Писатель Захар Прилепин стал гостем калининградского фестиваля Дни литературы - 2020. 14 октября в Калининградском драматическом театре прошел его творческий вечер.  Писатель, чья литературная карьера какое-то время проходила в орбите Эдуарда Лимонова и его запрещенной партии, сейчас является одним из самых популярных и растиражированных в медиа представителей литературного сообщества. Он ведет авторские передачи на центральных каналах, входит в пропутинский Общероссийский народный фронт, а зрителям в Драмтеатре его представлял министр культуры и туризма Андрей Ермак. Незадолго до смерти Лимонова, у Прилепина случился публичный конфликт с его литературным учителем. Впрочем, сейчас у Захара Прилепина есть собственная политическая партия «За правду» (в ее политсовет, к примеру, входит актер Стивен Сигал). В 2017 году писатель выпустил книгу «Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы» — на сегодняшний день, наверное, главное его программное высказывание, где Прилепин ищет у литературных классиков поддержку своих милитаристских и проимперских взглядов. Ранее он говорил о личном участии в боевых действиях на Донбассе. 

В интервью Афише RUGRAD.EU писатель рассказал о политических планах партии «За правду» на Калининградскую область, порассуждал, чей пиар-образ выгоднее в политике, «молодого технократа» или «писателя с военным бэкграундом», объяснил, почему не собирается мирить разобщенное российское общество своими книгами, и заявил, что не является маркетинговым проектом. 

«Перспективы в Калининграде никак не оцениваю»

— Вы сейчас не только писатель, но и политик с собственной партией. «За правду» рассматривает Калининградскую область в рамках своих политических планов?

— Так у нас выборы в Госдуму будут в следующем году. 

— Были муниципальные выборы. 

— Были. Вы спрашиваете, будем ли мы рассматривать? Будем и будем участвовать во всех выборах, в каких только возможно. В том числе и в Калининграде.

— Как лидер партии насколько вы вовлечены в деятельность регионального отделения «За правду»?

— Никогда еще не встречался. Вовсе не потому, что Калининград меня мало интересует, а в силу того, что физически не было возможности объехать все регионы России. У нас были выборы в 9 регионах…

— В том числе и в Калининградской области.

— Мы не участвовали в этих выборах. Не помню, в силу каких причин… Муниципальные они были.

— Я объясню, в силу каких причин вы не участвовали: кандидата сняли. Мне кажется, если бы Захар Прилепин написал по этому поводу пост в Facebook (а у вас много подписчиков), то это как-то повлияло на ситуацию.

— Не стояла задача. Партия была создана за несколько месяцев до выборов. Брать на себя сверхмасштабные задачи не было не то, что необходимости, не то, что задора не было… Как нам казалось на этом этапе, [нужно] совершать те вещи, которые ты способен дотянуть до конца. Я не могу делать просто какие-то заявления и не быть уверенным в том, что хотя бы на 50 % обладаю возможностью отыграть ситуацию. Выборы проходили в 11 регионах или даже больше. Мы пошли в 8 регионах. Страна большая, и просто физически не хватит ресурсов везде прийти, со всеми познакомиться, понять обстановку и уровень кандидатов и всё остальное. Это огромная работа, мы за 2 месяца до этого заявились и, конечно, слишком стремительно ввязались.

— Но перспективы партии в регионе вы как-то оцениваете?

— Никак не оцениваю. Сейчас посмотрю, познакомлюсь с ячейкой, с руководителем, посмотрю экономическое состояние региона, посмотрю планы, которые предлагаются местным отделением, посмотрю аналитику, которую подготовят мои специалисты. И уже приду к выводу, что мы тут можем предлагать и на что можем рассчитывать.

«Наследство от Пруссии надо любить еще больше, чем прежние хозяева»

— Вы в ОНФ работаете над проектом «Добровольцы культуры», одно из направлений его деятельности — это защита памятников культуры. Это достаточно болезненная точка для Калининграда. Вы в регионе не в первый раз, вы видели, что здесь вообще с памятниками происходит?

— По всей России происходит плюс-минус одно и то же. Никаких региональных бюджетов не хватает. Не хватает на поддержку памятников культуры и архитектуры, а еще есть зазоры между регионом и Москвой… Очень много разнообразных перекрестных законов, которые друг другу мешают. Всё настолько сложно, что приехать и сказать огульно, что я вот видел, что у вас Дом офицеров или Дом инвалидов или Дом еще чего-то, что там всё плохо и мы всё поправим, я не буду.

