Александр Ф. Скляр: Для рок-артистов зарабатывание бабла стало дороже, чем собственная позиция
Александр Ф. Скляр, музыкант:
4 августа 2014
Александр Ф. Скляр выступал на фестивале «Калининград Сити Джаз» в минувшую субботу. Те, кто за творчеством Скляра после распада «Ва-Банка» следили не слишком внимательно, могли весьма удивиться новому образу артиста. От былого панка, который когда ревел в микрофон анархистке гимны не осталось и следа. Вместо него перед зрителями предстал импозантный мужчина в пиджаке, который вместе с «Тромбон-шоу» Максима Пиганова представил программу, составленную из композиций Леонида Утесова. Когда-то Скляр делал фестиваль «Учитесь плавать», который был практически единственной возможностью пробиться в свет для панков, хардкорщиков и прочих музыкантов, придерживающихся леворадикальных взглядов. Сейчас он цитирует на своих страницах в социальных сетях Александра Дугина, Александра Проханова и прочих столпов русской государственнической идеи. В интервью Афише RUGRAD.EU Александр Ф. Скляр рассказал, почему так сложно издать пластинку с композициями Утесова, почему бывший панк цитирует заядлых консерваторов и как русских рок-музыкантов разбросало по разным политическим лагерям.
- У вас в карьере уже были песни Александра Вертинского и Владимира Высоцкого. Сейчас вы будете представлять композиции Леонида Утесова. По какому принципу вы выбираете артистов, чьи песни будете исполнять?
- Осваиваю мэтров нашей отечественной эстрады. Делаю это совершенно осознанно и достаточно давно. Из больших программ у меня пока был только Вертинский. Творчество Владимира Семеновича Высоцкого я, пока, задеваю фрагментарно – включаю его песни в свой репертуар. В прошлом году, когда было 75 лет со дня рождения Владимира Семеновича, мы сыграли большой, переезжающий из города в город сборный концерт, где я исполнял 6 песен Высоцкого под оркестр. Но я все равно не могу сказать, что это программа. У меня нет программы Высоцкого, а вот Утесова – да. Это второй из больших мэтров нашей эстрады, кого волею судеб нам удалось охватить. В этом огромная заслуга замечательного джазового музыканта, аранжировщика и композитора Максима Пиганова.
- У вас в 2012 году был альбом «Русское солнце» с песнями Вертинского. Возможно, что появится такая же пластинка с Утесовым?
- Теоретически, это возможно. Мы с Максимом на эту тему беседовали. Но тут вот какая сложность: Вертинский пел свой репертуар, поэтому, когда ты делаешь альбом с его творчеством, то должен договариваться с одной группой правообладателей. Это проще. Утесов же пел чужой репертуар, у него нет песен, написанных им. Соответственно, если ты собираешься записывать большую программу Утесова, то тебя надо провести огромную подготовительную работу. Ты через агентства должен связаться со всеми правообладателями, а это очень непростая задача, учитывая, что их по всему миру разнесло. Ты должен договориться со всеми, понять какой суммой ты обладаешь, исходя из того, сколько они запросят. Ты должен сначала им эту сумму выплатить, а потом уже убедить фирму, которая будет тебя издавать в том, что это для них рентабельно. И не факт, что это будет для них рентабельно. Носители, как таковые, ушли. Все, что выходит, как альбом, выходит прежде всего для iTunes. Соответственно, фирма должна быть уверена в том, что заплатив всем правообладателям, сможет еще чего-то получить. А ведь и мы еще хотим чего-то получить, хоть немного за труд наш, нам же еще и студию надо… В общем, там накручивается очень много всего, поэтому я не могу сказать, сколько пройдет времени, прежде, чем эта программа будет воплощена на носителе или вообще качественно и достойно записана.
- И какая ситуация была по вашему альбому с Вертинским? Просто, насколько я знаю, реакция на вашу программу «Ракель Меллер» с песнями Вертинского была очень неоднозначная, как со стороны любителей Александра Николаевича, так и со стороны его наследницы.
