RuGrad.eu

19 , 00:28
$94,32
+ 0,00
100,28
+ 0,00
23,15
+ 0,00
Cannot find 'reflekto_single' template with page ''
Меню ГОРОД НОВОСТИ КОНЦЕРТЫ ВЕЧЕРИНКИ СПЕКТАКЛИ ВЫСТАВКИ ДЕТЯМ СПОРТ ФЕСТИВАЛИ ДРУГОЕ ПРОЕКТЫ МЕСТА
«Я ненавижу имперский пафос»: Глеб Орлов о местном телевидении, московской эмиграции и фильме «Поддубный»

«Я ненавижу имперский пафос»: Глеб Орлов о местном телевидении, московской эмиграции и фильме «Поддубный»

16 февраля 2015
Режиссер Глеб Орлов уехал из Калининграда в 1996 году. Как показала практика, опыт эмиграции стал для него удачным. В Калининграде Глеб Орлов работал на местном телевидении, где вместе с будущим арт-директором кинотеатра «Заря» Артемом Рыжковым выпускал программу про авторское кино. В столице его судьба пошла по более крутому виражу: начав с клипов и работы с телеканалом MTV, Глеб Орлов в 2010 году снял свой первый полнометражный фильм – «Наша Russia: Яйца судьбы». Через 2 года была закончена следующая полнометражная картина режиссера — байопик о легендарном российском борце «Поддубный». В рамках проекта «Город и его люди» режиссер рассказал Афише RUGRAD.EU о своей вынужденной эмиграции, местном телевидении, сложностях прокатной судьбы «Поддубного» и почему столице так и не удалось перемолоть в нем калининградца.

Я родился в Ялте и тут же был перевезен в Калининград, и всю сознательную молодость прожил здесь. Если говорить о 80-х, моем раннем отрочестве, то мне сложно было ощущать, провинция Калининград или нет. Мне не с чем было сравнивать. Но точно знаю, что мы были избалованы (в хорошем смысле) информацией. Близость к Польше в советские времена давала возможность слушать хорошую западную музыку, смотреть с помощью самодельных антенн, сквозь помехи, польские каналы. Польша была в этом смысле гораздо более «расслабленным» государством. Там показывали и фильмы Хичкока и других хороших режиссеров. Плюс это морской город, а моряки привозили из-за границы артефакты западной жизни: джинсы, жвачку, прочие вещи. Все это формировало специфическую среду. Если человек не был любознательным, ни к чему не стремился, то он мог быть здесь таким же дремучим, как и в любом, оторванном от «большой земли» городе СССР. Но если у тебя было желание, то ты мог получить информацию в достатке. С такой же актуальностью, как ее получали представители любознательного сословия в Москве или Ленинграде, – безусловно, самых высокоразвитых точках страны.

Желание стать режиссером – это абсолютная тайна и для меня самого. Я почему-то представлял себя именно в этой ипостаси. К этому в Калининграде не было никаких предпосылок. Наверное, это какое-то внутреннее чувство, которое от меня не зависело. Бывает же, что людей толкает неведомое, и они начинают в этом направлении барахтаться. Если они это искренне делают, то они то самое масло взбалтывают из молока… Я просто любил кино. У меня нет специального образования, и взяться ему было неоткуда. ВГИК был очень далеко… Тогда он представлялся каким-то запредельным местом, куда попадают избранные небожители. При этом теперь я знаю кучу людей, которые ВГИК закончили. Это обычный институт с массой своих проблем. Но это реальность, а тогда были фантазии.

Когда появилась возможность работать на «Каскаде», я за нее ухватился. Они тогда были юные и не брезговали никем, кто хотел бы что-то делать. Если бы это была солидная состоявшаяся компания, то меня могли бы и не взять. Я на тот момент был просто профнепригодным: пришел какой-то мальчик с улицы и чего-то делать хочет. «У нас таких полно, – сказали бы они. – Иди! До свидания!». Но это была молодая компания, приветствовалось все. Я и мой товарищ Марк Борозна (потом к нам Глеб Ильюша присоединился) делали все «на коленке». Но это было замечательно. Мы делали передачу про музыку («Маленькая музыка»), я там был и оператором, и режиссером, и сценаристом, помогал ставить свет, делал монтаж. Короче говоря, человек-оркестр. Мы делали еще какие-то околоразвлекательные программы. Как я сейчас вижу, это было нечто похожее на «Городок», который (если говорить хронологическом порядке) уже после нас стали делать Стоянов с Олейниковым. Это были некие юмористические и сатирические зарисовки.