— Вы правильно говорите, что региональных бюджетов по всей стране не хватает, но Калининград — это немного другая история. Памятники, которые у нас остались, —это объекты, которые достались от немцев. Некоторые видят в их восстановлении идеологическую функцию, что не стоит восстанавливать «чужую культуру», которая является «враждебной».

— Это ерунда. Это наша страна, наш город — мы должны так это воспринимать. Почему не надо это восстанавливать? У нас еще есть византийские памятники. Страна большая: а в Якутии, а в Башкортостане?

— Памятники могут быть идеологией, на ваш взгляд? Вся вот эта «мягкая сила»…

— В этом и сила России. К любому наследству, которое нам досталось в силу тех или иных причин, мы должны не просто бережно относиться, а приумножать его. Именно это есть всеобъемлющая русская душа и есть самое главное основание нашей идеологии. Поэтому от немцев, от Пруссии, от Елизаветы, от кого угодно это не пришло бы — это надо любить еще больше, чем прежние хозяева.

— Если бы у Захара Прилепина был соответствующий инструментарий, то он бы это восстанавливал?

— Безусловно.

«Мне стать губернатором?»

— Вы сказали про выборы в Госдуму, про Калининградскую область. Если бы было такое предложение, то вы бы региональный список возглавили или бы как одномандатник от Калининградской области выдвигались?

— Безусловно, если сложится такая необходимость, то, возможно, и такое: буду выдвигаться и список возглавлю.

— Популярность идеологии партии «За правду» для Калининграда? Понятно, что у нас есть регионы более либеральные, более консервативные. Калининград в общественной повестке, как правило, звучал как «более либеральный». Насколько ваша идеология здесь популярна?

— Ни мы и никакая другая партийная организация не ставит себе целью получить голоса 100 % населения. Даже если оно у вас либеральное, это не означает, что оно такое на 100 %. По статистике у нас 30 % населения вообще не ходит никуда голосовать: ни за либералов, ни за патриотов, ни за коммунистов. Это огромная часть электората, с которой можно работать. Конечно, у вас есть люди, которые голосуют за «Единую Россию», за ЛДПР, за КПРФ. И даже люди, которые голосуют за те или иные либеральные формы, — это вовсе не означает, что они либералы. Они могут быть кем угодно, эти люди, которые просто устали от каких-то вещей, раздражает их что-то. Работать можно и нужно со всеми. У меня есть однопартийцы — взрослые ребята — у одного дочка фанатка Навального и Прилепина, у нее всё прекрасно в голове помещается. «Либеральный» — ну и что? А либералы что, не русские люди? Не наши граждане?

— Губернаторскую карьеру не рассматривали как вариант?

— Я сам — нет. У меня есть в команде люди, которые умеют этим заниматься и хотят этим заниматься.

— Но вы лидер.

— Ну и что? Мне стать губернатором? Вы мне предлагаете, что ли?

— Я выдвижением не занимаюсь. Я к тому, что есть губернатор Калининградской области, который «молодой, открытый» и всё в таком духе, а есть «русский писатель с военным бэкграундом». Чей образ популярнее, на ваш взгляд?

— Я не думаю, что этот военный бэкграунд для российского гражданина (который очень повзрослел за минувшие 30 лет) имеет значение. Люди прошли всё это: был Лебедь, был Трошев, был Казанцев — много было военачальников, которые далеко не всегда (за редчайшими исключениями) оказывались хорошими управленцами. С тем же успехом из бизнеса прутся тоже: «Вот, я построил свою империю, у меня 100 ресторанов, я и буду губернию возглавлять». Это ничего не означает. Если ты умеешь управлять дивизией, батальоном или армией, то ты что, хороший губернатор? Это не означает этого…

— То есть вам бы не хотелось?

— Да не то, чтобы не хотелось. Просто каждый должен своим делом заниматься. Я идеолог, политик, человек, который смыслы [производит], собирает команды.

— Цель политики — достижение власти.

— Можно стать главой городской Думы или главой комитета по земельным делам Нижегородской области. Ей богу, давайте не будем мельчить, меня вся страна интересует.

