано свысока, но у нас достаточно тонкая музыка и ее надо услышать.
Е.М.: У нас музыка индивидуального использования, как спасательные жилет, у каждого свой собственный. Интимное музло, не для дискотеки. Для того, чтобы ты ее в плеере слушал, один, в автобусе. Как вино. Его можно уметь пить, а можно не уметь. Если не умеешь – ты пьешь дешевое вино – лишь бы торкнуло.
Е.Б:: Ну мы, конечно, не шостаковичи…
Е.М: Но стремимся!

- Не боитесь, что благодаря такому саунду, хипстеры на ваши концерты ходить перестанут, хотя они раньше это активно делали?
Е.М.: Я думаю, что хипстеров ничем не отпугнешь. Они приходят на наши концерты, чтобы нажраться и пообщаться друг с другом. Нас они не слушают.
Е.Б.: У нас есть слушатели, которые нас будут слушать.

- Вам не кажется, что современная гитарная сцена находится в каком-то кризисе? За последние годы ни одного крупного героя не появилось.
Е.М.: Мне вот кажется, что я просто перерос то время, когда я мог бы фанатеть чем-либо. Меня даже Майклом Джексоном не удивишь. Я слушаю классику, хоровую музыку в основном… Ну вот у группы «Кассиопея» песня «Воробушки» - очень крутая. Вот такое инди имеет право на существование. Там есть жесткий поэтический стержень.

- На проект Ramriders была положительная реакция со стороны критиков. Вас хвалил и журнал «Афиша», и Вадим Самойлов. Проект Brodsky подобным вниманием может похвастаться?
Е.Б.: Мы прячемся, ничего никому не показываем, хотя уже год прошел после выпуска EP.
Е.М.: Я думаю, что у всех чуваков, которые продвигают молодые группы – просто проблемы на личном фронте. Конец света – опять же, все к нему готовятся. Вот они разберутся со своими делами и обратят на нас внимание. И мы полетим в Нью-Йорк на личном самолете патриарха Кирилла.

- Насколько ваша музыка, действительно не самая легкая для восприятия, может существовать и быть актуальной в России?
Е.М.: Россия парадоксальная страна. В ней может существовать все, что угодно. У нас есть интеллигенция, в конце концов. Музыка популярна в зависимости от того места, где ты находишься: в маршрутке – это шансон, а в филармонии – это Бах.
Е.Б: Главное, чтобы все расслабились и просто слушали музыку. Главное не начинать осмысливать процесс ее сочинения. Все должно происходить само собой. Боб Дилан сочинял хорошие песни, а потом стал думать: «Какие я хорошие песни сочиняю. А как же я это делаю?» - и перестал. И больше никогда хороших песен не сочинял.
Е.М.: Сейчас такая страшная ситуация в стране… Какая музыка?! Все без штанов ходят, голодные. Есть 100 человек в Москве и 100 в Питере, которые не думают о том, что надо есть и пить, не думают где взять бабла на бензин. Я думаю, что Россия – это пока такое яйцо, из которого что-то еще в музыкальном плане должно вылупиться. При чем что-то очень серьезное. Там на Западе уже все вылупились и омлет весь съеден.

- В России готовы концерты играть?
Е.М.: Я готов концерты играть, где угодно. На дне ВДВ с удовольствием бы выступили. Я думаю, десантники нас на руках вынесут после концерта из зала. Будут автографы брать…

- Как в Калининграде себя ощущаете? Тут культурная жизнь какая-то продолжается или город загнивает медленно?
Е.Б.: Мы даже на все вечеринки ходить не успеваем. Хотя если хочется хорошей симфонической музыки или спектаклей – то с этим сложнее.
Е.М.: В калининградской культурной жизни я не участвую, хотя знаю, что она где-то там есть. Вечные трибьют-концерты на «Вагонке… Сам клуб как место меня очень не радует. Такое ощущение, что как в мусарню забирают, когда я туда прихожу. Сразу же обыскивают…

- С концертными площадками в Калининграде как дела обстоят? Вот вы сейчас дали три концерта и потенциал города практически исчерпан…
Е.М.: Я бы с удовольствием по области прокатился, поиграл бы в Правдинске, Советске, Полесске, Гусеве. В Домах культуры, при том совершенно бесплатно, если бы министерство культуры нам выделило на это какие-то небольшие деньги. Хотя бы каждому по тысчонке, на транспорт и пирожки.

- Никогда не было желания уехать отсюда, туда где больше возможности для творческой самореализации?
Е.Б.: Жить – мы никуда ехать не хотим, а играть – везде хотим ехать.
Е.М.: Жить надо тут. Тут в кайф: у меня тут – мама, папа, утки… Я думаю, что у нас потенциальная аудитория есть во всем мире: в Японии, Корее, в ЮАР, США, Канаде. Везде есть люди, которым понравится такая музыка. Мы пока не видим лазейки – как показать вот всем этим людям свою музыку, как сделать так, чтобы она нашла своего адресата. Если бы мы работали с профессионалами в студии за большие деньги – было бы гораздо проще. Но нам приходится песни буквально на коленке собирать.

- Сейчас появилась целая волна интернет-радиостанций, которые крутят отечественную инди-волну. У вас не было желания с ними поработать?
Е.Б.: Мы не искали никаких контактов. Вообще этим не занимались. Мы скромняги.
Е.М.: О нас никто не знает… Нет у нас ни директоров, ни pr-менеджеров, вообще никого. Все безнадежно, скоро мы все умрем.