12 декабря в рок-баре «Пыль винила» отыграет акустический концерт Алексей Румянцев — лидер тверской команды «Пионерлагерь Пыльная Радуга». «Пионерлагерь», как и большинство российских групп, которым закрыта дорога на официальные радиостанции, существует где-то в своей плоскости, известной только посвящённым. Относительная «известность» не мешает «Пионерлагерю» быть одной из самых интересных русскоязычных гитарных команд.

Первые пластинки группы заставляли по умолчанию вешать на неё ярлык «русской ''Нирваны''», но на последнем номерном диске «Правда о потерянном времени» группа выходит за границы гранжа. На диске нашлось место совершенно надрывным кавер-версиям исполнений Луи Армстронга и Клары Румяновой (озвучивала зайца из советского «Ну, погоди!»). На этом диске «Пионерлагерь» по-своему переосмыслил творчество одного из самых заметных нынешних отечественных хип-хоп артистов — Оксимирона, — позаимствовав его припев из короткой композиции «Дегенеративное искусство». «Пионерлагерь» превратил её в подобие боевого гимна всей подпольной культуры, противостоящей официозной культуре. Афиша RUGRAD.EU в преддверии концерта поговорила с Алексеем Румянцевым о том, каково это — вечно находиться в маргинальном положении, — а также о Егоре Летове и суицидальных мотивах в советской эстраде.


— Альбом «Правда о потерянном времени» — это, может быть, самая ваша сильная пластинка, но есть ощущение некой затянутости. Почему она получилась такая длинная, зачем её надо было на два диска разбивать?
— Затянутая? Это у тебя именно из-за количества треков такое ощущение? Я всегда формирую альбом, руководствуясь интуицией. Как мне шепчут, не знаю, небеса: «Вот это здесь должно быть, а вот этого не должно быть...». Спонтанно он получился большим. Изначально так не планировалось: мы хотели записать песен 10, а получилось вот так. По большому счёту, от меня вообще ничего не зависит... Все думают, что это я песни сочиняю, а я просто впадаю в какое-то состояние, а потом, когда очнулся, раз, и что-то получилось.


— Сейчас в основном песни слушают синглами в айфонах: 30 Seconds to Mars соседствуют с Иваном Дорном. Записывать «двойник» — тебе не кажется, что это какая-то роскошь?
— Всю жизнь так было, что современные тенденции я как минимум игнорировал. Как максимум мне хочется идти против этого. Реально, всё равно... Мы специально на последнем альбоме сделали звук тише, чем положено по современным стандартам мастеринга. Мне показалось, что это даёт возможность сохранить детальность звука. Но сразу все вокруг начали кричать: «Фу, какой у вас мастеринг тихий!» Все эти правила раздражают. Мне наплевать. Кому нужно будет это слушать — приятного аппетита.

— В целом у вас диск еще очень «гимновый» получился: «Безумное, злобное, вечное», «Молодое зло», «Дегенеративное искусство».
— Ну, так вышло... Как только «Безумное, злобное, вечное» на свет из дыры в моей голове появилось, мне сразу стало понятно, что её нужно на стадионах скандировать. (Смеётся). Это такая песня про самих себя.


— Расскажи про песню «Дегенеративное искусство». Как так получилось, что вы позаимствовали у Оксимирона припев, а потом ты к ней свои куплеты написал?
— Получилось всё, как всегда, спонтанно. Я тогда с Мироном не был знаком. Точнее, я был знаком с его творчеством. Я услышал какие-то его старые записи и выделили его для себя среди артистов русского рэпа. Как-то я вечером на пробежку вышел, закачал плеер всё, что у него есть и включил на рандоме. И эта песня... А я её раньше не слышал. Меня припев очень сильно вставил — совпадение гармонии инструментала и слова (я в них очень дикий заряд почувствовал). И не спрашивая разрешения у Мирона, просто написал свои куплеты и приделал его припев. Потом я с удивлением для себя заметил, что Мирон (притом без всякого нашего участия) послушал наше музло и пишет у себя на странице, что есть такая вот группа офигенная. Я набрался смелости ему написать, и мы в итоге подружились. В итоге не так давно вместе её на концерте исполняли.

— Для Оксимирона «Дегенеративное искусство» — это же тоже гимн. Вот, есть некое официальное, благолепное искусство, которое за свет и добро, а есть «дегенеративное», которое про СПИД, наркотики и, скажем так, людей нетрадиционной сексуальной ориентации. Ты то же самое вкладывал?
— Как он сам сказал, у него эта песня сама собой получилась, и он особого смысла в неё не вкладывал. Это была баттловая композиция. Если её в оригинале послушать, то там куплеты поют, грубо говоря, просто на тему «я твой дом труба шатал». Там не было такого заложено... А я это услышал.

— Тебя тоже это «благолепное» искусство, которое «за всё хорошее против всего плохого», раздражает, как и Оксимирона?
— Абсолютно. Я даже больше могу сказать: искусство, которое сейчас существует в формате мейнстрима, — это кромешная ложь. Я с этим готов бороться всеми доступными мне способами.

— То есть некое фарисейство, притворство?
— «Притворство» — это очень мягкое слово, но общий смысл такой, да.