- Главный человек, который занимается наследством Александра Николаевича – это Анастасия Вертинская. Программа «Ракель Меллер» не была записана. Что касается альбома «Русское солнце», то Анастасия Александровна очень серьезно пошла нам на встречу в смысле финансовых условий. Она еще и сама приняла участие в этом альбоме, прочитав два стихотворения своего великого отца. Это для меня высший показатель того, что она одобрила нашу программу.
- Когда смотришь видео ваших совместных концертов с «Тромбон-шоу», то создается впечатление, что вы некую рок-н-рольную эстетику, которая была у вас в группе «Ва-Банкъ» перенесли и на Утесова. Это так? Такой панковский угар для вас до сих пор актуален?
- Я бы совершенно точно не назвал это панковским угаром… Я никогда не был стопроцентным панк-музыкантом, в том виде, в каком панк-рок понимается в этой стране. Я исполняю эти песни так, как у меня сложилось за почти 30 лет моей концертной работы. Ничего специального я не делаю. Перед зеркалом я не репетировал. Как музыканты играют, так я себя и веду.
- На прошлом фестивале «Калининград Сити Джаз» выступал мэр города Клайпеды Витаутас Грубляускас, он как-то сказал, что джаз — это музыка людей с либеральными убеждениями. Насколько я знаю, вы же придерживаетесь консервативных взглядов.
- А разве музыка бывает либеральной или консервативной? Я тут чего-то не понимаю...
- Просто джаз достаточно четко ассоциировался с буржуазной культурой.
- Ну, может быть, если мы будем говорить о начальном периоде джаза... Я не настолько лютый специалист по джазу, но мне почему-то кажется, что Луи Армстронг не очень исповедовал буржуазные ценности. А он, как мне кажется, душа джаза.
- Но Утесов то для советского общества, к примеру, тоже был такой внутренний диссидент и вообще джаз-культура была на тот момент в подполье.
- Все когда-то было в подполье. И джаз был в подполье, об этом много Алексей Семенович Козлов рассказывал, патриарх нашего джаза. Утесов довольно сложно пробивал свою историю. Мне казалось, что он всегда хотел играть джазовые формы, он хотел сделать, что-то типа биг-бэнда, который джаз бы играл. А его все время подправляли в сторону советской песни. И в результате он подправлялся. Но у нас же и история другая. Мы не можем сравнивать то, как развивался джаз в нашей стране и то, как развивался джаз в Америке или Европе. Мне кажется, что в результате джаз все равно как-то развивался. А что было бы, если бы у нас было не так... Тогда бы у нас была другая история. В какой-то период времени джаз был не очень в мейнстриме. Потом пришли другие времена, когда джаз уже более-менее был принят, а рок перестал быть в мейнстриме. Сейчас всего этого нет, каждый дудит в ту дуду, в какую он дудеть хочет. И вопрос заключается в том, что не тот писатель кто пишет, а тот — кого читают. То же самое можно и про музыкантов сказать. Играть можно все, что угодно. Вопрос в том слушают ли тебя. Мы упираемся в востребованность. И если мы начнем эту историю под этим углом рассматривать, то поймем, что Леонид Осипович находился в не самой плохой ситуации. Он то, как раз, его очень серьезно поддерживали (с определенными поправочками). Но на него работала вся государственная машина, в отличии от того же Вертинского, которому эта машина не помогала. Она ему типа не мешала. Ему, как большому артисту, не хватало признания. Играть он играет, залы собирает, но о нем никто не пишет, пластинок у него не выходит. Вот в этом была трагедия Вертинского и ему было гораздо сложнее, чем Утесову. Я скажу так: жизнь творческого человека во все времена имеет, как свои положительные моменты, так и свои очень серьезные подводные камни. И если про сегодняшнюю ситуацию говорить, то все находятся в жестких тисках зрительской аудитории. Вот почему попса объединяется? Они являются коллективным промоутером! Они друг друга поддерживают, к друг другу на днюхи ходят, участвуют в общих коллективных концертах... Вот сейчас трем артистам (вы знаете каким) запретили приехать на эту самую «Волну». И посмотрите как повели себя все остальные?
- Они своих, по сути, не поддержали.
- Не поддержали. А почему они не поддержали? А потому, что они коллективный промоутер. Даже мэтры выступили с недоумением: «Иосиф Давыдович, да как же так?! Нас тут закрыли!». А этим хоть бы хны. И вот она цена всем этим попсовым тусовкам, вот она их реальная цена! Мы должны быть типа вместе и тогда, как бы, все хорошо. Понимаете какая это, на самом деле, порочная система?
