Решение о демонтаже Дома Советов, кажется, все-таки принято окончательно и дискуссии по этому поводу закончены. Пусть и волевым решением сверху, а не при помощи поиска общественного компромисса. Но один из главных символов продолжает сопротивляться. Две компании, которые участвовали в конкурсе на демонтаж, попытались оспорить итоги тендера. До рассмотрения жалоб антимонопольной службой исполнение контракта приостаналивается. Позиции властей по поводу судьбы недостроенного здания также менялись.

8 апреля в арт-пространстве «Сигнал» состоялась лекция доктора философских наук Вадима Чалого о символах Калининграда и Доме Советов. Портал RUGRAD приводит основные тезисы его выступления (полностью лекцию можно посмотреть здесь) и публикует фотографии, как выглядит главный калининградский недострой в настоящий момент. Возможно, это последние фотоснимки Дома Советов перед началом демонтажа.

«Дом Советов — это попытка построить Вавилонскую башню»

Дом Советов вписан в человеческую историю. Это не только калининградский объект. Это такая центральная конструкция, которая своим функционалом похожа на то, что появилось в принципе у людей с появлением цивилизации. Централизованная такая дворцовая экономика, которую мы видим у шумеров, у египтян. В принципе, даже своими контурами Дом Советов, возвышающийся над Калининградом, похож на пирамиду Теотиукана или пирамиды Гизы.

Средневековая метафора Дома Советов — это, конечно, Вавилонская башня, которая была дерзновенным проектом человека построить какую-то грандиозную систему управления на Земле. Но платой было дробление человеческого рода. Дом Советов — это в принципе — даже на фотографиях видно — такая попытка построить Вавилонскую башню.

Еще один средневековый символ — менее очевидный, но не менее подходящий — «престол уготованный». Такое место, трон для бога, который символически остается пустым. Не только в христианстве, но и у шумеров был такой образ, и в древнеиндийской культуре. Это место, которое на Земле никто не может занять, которое должно оставаться пустым, потому что оно предназначено всеведущему или, во всяком случае, могучему, центральному существу с привилегированными возможностями и позицией, которое будет заботиться о людях и править.

Если взять из теологии Фомы Аквинского раздел, который называется «О благодати», и там поменять [слово] «благодать» на «бюджетное финансирование», то читается как откровение о том, как государство (или тот, кто владеет бюджетом) захватывает помыслы тех, кто является бюджетополучателем. Например, может ли человек без бюджетного финансирования подготовить себя к бюджетному финансированию? Тот, кто когда-либо писал грантовые заявки, понимает насколько это трудно.

Речь о том, что средства к жизни, ресурс, предельно консолидированный, оказывается вот в такой вертикальной модели, которая затем утрачивает черты трансцендентного и становится светским. Фигура бога замещается фигурой современного технократа.

Вы думаете, Кант не поучаствовал в Доме Советов? «Критика чистого разума» очень удобно может быть объяснена на материале этой бетонной конструкции. «Критика чистого разума» очень похожа своими контурами на Дом Советов. Внизу такой холм, в котором происходит рецепция внешнего опыта. <...> Дом Советов — это попытка такой чистый разум учредить.

Можно рассматривать Дом Советов как попытку самонадеянности со стороны разума, которая потому и не увенчалась успехом. Дом строился не в чистом поле: какая-то структура, почва, что-то накренилось, природа внесла свои коррективы, жизнь берет свое.

Конечно, сюда можно было включить и тевтонский замок, который выполнял аналогичную функцию — попытка цивилизирования народа, еще не знавшего истории со стороны такой уверенной колониальной силы. Замок был выражением этой попытки. То, что его сменил Дом Советов, — это закономерное историческое развитие. 

«Еще один уничтоженный объект — это чересчур»

Первая часть такого философского предложения, что же делать с Домом Советов: все-таки постараться его как-то сохранить в настоящем. В каком-то виде, может, не полностью. Может, несколько ярусов оставить. Интегрировать его в наше сегодняшнее. Это память, это часть нашей идентичности. Часть истории, которую мы тут прожили. 80 лет… Не 80, 40–45 лет получается кульминировали в Доме Советов. Это было такое смелое начинание. Отказ от него — это отказ от памяти. 

Столкнув Фрейда и Гегеля, можно сказать, что уничтожение Дома Советов — это вытеснение в уже и без того переполненное сознание города. Там уже и так больно, там очень много всего скопилось. Еще один уничтоженный объект — это чересчур.

Из этого подсознания иногда вырываются образы: посмотрите, как трепетно многие относятся к памяти о замке. Есть, можно сказать, целая такая «партия» людей, которая требует восстановления, потому что им больно. А если к этому добавится еще Дом Советов? У нас будет битва призраков в нашем городском подсознании. Это не всякий выдержит. Вытеснение и попытка забвения — это не всякий выдержит. Это путь к травме. 

