Актер Драмтеатра рассказал в интервью Афише RUGRAD.EU как Земфира подсказала Вячеславу Виттиху решение по постановке спектакля «Мастер и Маргарита», почему театр не должен заниматься политикой, почему в условиях рыночной экономики театр обречен на финансовую необеспеченность и почему из работы артиста по принципу «стерпится-слюбится» ничего хорошего не получится.


- Вы раньше играли в Псковском драматическом театре имени Пушкина. Почему вы вообще решили переехать в Калининград?
- Не совсем так... Я начинал в Псковском драматическом театре, потом по семейным обстоятельствам вернулся в свой родной город Саратов. Там я был задействован в двух театрах: там был муниципальный драматический театр «Версия» и 6 лет, будучи драматическим артистом, я посветил театру кукол. Как это ни странно может показаться...Хотя для меня это ни странно, там был очень хороший режиссер. А потом уже оказался в Калининграде... Ну это судьба, личная жизнь моя так сложилась.

- Вам предложение от местного Драмтеатра последовало еще до фактического переезда сюда?
- Нет. Я сам попросился. Я пришел к директору и художественному руководителю, и сказал, что в связи с переездом на постоянное место жительство в Калининград, не могу ли я быть полезен Калининградскому драматическому театру? Они ответили: «Да», - через некоторое время, посмотрев диск с моими записями.

- Финансовый аспект такого переезда вы как-то учитывали? Калининградский Драмтеатр — это не федеральный театр, тут есть ряд проблем с зарплатами у актеров.
- Да, мне была озвучена с самого начала средняя зарплата. Так что я это понимал. Ну кого устраивает его зарплата, если он работает? Никого не устраивает. Следовательно человек должен искать еще какие-то источники дохода для того чтобы прожить и прокормить семью. Вот и все. Такая история происходит и в Калининграде, и в Саратове, и в Пскове, да где угодно.

- Некоторым актерам, чтобы зарабатывать приходится заниматься разными корпоративами. Вы по такому же пути пошли?
- Мой путь скорее преподавательский. У меня есть еще второе высшее образование: аспирантура консерватории по специальности «сценическая речь». Поэтому я как-то нашел в Калининграде эту нишу, где я чешу свою преподавательскую железу.

- Сам факт того, что приходится на корпоративах играть, является для театральных актеров чем-то унизительным?
- Смотря какой корпоратив... Это тоже практика. Это было в моей жизни и этого было много: и Остап Бендер был в этой обойме, и еще кто-то... Конечно, актеры не любят этим заниматься, но за один корпоратив ты получаешь, пардон, столько, сколько здесь платят за полмесяца. Что делать? Любишь-не любишь, а кушать то надо... Но в Калининграде я этим занимаюсь.

- Вы считаете нормальной ситуацию, когда в Драмтеатре, как рассказал худрук Михаил Андреев, молодым актерам приходится монтировщиками подрабатывать, чтобы концы с концами сводить?
- Печально, но в моей жизни это тоже было. Я тоже работал монтировщиком. Наверно, кому-то это мешает в карьере, кому-то не мешает, все субъективно.

- Что должно произойти, чтобы такая ситуация поменялась? Должно отношение людей к труду драматического актера поменяться?
- Ничего не поменяется. Наша страна вступила на такой путь, когда театр, к сожалению, никому не нужен кроме самого себя. Театр никогда не был самоокупаемым учреждением. Он всегда был явлением, которое надо было дотировать. Государство его дотировало, не смотря на то, что в свое время театр очень много нелестных слов говорил в адрес советской власти. Но тем не менее советская власть деньги давала...Это прямая сторона рыночной экономики. Мы, к сожалению, ничего не производим: никаких железок, пластмассок, ни деревяшек — ничего.

- Вы задействованы во многих постановках Драмтеатра. Такая активность происходит в силу того, что в театре нет актеров среднего возраста?
- Наверно, именно по этому, они так легко меня и взяли... Я здесь только два сезона и только в этом сезоне было 9 спектаклей, а в прошлом — точно больше десятка, в районе 13-14 спектаклей. У меня вообще нет выходных, поскольку еще приходится преподавать. Конечно, это тяжело.

- В результате такой занятости, вы работали с разными режиссерами Драмтеатра. С кем вам легче было найти общий язык, с кем сложнее?
- У всякого режиссера можно чему-то научится. Принимаешь ты его эстетику или не очень . Нравится тебе как он работает с артистами или он вообще работать с артистами не умеет. Есть и такие режиссеры, которые вообще с артистами не работают. Они выстраивают картинку, и он тебе не делает вообще ни одного замечания за весь период репетиций. Приходится как-то самому рулить. Но, повторяю, у каждого режиссера можно взять что-то. Если это твое призвание, то ты впитываешь, берешь и не останавливаешься никогда.

