Помните?
О памятнике без памятника, эсэсовцах под Северным вокзалом и о похоронах так и не родившейся демократии.
Живая рыба, Сталин
и «Гадюшник»
Это был самый лучший рыбный магазин. В мире. Он располагался на углу Ленинского и Черняховского. В нём была ванна-садок, куда иногда запускали живую рыбу. Ванна-садок была облицована с внешней стороны камнями-голышами. Камни-голыши были покрашены коричневой краской. Это считалось красивым. Иногда, когда мама или папа вели меня из детского сада, мы заходили в этот магазин. Если в ванне-садке плескалась живая рыба, вытащить меня из магазина было проблемой. Ванна-садок напоминала о зоопарке, а зоопарк – это всегда праздник. Если хорошо себя вести, конечно.
За углом в подвале располагался пивной бар. Может быть, у этого заведения и было какое-то красивое название, но взрослые называли его неприятным словом «Гадюшник». В девятом классе, открывая с тремя такими же охламонами романтику улиц, я там побывал. Мы здорово накачались «ершами». Это не помешало мне понять, почему «Гадюшник» называется «Гадюшником». В этом заведении граждане, в подавляющем большинстве мужчины, культурно отдыхали, потребляя пиво и принесённые с собой портвейн и водку, стоя вокруг грязных круглых столов. Мочиться под стол там было нельзя, а вот всё остальное...
Напротив лучшего в мире рыбного магазина и «Гадюшника» располагался «Памятник». Он стоял в сквере через дорогу. У памятника был постамент, из которого торчали четыре куска арматуры. Спереди на постаменте была надпись, но её затёрли, испортив розовый гранит облицовки. «Памятнику» не хватало собственно памятника, скульптуры, венчающей постамент. Это было странно. Но у меня, маленького, это не вызывало вопросов. В нелогичном мире взрослых и без «Памятника» хватало странностей.
Историю «памятника без памятника» мне, уже взрослому, рассказал отец. Вначале был Сталин. Сталин, точнее памятник ему, стоял на площади Победы. Потом Сталин умер. Сталин перестал быть безоговорочно хорошим. Его, Сталина, переставили на менее почётное место, в сквер напротив кинотеатра «Россия». А на место Сталина поставили более стабильного и проверенного временем Ленина. Потом «Отца народов» сняли с менее почётного постамента. От каменного Сталина остались только загнутые куски арматуры на постаменте.
В 70-е на место Сталина поставили Мать-Россию. Очень символично.
Война!
В конце шестидесятых окна, заклеенные «крест на крест» газетной бумагой, были примерно таким же идеологическим артефактом, как сегодня георгиевская ленточка. Во время войны окна заклеивали, чтобы их не выбило взрывной волной. Заклеенные «крест на крест» окна были везде. В книгах, в кино, в журналах «Юность» и «Огонёк», на открытках и так далее. Сегодня этот символ Великой Отечественной уже ушёл из нашей исторической памяти.
Думаю, что это было летом 1968 года. Непоздним вечером мы гуляли с отцом. Вышли в район замка. И тут я с восторгом заметил, что все окна во всех домах на Ленинском, Житомирской, Коперника и Шевченко заклеены белой бумагой «крест на крест». На пустыре возле замка стояла торжественная волнующаяся толпа, милицейское оцепление, много зелёных солдат и танковый тягач. Война?! Наконец-то!
Наконец-то наступило это долгожданное время, когда, как в кино, можно будет воевать с врагами и совершать героические подвиги. А потом красиво умереть, чтобы все плакали и жалели. Но только не по-настоящему умереть, а так - ненадолго.
Но это не было войной. Просто взрывали руины Королевского замка.
Из всего нашего двора только я один видел всё это. Мне было что рассказать этим «неудачникам», пацанам во дворе. Ну добавил пару-тройку придуманных подробностей. Например, что прокатился на танковом тягаче, который видел только издали.
А потом к нам во двор привезли металлические качели. Взрослые выкопали для них ямы. Одна из ям оказалась входом в подвал. Кирпичные своды уходили в темноту. Пока взрослые искали цемент, чтобы заделать всё это безобразие, старшие мальчишки туда слазили.
Там не было ничего нового. По этому подземному ходу они дошли до Северного вокзала. Дальше пройти не смогли – «заметили эсэсовцев, которые охраняли какие-то ящики». С Янтарной комнатой, понятное дело. А ещё там почему-то были раздвижные стены и выезжающий оттуда чёрный гроб на колёсиках. Очень страшно. Хорошо, что взрослые зацементировали эту яму. А то как полезли бы к нам во двор эсэсовцы!