У Гегеля есть понятие преодоления или снятия, которое обозначает сохранение, но при этом движение на шаг выше. Тезис и антитезис вступают в антагонизм. В пиковый момент антагонизма происходит их синтез, и ситуация выходит на новый уровень. Снятие Дома Советов с сохранением — это было бы правильным философским решением: подняться на новый уровень. Это касается и замка тоже: он сейчас опять вытеснен, под песком лежит и всё равно будоражит память. Никак его не спрятать. Это понятие есть и у Канта. Мы можем сказать, что и Кант, не только Гегель, нам такой ход предлагает. 

Чем характерен Калининград? Какая особенность этой земли? Здесь история в Европе, можно сказать, началась позже всего — в XIII веке. До этого были какие-то движения племен… Может быть, здесь она должна и раньше, чем в остальных местах, закончиться.  

Если говорить о восстановлении, снятии, выведении из подсознания, то какого-то внимания заслуживает и городище Твангсте, и замок должен участвовать в этой спирали истории, и Дом Советов в каком-то виде должен сохраниться. Эта спираль должна еще куда-то указывать. Наверное, в сторону звездного неба. И еще моральный закон…Может быть, какими-то архитектурными средствами эту глубокую символику можно было бы воплотить. 

«Прошлое — болезненная тема, а будущего пока не будет»

Гедонизм гедонизму рознь. Эпикуру часто вменяют примитивный гедонизм. На самом деле он был довольно сложный: дружба и какие-то такие вещи — это высшее наслаждение. Так и в Калининграде, мне кажется, не только приземленному гедонизму есть место, если мы хотим пребывать в настоящем. Застройка центра жильем и коммерческой недвижимостью — это отъедание удовольствия от города. Удовольствие  от пребывания в городе уменьшается. Мы прекрасно можем в этом убедиться, посмотрев, например, на «Плазу» или на «Ибис», которые «прекрасно» центр города украсили. У них есть функционал, люди туда ходят (во всяком случае в «Плазу»). Но совершенно понятно, что это компромисс с будущим. Во-вторых, это отходит. В третьих, это от недостатка других смыслов. Мы можем и должны попытаться шагнуть выше. 

Я скептически отношусь к застройке центра: видел, что бывший Альтштадт до Прегеля не выше 5 этажей.

Мое предложение [по судьбе Дома Советов]: там какие-то проблемы с конструкцией, но я не вникал. Не фатальные проблемы. Зависит от интерпретации, когда начальство имеет возможность создавать факты. Можно документ так прочесть, а можно эдак, исходя из каких-то своих соображений.  Насколько я понимаю (не будучи специалистом), там какое-то ограниченное использование возможно. Снять вес, оставить треть этого здания, сделать на верху какую-то зону и какой-то функционал внутри. Ориентированную как-то на звездное небо и позволяющую задуматься о моральном законе. Понятно, что город, центр, засветка. Может, линзу какую-то сделать сверху. Направить как-то в будущее и вверх. 

Все-таки у советского проекта мечта тоже была. Мне кажется, можно сделать какой-то намек к этой советской мечте. 

В бурно меняющейся среде человек теряет ориентацию. Сохранение объектов — это чисто психологическая возможность держать привязку к месту. Кому-то Дом Советов не нравится. Сохранить какую-то психологическую привязку к местности — это тоже важно. Шаг навстречу многим горожанам: многим он нравится, многим — просто привычен как объект, всю жизнь находившийся на этом месте. Его удаление будет травмирующим. 

Центр Калининграда не просто так пустовал. Советская администрация не претендовала на заполнение центра. Понимали, что нет ресурсов и сил, что не получится [сделать] достойно. Может быть, и нам не надо спешить. Если мы понимаем, что максимум, на что мы способны, — это очередной торговый центр или элитная недвижимость, то просто оставить это пустым. 

Мы можем иметь много частных мнений: кто-то будет акцентировать [внимание] на советское, послевоенное, кто-то будет обращаться к немецкому. Много среди нас людей, которые тянутся к донемецкому и русскому. Мне кажется, что смысл в объединении и спокойном присвоении всего этого. Никакой из этих вещей не надо чураться или стесняться. Мы в состоянии это всё сделать своим и интегрировать в свою жизнь. 

Для Калининграда прошлое — это довольно такая болезненная тема. На нем построить себя вряд ли получится. Будущего, как бы это резко не звучало, наверное, пока не будет. Поэтому остается настоящее. С этим тоже можно и нужно что-то делать. 

Если это будет осмысленное решение, а не решение, продиктованное бессилием или коммерческим интересом, то ради бога. Если на его месте будет что-то осмысленное… Но оно должно быть сначала предложено, а потом уже должна идти речь о сносе, а не наоборот. 

Записал: Алексей Щеголев
Фото: Юлия Власова