«Никакой шизофрении не испытываю»

— Когда вышел роман «Санькя», то вы воспринималась как писатель, который выражает чаяния определенной и, может быть, не очень многочисленной группы лиц. Сейчас вас в регионах встречают губернаторы. Вам никогда никто из глав регионов не предъявлял за сцену из «Саньки», где идут на митинге молодые люди и несут плакаты «Губернатора топить в Волге» ?

— Да нет, никто не предъявлял. Большая часть губернаторов никаких книжек не читает, они меня по телевизору просто видят, и это нас избавляет от этих разговоров. Те губернаторы, которые читают книжки, уверены, что это не про него, а про какого-то другого губернатора (потому что он-то нормальный губернатор). Зачастую именно так это и обстоит. Кроме того, я же не несу ответственность за всё, что мои персонажи произносят.

— Сами вы что в этот момент чувствуете? Сначала вы писали этот роман и были выразителем мнения людей, который, скажем так, были «радикально настроены» к действительности, а теперь вас встречают официальные лица как одного из самых продаваемых в России писателей. Представители «Единой России» в том числе.

— «Единой России» — не так часто встречают. Я сын и ребенок своей страны. Никакого дисбаланса, шизофрении или распада сознания не испытываю. Напомню, что центральный персонаж романа «Санькя» тоже встречается с советником… Все мы видоизменяемся. Александр Сергеевич Пушкин тоже заслуживал того же самого вопроса, потому что сначала он едет в ссылку, а потом приезжает — и государь становится его личным цензором. Тут — декабристы, здесь у него государь-император, а тут он — камергер.

— В январе вы написали достаточно злой и истеричный пост про группу «Порнофильмы». Дело не в том, что вам эта музыка не понравилась, а в том, что в этом посте звучала такая интонация в духе «запретить и не пускать». И очень странно это от вас слышать, потому что вас же тоже запрещать пытались. Мне кажется те люди, которых пытались запретить, не предлагают потом то же самое сделать с другими.

— Уж истеричный… Во-первых, это ваша интерпретация. Во-вторых, это социальные сети, они в целом на эмоциях строятся. В силу того, что мне сейчас приходится делать вид, что я серьезный государственный муж, я перестал матом в Facebook ругаться. Раньше если мне кто-то не нравился, то я посылал прямым текстом. А сейчас тут же скринят и говорят: «А-а-а, посмотрите, как он с народом разговаривает!» В Telegram все просто напропалую обзываются...Эмоциональная реакция на группу «Порнофильмы» связана с простой вещью: у меня на Донбассе похоронено очень много близких людей. Музыкальная группа, которая позволяет себе полускептическое-полухамское отношение к тем вещам, которые для меня святы, конечно, вызывает у меня некоторую реакцию. Вполне человечески обоснованную. Я не призываю их запретить, я просто говорю, что они бесят меня! Я ж не министр культуры, я частный человек, говорю: «Меня бесит группа "Порнофильмы"». Я их тоже бешу.

— В ЖЖ популярного писателя приходят люди и начинают узнавать адреса музыкантов. Это, наверное, не очень правильная ситуация?

— Мне теперь не высказываться ни по какому поводу? Год назад это было, и что случилось с группой «Порнофильмы»? У них запретили хоть один клип? Ничего с ними не случится даже от моих высказываний.

— Такое же мнение можно тогда и про рэпера Хаски высказать, потому что у него на последнем альбоме есть сцена полового акта с президентом. Тогда и про него стоило так высказаться? 

— Я сам выбираю, на что мне реагировать, а на что —нет. Я все-таки хотел бы зафиксировать, что любые запретительные меры по отношению к кому бы то ни было — я немедленно высказываюсь. Недавно запрещали [концерт] Кортнева, Макаревича, и кто-то еще в поддержку минских протестующих — я тут же сказал: «Не смейте ничего запрещать, мы не Украина». Я могу высказать свое скептическое мнение, но я всегда выступаю против запретительных мер. Когда шел этот волновой запрет и после Хаски начали запрещать Элджея и еще кого-то, то я целый монолог на НТВ произнес, что буду лично находить этих милиционеров и принуждать, чтобы их сняли с работы. И их более того сняли с работы! Они могут меня найти и сказать: «Захар, вы с телевизора говорили, а я полковник милиции, у меня 18 медалей, я поймал 100 преступников и из-за тебя меня сняли». Он мне тоже может предъявить.

— То есть лозунг «Запрещается запрещать» — он для вас по-прежнему актуальный?