- Но, допустим, если бы Константину Кинчеву, вам и Дмитрию Ревякину запретили бы приезжать на какой-нибудь фестиваль, то у вас есть уверенность, что группа «Сплин» или группа «Пилот» туда бы в знак поддержки не поехали? Нельзя же сказать, что рок-сообщество прям такое единое.
- Нельзя сказать... Но все-таки, оно почестнее. По крайней мере, пока. Я даже точно знаю, кто бы нас в такой ситуации не поддержал и поехал бы в независимости от того, что кого-то запретили. Но в рок-сообществе еще есть такие фигуры, как тот же самый Константин Евгеньевич (Кинчев — прим.ред), который говорит, что моя позиция такая, я не поеду выступать на Украину с концертами. И он это говорит открытым текстом. А кто из попсовых людей так сказал? Много ли их?
- Но вам не кажется, что это не очень честно по отношению к украинским поклонникам Кинчева? Политика политикой, а люди сидят и ждут концерта. Константин Кинчев мог бы свою позицию донести таким образом до тех людей, которые либо его сейчас не понимают, либо начали к нему относиться настороженно.
- А как Костя может сказать по-другому, как он может по-другому выразиться? Если он чувствует, что он не может сейчас петь на Украине? Сердце его разрывается, понимаете? Как он может сказать по-другому? Приехать и сказать: «Ребята, я выйду и спою, но сердце у меня разрывается»? Он же артист! Объяснять что-то со сцены Константин Евгеньевич не хочет, и я его понимаю.
- Я знаю, что вы были на похоронах Ильи Кормильцева (автор текстов группы «Наутилус Помпилиус» - прим.ред.), который в последние годы жизни достаточно жестко относился к русскому року. Он говорил, что эта музыка стала очень консервативной и изжила во многом сама себя и тот метафизический протест, который в ней был. Вы с этим утверждением согласны?
- Я с Илюхой не настолько был близко знаком, чтобы сейчас комментировать... Мы встречались с ним незадолго до его смерти. Не помню уже на какую тему говорили. Но я как-то я не почувствовал, что он так думает. Может быть, вы и правы, может быть он действительно такие идеи высказывал. Может он и прав... Действительно, для многих артистов (в том числе и рок-направления) зарабатывание бабла стало дороже, чем позиция. Так оно и есть.
- Как вы тогда к новой модели русского рок-н-ролла относитесь, где нет места политическому высказыванию? Вы считаете, что в року-музыке должен быть какой-то протест? Если вспоминать Джима Моррисона, то он говорил, что это музыка хаоса и бунта.
- В рок музыке должен быть какой-то протест. Ну а как же? Она такая по определению. В ней всегда было протестное настроение. Другой вопрос: против чего.
- Я, кстати, хотел вас спросить по поводу этого «против чего», поскольку вы часто цитируете в социальных сетях Александра Проханова или Александра Дугина. Вам не кажется, что это очень далекие от рок-музыки персонажи?
- Как Дугин может быть далек от рок-музыки, если он был в очень близких отношениях с Курехиным? Тут я с вами не согласен. Проханов — да, он, конечно, далек от рок-музыки. Проханов, в общем-то, о рок-музыке никогда особо не высказывался. Александр Гельевич Дугин — один из наших самых серьезных философов (а по моему глубокому убеждению, что самый серьезный и самый глубокий). Большинство людей, которые его хают, вообще его книги не раскрывали и не знают о чем они говорят.
- У вас не бывает опасения, что высказывания вот этих двух людей лежат очень близко к той плоскости, когда страна превращается в Северную Корею. Вы же были там с дипломатической миссией, и я, так понимаю, что вам совершенно не понравилось, что там происходит.
- Мне кажется, что вы здесь слегка перегибаете палку (смеется). Наша страна по всем своим параметрам, не может быть сравнима с Северной Кореей. Дугин и Проханов — это глубокие и искренние патриоты нашей с вами Родины. И в этом у меня нет ни малейших сомнений.