Ветеран
9 класс, 1978 год. Уже не дети, ещё не взрослые. Отличный летний вечер. Вначале один из наших подрался на пустыре у университета. Потом мы все вместе убегали от милиции, потом пили на лавочке во дворе за кафе «Снежинка». И тут появился он. Ветеран. Я не помню его лица. Помню его засаленный пиджак, из кармана которого торчала бутылка. Он был сильно пьян, мы тоже. Бутылка в кармане легко открыла ему вход в нашу компанию. Выпили. Закурили. Заговорили. И тут он начал рассказывать. Про «танк для дураков» Т-34. Ветеран рассказывал, что если механик-водитель закрывал передний люк, то во время движения танка он видел то землю, то небо, но никак не поле боя. Ветеран рассказывал, я точно это помню, что механики-водители Т-34 шли в бой с открытыми передними люками, чтобы хоть что-то видеть перед собой. Ещё он рассказывал, как немцы под нынешней Колосовкой жгли наши танки и как гибли танкисты от фаустпатронов. Рация работает, танк практически целый, только в броне маленькая дырочка, карандаш с трудом проходит, а экипаж, пять человек, мёртвые. А ещё он рассказывал, как под Метгетеном (ныне - пос. им. А. Космодемьянского) еле успел выбраться из подбитого танка - запутался в кишках своего друга-наводчика, раскроенного снарядом. Ещё он рассказывал, как немцы жизнь самоубийством целыми семьями заканчивали, как старушке-немке случайно танком ноги отдавил и как собирался на молодой немке жениться, но командир не разрешил.
Он рассказывал про то, как после войны бабы в вместо лошадей пахали, как немцы от голода в советском Кёнигсберге умирали. Да и русским тоже есть нечего было... Потом вдруг замолчал на полуслове, махнул на нас рукой и ушёл в темноту.
Я не уверен, но думаю, что именно этот ветеран приходил к нам потом в школу. Это был совсем другой человек. Чистенький, правильный, с «иконостасом» медалей и орденов на пиджаке. Он тоже рассказывал нам о войне. Это была какая-то другая война. Правильная. Полная идеологически правильных штампов: рассекли группировку, нанесли удар, сумели скрытно сосредоточиться, благодаря мужеству и подвигам, коммунисты – впереди, фашистские варвары огрызались, бои шли за каждый дом, и так далее...
Ленин на крыше
Брежневская пропаганда и агитация были, на удивление, скучны и не интересны. Как бы кто не относился к коммунизму, но это - яркая великая идея, великая мечта миллионов о тотальной справедливости. Сделать из этой великой идеи такое «Г», какое сделали брежневские агитаторы и пропагандисты «на местах» - это надо было постараться. Одни и те же штампы-фразы лезли в головы советских граждан из телевизора, радио, газет, журналов, политинформаций и наглядной агитации.
О, эта наглядная агитация! Её было много, она была примитивна, глупа, дорога, скучна, лжива. Она, как сказали бы сегодня современные пиарщики, «не работала». Она убивала сама себя. Её было так много, и она была так плоха, что её эстетическое уродство уже не воспринималось.
Несмотря на потраченные гигантские средства, гнилая западная идеология её легко побеждала. В десятом классе за «четверть без троек» мои родители купили на «барахоловке» (тогдашний нелегальный блошиный рынок) за бешеные пять рублей (зарплата инженера – 120 рублей в месяц) великолепный подарок. Полиэтиленовый пакет с рекламой какого-то шведского книжного издательства. Ходить в школу с таким пакетом было о-о-о-очень модно. Пакеты аккуратно мылись, появившиеся дырки заклеивались изолентой.
Montana
Когда на гигантском пустыре, который сегодня стал Московским проспектом, появились первые «высотки», мы, советские пионеры и комсомольцы, бегали на них любоваться. Наш запредельный восторг по этому поводу выражала наиболее часто звучащая фраза: «Как в Америке. Скажи, да?»
Отслужив свой срок в Группе советских войск в Германии, я сам стал агитатором и пропагандистом. Я стал комсомольским функционером в Гурьевском райкоме ВЛКСМ. Это было весело. Например, в райкоме с ужасом передавалась из поколения в поколение история о передовике В.
Она случилась во время районной отчётно-выборной конференции, момента истины, часа «Ч», для любого райкома. Когда мероприятие стартовало, выяснилось, что в президиуме нет передовика производства водителя автоколонны №... В. Чёрная райкомовская «Волга» перехватила самосвал В. прямо на трассе. В. вылез из кабины с гаечным ключом и сказал райкомовским товарищам: «Дайте мне работать!» Однако райкомовские не испугались гаечного ключа передовика. Они объяснили передовику что к чему.
К Гурьевскому дому культуры, где проходила конференция, передовик примчался прямо на своём самосвале. Его привели в президиум. Передовик сел, осмотрел зал, стянул с себя рабочую куртку. Райкомовские схватились за свои горячие комсомольские сердца. На передовике была когда-то белая майка. На майке через всю грудь шариковой ручкой было написано: «Montana» (марка американской джинсовой одежды).