— Что-то можно запрещать, что-то — нельзя. Но я в целом за то, чтобы культура цвела как дикое дерево.

«С другой стороны, тоже есть правда»

— У «За правду» достаточно консервативная повестка. И если бы в партию пришел молодой Эдуард Лимонов с романом «Это я — Эдичка», где есть известная сцена, то вы бы…

— Приняли бы его, конечно

— И никаких претензий по этому поводу не возникло?

— У самого Лимонова не возникло никаких к себе претензий, когда он создавал вполне себе консервативную национал-большевистскую партию (организация была признана судом экстремистской и запрещена. — Прим. ред.), а она, безусловно, консервативна. В последние годы своей жизни Лимонов крайне радикально выступал против любых ЛГБТ-сообществ. Почему у меня должны возникнуть [претензии], а у Лимонова самого их не возникло? Я неоднократно произносил свою точку зрения: в личной жизни люди имеют право забавляться, как им угодно, никакие сексуальные предпочтения не могут быть идеологией — вот и всё. Оставьте свою личную жизнь в своей личной жизни. Не выходите на улицу, пожалуйста, со своими радужными перьями.

— Книгу «Взвод» можно назвать opus magnum Захара Прилепина?

— Да, очень важная для меня книга.

— Вам не кажется, что когда вы мысль (отчасти верную) про то, что русские классики во многом придерживались милитаристских взглядов, проимперских взглядов, выносите как универсальную, то вы людям XXI века навязываете образ жизни людей XIX века?

— Я не навязываю, я просто приоткрываю часть информации. Им люди с определенными убеждениями навязали иную точку зрения, что есть литература, которая всегда придерживалась принципов гуманизма и тра-ла-ля, тра-ля-ля. Я говорю, что это не так. И это, конечно, не XIX век, потому что у меня есть 3 тома «Взвода», которые я собираюсь дописать. Заканчиваться он будет на писателях, которые воевали в Афганистане: 3 тома «Взвода», и там еще 40 писателей. В русской литературе всегда есть и останется сегмент людей, которые отдают себе отчет в том, что государство в том числе и такими методами разрешает те или иные проблемы. «Люди XXI века» вы мне говорите. И что люди XXI века думают по поводу войны в Армении и Азербайджане? Они что думают? Что нужно выбежать с цветком и всех разогнать?

— Я скорее к тому, что даже советское литературоведение рассматривало данных писателей через призму социального и тем отчасти объясняло их взгляды. Биограф Достоевского Леонид Гроссман отмечал, что промонархические взгляды писателя объясняются тем, что он из обедневшей дворянской семьи, подружился с обер-прокурором Константином Победоносцевым. Но вы читателю эту призму не даете.

— Я не могу всё сразу дать, у меня есть определенная цель: дать военные биографии наших писателей и как они реагировали на возникновение военной угрозы в моменты, которые схожи с нынешними. У меня только одна определенная цель: я не могу описать их отношения с женами, с наркотиками, с детьми — с чем угодно. Это не входит в мои задачи, у меня есть определенная цель, и я ее достигаю.

— Несколько лет назад вышла книга Леонида Юзефовича «Зимняя дорога» про противостояние белого генерала Анатолия Пепляева и красного командира Ивана Строда. И эта книга, по сути, ведет к примирению: Юзефович показывает, что вот есть Строд — человек левых взглядов, Пепеляев, который, по сути, тоже взглядов скорее левых. Но вот историческая действительность заставила их выступать друг против друга. «Взвод» же, наоборот, в этом контексте выглядит, как книга разъединяющая, потому что «вот наши писатели и кто с ними спорит, то спорит с Пушкиным, Достоевским, Львом Толстым»?

— Ну и что? Чтобы объединиться, надо разъединиться. Безусловно, если у нас есть целый сегмент писателей, которые во время любого военного конфликта на сопредельной территории последовательно выбирают сторону против русских, значит, их не очень парит, что у них разъединяющие нас взгляды. Они всегда совершают свой точный выбор, а я почему-то должен кого-то с кем-то примирить. А у меня другой, противоположный выбор…

— Просто у Юзефовича главная трагедия в романе представлена — это когда две правды в борьбе сходятся.

— Там две правды сходятся, а у нас тут две разные точки зрения.

— Вы не считаете, что за другой стороной может быть хотя бы частично какая-то правда? 