- То есть были спектакли, эстетика которых была вам совсем не нравилась?
- В постановочных моментах всегда бывают какие-то вещи, с которыми ты не согласен. Но это работа такая. Я должен себя влюбить в то, что я делаю или в то, что мне надо сделать. Я должен, даже если я не согласен с режиссерской мыслью, выполнить эту задачу, может быть, немножечко изнутри ее для себя перевернув. Если говорить об общей эстетике, чтобы было такое что совсем неприятно... Было. Точка.

- Вы играли Коровьева в постановке Вячеслава Виттиха «Мастер и Маргарита». Для режиссера эта пьеса до сих пор сохраняет актуальность. Вы с подобной позицией согласны?
- Нет. Когда я узнал, что он собирается ставить «Мастера и Маргариту», то я спросил: «Слава, а зачем сейчас это делать?». Я не понимаю, почему сейчас нужно это ставить. Это субъективная штука, «Мастер и Маргарита» остались для меня в прошлом, книгу я читал уже давно. Может быть, произведение связано с другим временем, с другим ощущением времени. Основная мысль романа в том, что в каком же ужасно государстве или обществе мы живем, что за помощью нужно обращаться не к богу, а к сатане. А Слава немножко про другое ставил спектакль и мне кажется, что не совсем про это было написано. Я не знаю потерял там Виттих или добавил, но для меня это так. Немножко не про то. Был такой трудный момент с моей стороны по восприятию этого всего.

- Чтобы осовременить сценарную канву Виттих, ввел такой современный саундтрек, где были и «Сплин», и «Земфира» и Current 93 и какие-то совсем попсовые ди-джеи. Вы это как-то восприняли при работе?
- Земфиру — нет. «Сплин» в конце... Ну у меня вообще сложные отношения к последней сцене. Со стороны это смотрится таким образом, что бедненькие слепые люди, ищущие бога, не видят к кому на самом деле нужно обращаться. А он сидит здесь. Мне кажется, что это именно так из зала воспринимается, но Слава с этим не согласен, он говорил другие слова. Но воспринимается это именно так. «Господи, ты лучше всех», - поет «Сплин», а в это время слепые люди, натыкаясь друг на друга и вытянув руки вперед чего-то ищут, не видя Воланда, который сидит на авансцене. Не знаю удалось ли ему с помощью этого осовременить сюжет. Это зрителям надо судить. Стало ли это явлением или не стало — это мы поймем через несколько лет.

- С помощь трека Земфиры «Деньги» Виттих дает в спектакле такой однозначно-читаемый месседж про погоню за наживой, богатством и так далее. Такая постановка вопроса как-то не принижает булгаковский сюжет, книга же не только об этом?
- Да, конечно. У Михаила Афанасьевича не про это. Мне кажется, что Земфира, очень любимая Славой, подсказала ему некий ход, который он решил продвигать.

- Вы играли в пьесе «Ревизор» у Михаила Салеса. По его мнению, русская классика сейчас остается очень актуальной и злободневной. Вы согласны с тем, что весь этот гротеск, который был у Гоголя, он до сих пор присутствует в современности?
- Конечно. Мы же живые люди и видим, что происходит вокруг. Все эти персонажи остались. Сколько угодно их.

- Почему так происходит?
- Не знаю. Иногда мне кажется, что надо уже вынести тело Ленина из мавзолея, поменять звезды на башнях опять на орлов...

- Почему сейчас многие пьесы, которые даже не имеют политического подтекста, обсуждаются аудиторией именно с политической точки зрения?
- Мне как раз это не очень нравится. Театр, на мой взгляд, не должен заниматься политикой, а должен заниматься человеком. Когда какие-то социальные, политические и другие подобные высказывания преобладают и начинают зашкаливать, то мне кажется, что получается не то, чем бы я хотел заниматься.

- Возможно, причина в том, что общество находится сейчас в состоянии поиска каких-то политических смыслов и автоматически любой месседж начинает интерпретировать в политический контекст?
- Вы считаете, что общество в состоянии поиска находится? Нет. Мне кажется, что вот эти последние политические события — это не поиск.

- Может это проблема в свойстве русского сознания, которое автоматически любой посыл в эту сторону начинает интерпретировать?
- Может быть и так. Еще мне кажется, что здесь имеет место быть некая инерция той самой советской действительности, когда театр был трибуной для каких-то высказываний, когда театр исповедовал «эзопов язык». До сих пор люди по инерции воспринимают театр как трибуну, хотя мне кажется, что он таковой не является.