- Но когда начинается тренд на консерватизм и патриотизм, то рокеры, как деструктивные элементы, оказываются в опале. Это общее такое место, вам не кажется?
- Нет, мне так не кажется. Мне кажется, что наша жизнь все время развивается и не стоит на месте. Мы не можем постоянно апеллировать к одним и тем же фигурам. Даже к Джиму Моррисону, при всей моей глубокой любви к нему. Джим Моррисон существовал в совершенно конкретных условиях. В совершенно конкретной действительности, которая тогда была. А Егор Летов существовал в нашей действительности. Нужно чувствовать нынешнюю ситуацию, а не смотреть все время назад: как там рок-н-ролл себя позиционировал, какое-то протестное движение... Нужно смотреть на то, чем рок-н-ролл является сейчас. Что он сейчас для России? Страны, где говорят на русском языке, думают на русском языке.
- Просто во времена «Ва-Банка» у вас, допустим, были такие песни как «Черное знамя» или «Пойло». То есть, сейчас у вас одна позиция, а тогда была песня «Пойло» со словами «слюнявая тварь, православный бюргер!». Вы так изменились? И за счет чего это произошло?
- Я скажу так: не все то, что ты думаешь и ощущаешь, можно высказать в рамках интервью. Если вы хотите понимать генезис того или иного артиста, то вы должны внимательно слушать его песни. Все в них сказано. Артист не должен ничего объяснять. Творческий человек имеет такую привилегию, что он все может высказать в своих песнях. Если песни поются и слушаются, то значит они поются неспроста. А углубляться в это — я не хочу. Это погружение в такие глубины, которые небезопасны для внутренних ощущений.
- Мы с вами говорили об объединении рокеров, но сейчас этих людей, которые в перестройку были на одной стороне баррикад и бросали примерно одни и те же лозунги, сильно разбросало по разным лагерям. Глеб Самойлов играет на Проспекте Сахарова, вы выступаете в Севастополе, Кинчев тоже выступает для консервативно-настроенных кругов, а Дмитрий Ревякин поет песню с припевом: «Команданте Ярош, красно-черные крылья!». Как так получилось, что людей, придерживающихся примерно одних и тех же убеждений, так разбросало?
- А я, соответственно, пою: «Я -команданте Че!» (смеется). Значит такое время, которое людей раздербанило. Каждый ищет свои собственные точки опоры. За каждым из нас стоит своя правда. Насколько мы честно перед собой эту правду отстаивали, мы будем отвечать на Высшем суде. И это есть самое главное. А все остальное — это шелуха. Биться сейчас за искусственное рок-н-ролльное братство я не хочу. Мне этого не нужно. Мне достаточно, что меня поддерживают все музыканты, с которыми я играю. Мы — маленький, но очень серьезный кулак.
Текст: Алексей Щеголев
- У вас в карьере уже были песни Александра Вертинского и Владимира Высоцкого. Сейчас вы будете представлять композиции Леонида Утесова. По какому принципу вы выбираете артистов, чьи песни будете исполнять?
- Осваиваю мэтров нашей отечественной эстрады. Делаю это совершенно осознанно и достаточно давно. Из больших программ у меня пока был только Вертинский. Творчество Владимира Семеновича Высоцкого я, пока, задеваю фрагментарно – включаю его песни в свой репертуар. В прошлом году, когда было 75 лет со дня рождения Владимира Семеновича, мы сыграли большой, переезжающий из города в город сборный концерт, где я исполнял 6 песен Высоцкого под оркестр. Но я все равно не могу сказать, что это программа. У меня нет программы Высоцкого, а вот Утесова – да. Это второй из больших мэтров нашей эстрады, кого волею судеб нам удалось охватить. В этом огромная заслуга замечательного джазового музыканта, аранжировщика и композитора Максима Пиганова.
- У вас в 2012 году был альбом «Русское солнце» с песнями Вертинского. Возможно, что появится такая же пластинка с Утесовым?