— Вы как-то манипулируете моими словами… Да почему? С другой стороны, тоже есть правда: они любят людей, какого-то отдельного маленького человека, возможно, они гуманисты. Но в случае военных кампаний они почему-то занимают противоположную сторону. Я не могу понять почему. Я это слишком хорошо заметил: в Чечне я это заметил, в Дагестане, на Донбассе я это заметил. Они почему-то всё время едут в сторону противника и начинают для него петь. Почему они делают такой выбор — это вы у них спросите, а не у меня. Я говорю, что были русские писатели, которые в схожие [исторические] моменты приезжали туда, где я нахожусь, а не на противоположную сторону.

— Есть Захар Прилепин, есть Борис Акунин и какие-то другие ваши оппоненты. А самый продаваемый писатель, наверное, всё равно какая-нибудь Дарья Донцова? То есть писатели, которые не имеют никакого отношения к этому идеологическому противостоянию.

— Нет. Гузель Яхина (автор романа «Зулейха открывает глаза», по ее книге был снят сериал с Чулпан Хаматовой. — Прим. ред.). Я думаю, что у Гузель Яхиной есть определенные убеждения, она просто их вслух не высказывает.

— Но Донцова всё равно наверняка осталась в топе. Вам не обидно, что, с одной стороны, вы друг с другом копья ломаете, а побеждает какая-то ну совершенно коммерческая литература? 

— Этого нет уже. В сегменте коммерческой литературы этот дамский иронический роман проиграл. Его обыграла Яхина, Акунин, Водолазкин. Пятерка самых продаваемых писателей (а, возможно, даже десятка) — это писатели с идеологией, которые претендуют на то, чтоб попасть в учебники. В начале XX века были Блок, Брюсов, Мережковский, Гиппиус, Горький, а больше всех продавались Вербицкая и Арцыбашев. Имеет это какое-то значение? Никакого, потому что они не повлияли ни на революцию, ни на мыслящих людей. Они просто продавались. Ну и что? 

«Лимонов — панк, а я — консерватор»

— Пытался посмотреть ваше интервью с Ксенией Собчак. Мне в какой-то момент показалось, что оба собеседника очень сильно рассчитывают свои слова с точки зрения маркетинга. Собчак ориентируется на свою аудиторию — условную «буржуазию», а вы — на условного военного пенсионера. И ощущение, что не два живых человека разговаривают, а два маркетинговых проекта. Для вас образ важен? 

— Касательно Собчак — вы правы абсолютно, а касательно меня — не правы абсолютно. Мне совершенно всё равно, кто на меня реагирует. Я стал замечать, что на последние мои встречи очень много молодежи стало приходить. Иногда просто приходит 200 человек, и все они молодые люди от 16 до 18 лет.  Мне проще говорить то, что мне в голову приходит. Ксения Собчак… Я вам открою секрет (Ксения, надеюсь, не обидится) мы там с ней ругались-ругались-ругались, потом прекратили, сели за стол, и она тут же говорит: «Захар, я всё понимаю», — стала мне что-то рассказывать про украинцев смешное, еще про что-то смешное, а я продолжил говорить то же самое, что и говорю. Я как бы не слез с этого, потому что мне другого и нечего-то сказать. Она реально работает на свою вот эту публику, которая «все свободны и пойдемте все на гей-парад». А у меня — нет, не так.

— В какой-то момент мне стало казаться, что Прилепин пытается повторить путь Лимонова, военная часть...

— Вы только что про книгу «Взвод» говорили. Причем тут Лимонов ?! Если до этого был Симонов, был Катаев, был Вяземский, Державин.

— Но Лимонов все-таки самый яркий пример современности.

— У меня такой же учитель Александр Андреевич Проханов, я его не меньшим образом люблю. Конечно, Лимонов один из моих учителей.

— Но вы себя с ним не ассоциируете? То есть вы не хотели бы пройти его путем?

— У нас вообще совершенно разная моторика… Наша ссора или его обида на меня с этим и связана. У нас разная система воспитания, разный базис. Я про другое: я консерватор, люблю, чтобы дети, собаки, большое государство и никакого вот этого… А он — панк, артист. 

— А вы не панк? 

— В другом смысле. Я панк в том смысле, в каком панк — Пушкин, который бесил Лимонова несказанно. Лимонов вообще бесился от Пушкина, от Льва Толстого. А у меня Пушкин и Лев Толстой — это мои друзья.