- То есть по-прежнему можно поставить детский спектакль и все равно попасть в такое поле интерпретации?
- Это наверно сложно... Поставить «Колобка» так, чтобы герои были узнаваемы... Ну а зачем ставить детский спектакль так ставить?

- Главный режиссер Санкт-Петербургского театра им. Ленсовета Юрий Бутусов отмечал, что искусство не должно давать однозначных ответов на какие-то злободневные вопросы, а наоборот обозначать проблематику. Вы согласны с этой позицией или наоборот должен даваться какой-то однозначный месседж зрителю?
- Абсолютно согласен с Бутусовым. Должны оставаться вопросы, должны оставаться вопросительные знаки. Я вообще против всякой тенденциозности.

- Зритель может быть как раз и ждет от театра такой тенденциозности?
- Это другой вопрос. И вопрос очень серьезный: о зрителе, о том чего он хочет и чему мы волей-не волей должны подчиняться, если мы хотим иметь зрителей и иметь хотя бы ту небольшую зарплату, которую мы имеем.

- Вы когда-нибудь задумывались о том, что от вас ждет аудитория.
- Я уверен, что она ждет прежде всего искренности. Театр, на мой взгляд, являет обществу истину. Но не в том смысле, что он являет какую-то единственную правду, а в смысле откровенности и искренности. Мы все живые люди: сейчас мы можем отстаивать одну и туже позицию, а потом разойтись во мнениях и с пеной у рта отстаивать совершенно другое мнение. Ну и где правда? И там, и там. Мы просто меняемся. Я именно об этом: если зритель видит правду, если зритель верит...

- При этом, по вашему мнению, зрителя может напугать какой-то сложный сюжет, где такая многополярность и проблематика обозначается?
- Если она обозначается, тогда напугает. А если актер погружен в это и знает, что он хочет, знает куда он ведет, то тогда не напугает.

- У вас была роль в пьесе «Затворник и шестипалый» по Пелевину. Как вам было играть в пьесе по современному произведению?
- Прекрасно. Более того, «Затворник и Шестипалый» - это была моя инициатива. Я принес эту повесть (это было еще в театре «Версия», в Саратове) сначала своей коллеге. У нас Шестипалый — был девочкой. Там еще линия любви была намечена очень ненавязчиво... Потом мы уже вместе принесли этот материал режиссеру и после года с лишним репетиций, спектакль вышел. Пелевина в России ставили достаточно часто: был замечательный спектакль с Гошей Куценко и Никоненко «Чапаев и Пустота» и спектакли по «Затворнику и Шестипалму» тоже были. У Пелевина есть программное произведение - «Чапаев и Пустота», из этого уже растет все остальное. Достаточно прочитать эту книгу, чтобы понять кто такой Пелевин. Все остальное, на мой взгляд, это производные.

- Пелевина в Драмтеатре можно было бы поставить?
- Чисто с теоретической точки зрения, может быть поставлено все. И даже Пелевин.

- Говорят просто, что калининградская публика очень консервативна.
- В этом виноваты мы сами. Себя тоже могу к этому причислить, но только чуть-чуть, поскольку здесь всего два года. Вы в этом консерватизме виноваты. Вы так воспитали эту публику, вы этим ее кормили.

- Переломить этот тренд возможно или если человек привык видеть на протяжении 5 лет «Укрощение строптивой» в одних и тех же декорациях, то заинтересовать его тем же «Затворником» уже не удастся?
- Я надеюсь, что возможно. Если это будет искренне, сильно и талантливо, то конечно. Наша задача: режиссеров и актеров сделать так, чтобы публике было интересно. Если мы берем «Затворника и Шестипалого», то сам материал тащит на какое-то современное решение.

- Вячеслав Виттих говорил, что пишет пьесу по Чаку Паланику и отмечал, что ее можно поставить здесь. Вы бы в таком спектакле согласились участвовать?
- У меня такое ощущение, что Вячеслав думает, что может поставить все и в любом театре...

- Из современных произведений есть что-то, что бы вы хотели сыграть? Может быть персонаж какой-нибудь вам импонирует?
- Я отношусь к тем артистам, которые никогда ничего не хотели играть... Я никогда не хотел сыграть Гамлета, ну правда, такого не было. Хотя нет, однажды было. Это был Освальд в пьесе Гибсона «Привидение», мне хотелось это сделать. Смердякова мне хотелось сыграть в «Братьях Крамазовых». Вот, пожалуй, две роли... Смердякова мне и сейчас не поздно, а Освальда, наверно, уже поздновато. И все. Я страюсь доверять режиссеру с которым я работаю, иногда это сложно, но куда денешься? Профессия наша такая. Именно работа, именно перемена какого-то внутреннего отношения к материалу, если делать по принципу «стерпится-слюбится», то ничего хорошего не получится.


Текст: Алексей Щеголев