- Теоретически, это возможно. Мы с Максимом на эту тему беседовали. Но тут вот какая сложность: Вертинский пел свой репертуар, поэтому, когда ты делаешь альбом с его творчеством, то должен договариваться с одной группой правообладателей. Это проще. Утесов же пел чужой репертуар, у него нет песен, написанных им. Соответственно, если ты собираешься записывать большую программу Утесова, то тебя надо провести огромную подготовительную работу. Ты через агентства должен связаться со всеми правообладателями, а это очень непростая задача, учитывая, что их по всему миру разнесло. Ты должен договориться со всеми, понять какой суммой ты обладаешь, исходя из того, сколько они запросят. Ты должен сначала им эту сумму выплатить, а потом уже убедить фирму, которая будет тебя издавать в том, что это для них рентабельно. И не факт, что это будет для них рентабельно. Носители, как таковые, ушли. Все, что выходит, как альбом, выходит прежде всего для iTunes. Соответственно, фирма должна быть уверена в том, что заплатив всем правообладателям, сможет еще чего-то получить. А ведь и мы еще хотим чего-то получить, хоть немного за труд наш, нам же еще и студию надо… В общем, там накручивается очень много всего, поэтому я не могу сказать, сколько пройдет времени, прежде, чем эта программа будет воплощена на носителе или вообще качественно и достойно записана.
- И какая ситуация была по вашему альбому с Вертинским? Просто, насколько я знаю, реакция на вашу программу «Ракель Меллер» с песнями Вертинского была очень неоднозначная, как со стороны любителей Александра Николаевича, так и со стороны его наследницы.
- Главный человек, который занимается наследством Александра Николаевича – это Анастасия Вертинская. Программа «Ракель Меллер» не была записана. Что касается альбома «Русское солнце», то Анастасия Александровна очень серьезно пошла нам на встречу в смысле финансовых условий. Она еще и сама приняла участие в этом альбоме, прочитав два стихотворения своего великого отца. Это для меня высший показатель того, что она одобрила нашу программу.
- Когда смотришь видео ваших совместных концертов с «Тромбон-шоу», то создается впечатление, что вы некую рок-н-рольную эстетику, которая была у вас в группе «Ва-Банкъ» перенесли и на Утесова. Это так? Такой панковский угар для вас до сих пор актуален?
- Я бы совершенно точно не назвал это панковским угаром… Я никогда не был стопроцентным панк-музыкантом, в том виде, в каком панк-рок понимается в этой стране. Я исполняю эти песни так, как у меня сложилось за почти 30 лет моей концертной работы. Ничего специального я не делаю. Перед зеркалом я не репетировал. Как музыканты играют, так я себя и веду.
- На прошлом фестивале «Калининград Сити Джаз» выступал мэр города Клайпеды Витаутас Грубляускас, он как-то сказал, что джаз — это музыка людей с либеральными убеждениями. Насколько я знаю, вы же придерживаетесь консервативных взглядов.
- А разве музыка бывает либеральной или консервативной? Я тут чего-то не понимаю...
- Просто джаз достаточно четко ассоциировался с буржуазной культурой.
- Ну, может быть, если мы будем говорить о начальном периоде джаза... Я не настолько лютый специалист по джазу, но мне почему-то кажется, что Луи Армстронг не очень исповедовал буржуазные ценности. А он, как мне кажется, душа джаза.
- Но Утесов то для советского общества, к примеру, тоже был такой внутренний диссидент и вообще джаз-культура была на тот момент в подполье.