Местное телевидение тогда было очень свободным, хаотичным и безалаберным – праздник непослушания в Солнечном городе у Незнайки. Мы показывали с Артемом (Рыжковым. – Прим. ред.) фильмы, которые пользовались успехом, но сейчас их на телевидении показывать немыслимо, потому что они никому не нужны. Кому нужен Фассбиндер, Херцог и прочие режиссеры суперинтеллектуального замеса? Но тогда у нас была своя аудитория и довольно стабильная. Мы показывали весь более-менее прогрессивный кинематографический срез, альтернативное кино. Мы показывали Питера Джексона еще задолго до того, как он стал знаменитым с «Властелином колец». Его ранние фильмы – это жутчайшие «черные» комедии с отличным юмором и прекрасным изобретательным исполнением. Показывали первые фильмы братьев Коэнов. Тогда вообще никаких табу не было. О пиратстве и слыхом не слыхивали. У нас не было проблем с правами. Все было достаточно свободно. Джунгли, но в хорошем смысле.

К сожалению, наша страна очень централизована. Все сконцентрировано в Москве. На тот период возможностей реализовать себя здесь не было. Сейчас посвободней стало. Но даже сейчас реализоваться по-настоящему можно только в Москве. Там вообще все очень естественно было. Я же не приехал туда как мальчик на вокзал с котомкой в руках, который бы пугливо по сторонам озирался. У меня были знакомые, у этих знакомых были еще знакомые…

У меня вообще не было никакого чувства провинциальности. Наша информированность и начитанность зачастую была выше, чем у москвичей нашего круга. Мы знали и видели больше, чем они. Мы не то, что провинциалами не были, мы могли и многому научить наших столичных товарищей.

Какие первые проекты были в Москве? Это были проекты, которые должны были мне помочь удержаться на плаву, не умереть от голода и избавить от соблазна вернуться под родительское крыло. Какие-то бухгалтерские программы были. Мы с Марком делали передачу, помогали выборной кампании одного из кандидатов в президенты. Не чурались никакой работы в общем. И только после того, как в 1998 году меня позвали на MTV придумывать и снимать короткие формы, связанные с оформлением канала в целом и передач, в частности с его промоушеном, только тогда моя карьера стала формироваться. Два года я болтался в каком-то подвешенном состоянии и работал просто для того, чтобы на плаву удержаться. Но желания вернуться у меня никогда не было. Не для того я уехал, чтобы возвращаться.

До какого-то момента было очень интересно заниматься клипами. Если ты не выпускник ВГИКа, если ты не инсталлирован в эту систему, попасть в нее можно, только последовательно поднимаясь по восходящей. На Западе многие режиссеры так же делали: сначала снимали клипы, потом рекламу, следующий этап – уже кино. Это прекрасно комбинируется: я снимаю кино и продолжаю снимать рекламу. Клипов я сейчас мало снимаю просто потому, что нет хорошей музыки. Если раньше я снимал любую музыку, потому что мне был интересен режиссерский процесс как таковой, взрослая работа, съемки на пленку (я еще успел много всего поснимать на пленку), то теперь я не буду снимать клипы на песни, которые мне не нравятся. В России, наверное, есть 5 музыкальных коллективов, которые мне могут понравиться.