— Автор текстов группы «Наутилус Помпилиус» Илья Кормильцев говорил, что если среднестатистическому человеку и нужно искусство, то лишь такое, которое бы не мешало совокупляться и жрать. Ты бросаешь вызов этой тенденции?
— Наверное, как бы банально это не было. До меня куча народу этим занимались. Мы не первые, не последние, не избранные, но такая у нас работа.

— Но это в каком-то смысле выталкивает вас в маргинальное положение.
— Абсолютно. И меня это положение устраивает.

— Тут же идёт продолжение темы другого важного для вас персонажа — Егора Летова: «Я всегда буду против».
— В каком-то смысле да. Более того, я являюсь лютым поклонником творчества «Гражданской обороны». Не во всём поддерживаю их взгляды и мировоззрение: как они делали своё дело, боролись за свои идеи. В первую очередь то, каким он был музыкантом... Летов всегда во всех интервью не уставал повторять, что он вообще себя музыкантом не считает. А на самом деле это был великий музыкант и композитор.

— У вас есть несколько каверов на «Гражданскую оборону»: «Оптимизм», «Детский мир». Было ли желание что-то ещё сделать?
— Есть желание... Я просто стараюсь с этим не частить и делаю только те песни, которые очень сильно хочется, так, что не могу удержаться. Что попадает настолько, что я прям чувствую, что песня на 100 % моя, что с таким же успехом это могло и из меня появиться.

— Сейчас есть целая новая волна сибирской музыки: группы Ploho, «Звезды», «Убийцы». Как они сами говорят, они тоже из Летова растут, но достаточно иронично его в своём творчестве перефразируют. Получается такая немного хипстерская музыка. Вы же, наоборот, предельно серьёзны. Летов — это предельно серьёзный персонаж, шутки по его поводу невозможны?
— Группу Ploho я слышал... Даже не знал, что они из Сибири... Мне кажется, что в данном случае, сколько людей — столько и подходов. Очень хорошо, что у всех это получается по-разному.

— Группа «Пионерлагерь Пыльная Радуга», как и многие другие подобные проекты, существует в формате интернета. Через сеть пробиваются в основном какие-то фрики, где в музыке есть какая-то хохма. Тебе в такой ситуации тяжело быть артистом серьёзным?
— Тут такой момент, что я никогда не думал, как к своему творчеству привлечь максимум внимания. Мне все побоку. Абсолютно. При этом могу сказать, что юмора в наших песнях тоже содержится в изрядном количестве. В наших текстах очень много сарказма и всякого такого дурацкого и беззаботного.

— В 2014 году песня «Гранаты» воспринималась как однозначный антивоенный гимн. Но есть ощущение, что ты не это в неё вкладывал.
— Вообще не это. Песня исключительно эротического содержания.

— Ты понимаешь, что реальность в таком случае навязывает твоим песням определённый контекст. То есть эротическая песня становится антивоенной.
— К тому, что каждый песни понимает по-своему, я отношусь нормально. Я считаю, что не следует разбирать песни по буквам, чтобы понять какой там смысл. Это в первую очередь энергетический заряд. Воздействие на чувства должно быть прямое.

— Помимо какой-то внешней агрессивности, у «Пионерлагеря» есть ещё и очень большая любовь к советской эстраде. Кавер на «Волшебный цветок» Клары Румяновой, к примеру. Это откуда растёт?
— Я вообще люблю музыку. А советская эстрада — это интересная глава музыкальной истории. Я считаю, что это крутая веха в мировой музыке. У них много есть чему научиться. У Луи Армстронга, грубо говоря, есть Summer Time и Go Down Mozes, а в Советском Союзе было «Я сегодня на заре встану».

— Когда вы делаете каверы на эти песни, то они получаются какие-то совсем надрывные. Выходит, что вся советская эстрада она такая суицидальная была?
— Суицидального я ничего не вижу: ни в советской эстраде, ни в нашем творчестве.

— Но некий надрыв ты же отрицать не будешь. «Волшебный цветок» у вас очень пронзительный получился.
— Разумеется. Я хочу этой формой передать то впечатление, которое на меня эта песня произвела. Тот градус эмоций, который я пережил, впустив в себя эту штуку. Моя задача тут — максимально свои чувства отобразить. На новом альбоме будут эксперименты с песнями советской эстрады. Но спойлерить сейчас не хочу.

— Мне кажется, что на тебя как на текстовика и поэта очень сильно влияла родная Тверь. Песня «Окраина», к примеру.
— Уверен, что да. Для меня среда обитания всегда была одним из основных источников вдохновения.

— Представь, что приезжаешь в Калининград, где нет всех этих индустриальных пейзажей, и поёшь песню про «подвалы, полные дерьма и крови». Ты сам как думаешь, как её люди будут воспринимать?
— Могу только предполагать... Не был я ещё в Калининграде, хотя для меня эта поездка много значит, потому что город интересный. Я тут говорю о России, а Калининград — это вообще странный город. Не могу ничего говорить, не побывав там. Могу точно сказать, что успел побывать во многих городах, которые ничем не отличаются от моего родного города.

— В одном интервью ты говорил, что когда поёшь про «Окраину», то поёшь про места, где есть жизнь, в отличие от какого-то московского хипстерского мирка.
— Да, но настоящая [жизнь] — опять же для меня. Та точка, с которой я вижу происходящее.


Текст: Алексей Щёголев
Фото: rockpage.me