- Все когда-то было в подполье. И джаз был в подполье, об этом много Алексей Семенович Козлов рассказывал, патриарх нашего джаза. Утесов довольно сложно пробивал свою историю. Мне казалось, что он всегда хотел играть джазовые формы, он хотел сделать, что-то типа биг-бэнда, который джаз бы играл. А его все время подправляли в сторону советской песни. И в результате он подправлялся. Но у нас же и история другая. Мы не можем сравнивать то, как развивался джаз в нашей стране и то, как развивался джаз в Америке или Европе. Мне кажется, что в результате джаз все равно как-то развивался. А что было бы, если бы у нас было не так... Тогда бы у нас была другая история. В какой-то период времени джаз был не очень в мейнстриме. Потом пришли другие времена, когда джаз уже более-менее был принят, а рок перестал быть в мейнстриме. Сейчас всего этого нет, каждый дудит в ту дуду, в какую он дудеть хочет. И вопрос заключается в том, что не тот писатель кто пишет, а тот — кого читают. То же самое можно и про музыкантов сказать. Играть можно все, что угодно. Вопрос в том слушают ли тебя. Мы упираемся в востребованность. И если мы начнем эту историю под этим углом рассматривать, то поймем, что Леонид Осипович находился в не самой плохой ситуации. Он то, как раз, его очень серьезно поддерживали (с определенными поправочками). Но на него работала вся государственная машина, в отличии от того же Вертинского, которому эта машина не помогала. Она ему типа не мешала. Ему, как большому артисту, не хватало признания. Играть он играет, залы собирает, но о нем никто не пишет, пластинок у него не выходит. Вот в этом была трагедия Вертинского и ему было гораздо сложнее, чем Утесову. Я скажу так: жизнь творческого человека во все времена имеет, как свои положительные моменты, так и свои очень серьезные подводные камни. И если про сегодняшнюю ситуацию говорить, то все находятся в жестких тисках зрительской аудитории. Вот почему попса объединяется? Они являются коллективным промоутером! Они друг друга поддерживают, к друг другу на днюхи ходят, участвуют в общих коллективных концертах... Вот сейчас трем артистам (вы знаете каким) запретили приехать на эту самую «Волну». И посмотрите как повели себя все остальные?
- Они своих, по сути, не поддержали.
- Не поддержали. А почему они не поддержали? А потому, что они коллективный промоутер. Даже мэтры выступили с недоумением: «Иосиф Давыдович, да как же так?! Нас тут закрыли!». А этим хоть бы хны. И вот она цена всем этим попсовым тусовкам, вот она их реальная цена! Мы должны быть типа вместе и тогда, как бы, все хорошо. Понимаете какая это, на самом деле, порочная система?
- Но, допустим, если бы Константину Кинчеву, вам и Дмитрию Ревякину запретили бы приезжать на какой-нибудь фестиваль, то у вас есть уверенность, что группа «Сплин» или группа «Пилот» туда бы в знак поддержки не поехали? Нельзя же сказать, что рок-сообщество прям такое единое.
- Нельзя сказать... Но все-таки, оно почестнее. По крайней мере, пока. Я даже точно знаю, кто бы нас в такой ситуации не поддержал и поехал бы в независимости от того, что кого-то запретили. Но в рок-сообществе еще есть такие фигуры, как тот же самый Константин Евгеньевич (Кинчев — прим.ред), который говорит, что моя позиция такая, я не поеду выступать на Украину с концертами. И он это говорит открытым текстом. А кто из попсовых людей так сказал? Много ли их?
- Но вам не кажется, что это не очень честно по отношению к украинским поклонникам Кинчева? Политика политикой, а люди сидят и ждут концерта. Константин Кинчев мог бы свою позицию донести таким образом до тех людей, которые либо его сейчас не понимают, либо начали к нему относиться настороженно.
- А как Костя может сказать по-другому, как он может по-другому выразиться? Если он чувствует, что он не может сейчас петь на Украине? Сердце его разрывается, понимаете? Как он может сказать по-другому? Приехать и сказать: «Ребята, я выйду и спою, но сердце у меня разрывается»? Он же артист! Объяснять что-то со сцены Константин Евгеньевич не хочет, и я его понимаю.
- Я знаю, что вы были на похоронах Ильи Кормильцева (автор текстов группы «Наутилус Помпилиус» - прим.ред.), который в последние годы жизни достаточно жестко относился к русскому року. Он говорил, что эта музыка стала очень консервативной и изжила во многом сама себя и тот метафизический протест, который в ней был. Вы с этим утверждением согласны?
- Я с Илюхой не настолько был близко знаком, чтобы сейчас комментировать... Мы встречались с ним незадолго до его смерти. Не помню уже на какую тему говорили. Но я как-то я не почувствовал, что он так думает. Может быть, вы и правы, может быть он действительно такие идеи высказывал. Может он и прав... Действительно, для многих артистов (в том числе и рок-направления) зарабатывание бабла стало дороже, чем позиция. Так оно и есть.
- Как вы тогда к новой модели русского рок-н-ролла относитесь, где нет места политическому высказыванию? Вы считаете, что в року-музыке должен быть какой-то протест? Если вспоминать Джима Моррисона, то он говорил, что это музыка хаоса и бунта.