«Наша Russia: Яйца судьбы» – поп-проект? Ну и что? К тебе же не приходит сценарист Вернера Херцога со словами: «Старик, у меня есть сценарий. Вернер уже старый, поэтому я пришел к тебе. Не хочешь ли за него фильм снять? Чтобы стать культовым режиссером современности?» Такого не бывает. Тем более, что я не заканчивал ВГИК, существовал в мире, параллельном профессиональной тусовке. Мне очень хотелось снимать кино. Как клиповый и рекламный режиссер я уже состоялся. Хотелось идти дальше. Когда мне предложили этот сценарий, то он показался мне смешным и не противным. Я по-прежнему считаю, что это неплохой фильм. Он интересней, чем «Самые лучшие фильмы», которые в то время были популярны. Я старался переделать сценарий и мучал Гарика Мартиросяна и Сеню Слепакова, чтобы мы делали сценарий для кино, а не набор скетчей. Там есть мораль. И это все-таки кино. Я действовал сообразно обстоятельствам: у меня появилась возможность снять кино, и я его снял. Это был первый шаг. И он не имеет никакой связи с моей любовью к альтернативному кино. Никто же не знает, что я дальше сниму.

И нет в этом никакого конформизма. Что значит «гнуть свою линию»?! Я же не комсомолец, заточенный под все тех же Херцогов и Фассбиндеров! Я же не бегаю с вытаращенными глазами, размахивая флагом независимого кино… Поймите, жизнь разнообразна. Это сложнейший механизм. Подстроить ее под какие-то параллельные или перпендикулярные линии невозможно. Вообще странно, что в нашем кино, как в нашей музыке: или это насупленное и чрезвычайно серьезное социальное кино, или кромешный и бесконечный в своей непроходимости комедийный кисель. И ничего между. Меня как раз вот это «между» очень привлекает.

Если бы я не снял «Нашу Russia», то я бы не снял свой более серьезный фильм про Ивана Поддубного. Это драма, совершенно другой бюджет, другие задачи. Это уже абсолютно другой опыт. Это такая работа, после которой мне уже вообще ничего не страшно. И меня позвали туда, отчасти учитывая мой опыт с фильмом «Наша Russia». Люди из кинематографического мира про меня узнали. Касса у фильма была хорошая. И у меня появилось что-то, что я могу показать.

Прокатная судьба у «Поддубного» была неплохой. К сожалению, из проката по понятным причинам вывалилась Украина. Фильм не имеет никакого отношения к политике, но удивительным образом оказался в эту историю вовлечен… Остается только разводить руками и иронично улыбаться, глядя на все это. Я очень сильно волновался по поводу того, что люди в этом фильме увидят. Но подавляющее большинство людей, даже крайне либерального толка, не увидели там никаких аллюзий на [имперское. – Прим. ред.] величие. Потому что я сам ненавижу имперский пафос. Даже те его крохи, которые в сценарии присутствовали, были мной жесточайшим образом вычеркнуты. Там нет никаких размахиваний триколором.

Я не могу назвать ненависть к имперскому пафосу чисто калининградской чертой. Я знаю огромное количество людей из других городов, у которых точно такая же нелюбовь к «великоросскому» пафосу. Это не калининградская черта, не нужно строить иллюзий. Просто есть категория людей, которая считает, что патриотизм должен проявляться в более глубоких и тонких вещах.

Очень круто, что премьера «Поддубного» была на фестивале «Короче». Это был мой единственный шанс (который я не упустил) показать фильм по-честному. Без контекста. Потому что в 2013 году ничего такого еще не было. Фильм был готов в конце 2012 года. Он так долго лежал, потому что прокатчики никак не могли выбрать для него подходящее время: то одно, то другое, то Олимпиада. В результате он вышел тогда, когда ему лучше было не выходить…

Нельзя сказать, что столица во мне калининградца перемолола. Не было в моей жизни никаких судьбоносных компромиссов. Не было ничего такого, что я должен был по принуждению делать. Никаких сделок с совестью я никогда не совершал. Тот бэкграунд, который Калининград давал людям, та информационно-культурная фора, которая всегда в городе существовала (возможно, из-за близости к Западу) всегда сильно помогала калининградцам. При условии, что калининградцы испытывают желание что-то делать. И вообще испытывают интерес к жизни и к миру.


Текст: Алексей Щеголев

Поделиться в соцсетях