- В рок музыке должен быть какой-то протест. Ну а как же? Она такая по определению. В ней всегда было протестное настроение. Другой вопрос: против чего.
- Я, кстати, хотел вас спросить по поводу этого «против чего», поскольку вы часто цитируете в социальных сетях Александра Проханова или Александра Дугина. Вам не кажется, что это очень далекие от рок-музыки персонажи?
- Как Дугин может быть далек от рок-музыки, если он был в очень близких отношениях с Курехиным? Тут я с вами не согласен. Проханов — да, он, конечно, далек от рок-музыки. Проханов, в общем-то, о рок-музыке никогда особо не высказывался. Александр Гельевич Дугин — один из наших самых серьезных философов (а по моему глубокому убеждению, что самый серьезный и самый глубокий). Большинство людей, которые его хают, вообще его книги не раскрывали и не знают о чем они говорят.
- У вас не бывает опасения, что высказывания вот этих двух людей лежат очень близко к той плоскости, когда страна превращается в Северную Корею. Вы же были там с дипломатической миссией, и я, так понимаю, что вам совершенно не понравилось, что там происходит.
- Мне кажется, что вы здесь слегка перегибаете палку (смеется). Наша страна по всем своим параметрам, не может быть сравнима с Северной Кореей. Дугин и Проханов — это глубокие и искренние патриоты нашей с вами Родины. И в этом у меня нет ни малейших сомнений.
- Но когда начинается тренд на консерватизм и патриотизм, то рокеры, как деструктивные элементы, оказываются в опале. Это общее такое место, вам не кажется?
- Нет, мне так не кажется. Мне кажется, что наша жизнь все время развивается и не стоит на месте. Мы не можем постоянно апеллировать к одним и тем же фигурам. Даже к Джиму Моррисону, при всей моей глубокой любви к нему. Джим Моррисон существовал в совершенно конкретных условиях. В совершенно конкретной действительности, которая тогда была. А Егор Летов существовал в нашей действительности. Нужно чувствовать нынешнюю ситуацию, а не смотреть все время назад: как там рок-н-ролл себя позиционировал, какое-то протестное движение... Нужно смотреть на то, чем рок-н-ролл является сейчас. Что он сейчас для России? Страны, где говорят на русском языке, думают на русском языке.
- Просто во времена «Ва-Банка» у вас, допустим, были такие песни как «Черное знамя» или «Пойло». То есть, сейчас у вас одна позиция, а тогда была песня «Пойло» со словами «слюнявая тварь, православный бюргер!». Вы так изменились? И за счет чего это произошло?
- Я скажу так: не все то, что ты думаешь и ощущаешь, можно высказать в рамках интервью. Если вы хотите понимать генезис того или иного артиста, то вы должны внимательно слушать его песни. Все в них сказано. Артист не должен ничего объяснять. Творческий человек имеет такую привилегию, что он все может высказать в своих песнях. Если песни поются и слушаются, то значит они поются неспроста. А углубляться в это — я не хочу. Это погружение в такие глубины, которые небезопасны для внутренних ощущений.
- Мы с вами говорили об объединении рокеров, но сейчас этих людей, которые в перестройку были на одной стороне баррикад и бросали примерно одни и те же лозунги, сильно разбросало по разным лагерям. Глеб Самойлов играет на Проспекте Сахарова, вы выступаете в Севастополе, Кинчев тоже выступает для консервативно-настроенных кругов, а Дмитрий Ревякин поет песню с припевом: «Команданте Ярош, красно-черные крылья!». Как так получилось, что людей, придерживающихся примерно одних и тех же убеждений, так разбросало?
- А я, соответственно, пою: «Я -команданте Че!» (смеется). Значит такое время, которое людей раздербанило. Каждый ищет свои собственные точки опоры. За каждым из нас стоит своя правда. Насколько мы честно перед собой эту правду отстаивали, мы будем отвечать на Высшем суде. И это есть самое главное. А все остальное — это шелуха. Биться сейчас за искусственное рок-н-ролльное братство я не хочу. Мне этого не нужно. Мне достаточно, что меня поддерживают все музыканты, с которыми я играю. Мы — маленький, но очень серьезный кулак.
Текст: Алексей Щеголев
Поделиться в соцсетях