Под безоблачным небом
В самый расцвет Перестройки меня выгнали из комсомола. Уволили из Ленинградского РК ВЛКСМ. За прогулы. За них же меня «попросили» с третьего курса вечернего юрфака. Я нашёл себе модную в те времена среди интеллигенции профессию ночной сторож. Бывший комсомольский функционер, работающий ночным сторожем и читавший Камю и Ремарка - моя персона была окутана лёгкой дымкой из загадочности и социального протеста. Девушкам нравилось. Ну если не говорить, что уволили меня за банальные, отнюдь не диссидентские прогулы. Это было странное время. Казалось, что вот теперь все у всех в этой стране будет хорошо.
В середине января 1991 года советские войска в Вильнюсе захватили Дом печати и телебашню. В столкновениях погибли люди. Я случайно зашёл к Юре Павлову, фотохудожнику. Юра сказал, что надо что-то делать. Стихийно образовалась инициативная группа. Павлов, Светлана Колбанёва, Игорь Пащенко, Сергей Корнющенко, Игорь Гиндин и другие милые неравнодушные люди. Инициативная группа решила провести акцию. Проблема была в том, что участники приняли, так сказать, не ту концепцию акции. «Не ту концепцию» предложил, конечно же, я. Я очень люблю историю. Как и все увлекающиеся люди, я «перекошен» по этой теме. На мой взгляд, немного перекошен. Поэтому тогда мне казалось, что историю вошедшей в историю фразы «Над всей Испанией безоблачное небо» должны знать все.
За ночь художник Игорь Пащенко смастерил плакат. На нём было написано «Над всей Прибалтикой безоблачное небо?» Игорь склеил из бумаги небольшой гроб, на котором было написано слово «Демократия». Пащенко рассказывал, что гроб он склеил маленький, потому что и демократия тогда была у нас маленькая, не выросшая. На самом деле ему просто не хватило бумаги. На следующий день мы собрались под окнами мэрии. На руках у нас были чёрные повязки. Мы хоронили только что пришедшую в нашу страну демократию. Я помню окна городской администрации. В окнах - улыбающиеся зрители. Наша группа с плакатом, гробом и чёрными повязками на руках привлекала внимание. К нам подходили люди, интересовались. Некоторые оставались. Потом наша процессия двинулась к Дому Советов. Там мы хотели спуститься к Преголе и торжественно утопить в реке бумажную «демократию».
Процессия шла по тротуарам. Было холодно и страшно. Я прекрасно помню диалог двух пожилых дам на Ленинском, возле пересечения с Барнаульской.
- Чего хотят?
- Что-то про безоблачное небо...
- А, экологи!
Похороны демократии подзатянулись. На помощь пришла родная милиция. У Дома Советов нас нагнал милицейский УАЗ.
Милиционеры изъяли у нас гроб с «демократией», загрузили его в УАЗ. Мы немного поспорили с милицией, а потом пошли в пивной бар «Калининград». Так для нас началась новая эпоха...
Александр АДЕРИХИН
Живая рыба, Сталин
и «Гадюшник»
Это был самый лучший рыбный магазин. В мире. Он располагался на углу Ленинского и Черняховского. В нём была ванна-садок, куда иногда запускали живую рыбу. Ванна-садок была облицована с внешней стороны камнями-голышами. Камни-голыши были покрашены коричневой краской. Это считалось красивым. Иногда, когда мама или папа вели меня из детского сада, мы заходили в этот магазин. Если в ванне-садке плескалась живая рыба, вытащить меня из магазина было проблемой. Ванна-садок напоминала о зоопарке, а зоопарк – это всегда праздник. Если хорошо себя вести, конечно.
За углом в подвале располагался пивной бар. Может быть, у этого заведения и было какое-то красивое название, но взрослые называли его неприятным словом «Гадюшник». В девятом классе, открывая с тремя такими же охламонами романтику улиц, я там побывал. Мы здорово накачались «ершами». Это не помешало мне понять, почему «Гадюшник» называется «Гадюшником». В этом заведении граждане, в подавляющем большинстве мужчины, культурно отдыхали, потребляя пиво и принесённые с собой портвейн и водку, стоя вокруг грязных круглых столов. Мочиться под стол там было нельзя, а вот всё остальное...
Напротив лучшего в мире рыбного магазина и «Гадюшника» располагался «Памятник». Он стоял в сквере через дорогу. У памятника был постамент, из которого торчали четыре куска арматуры. Спереди на постаменте была надпись, но её затёрли, испортив розовый гранит облицовки. «Памятнику» не хватало собственно памятника, скульптуры, венчающей постамент. Это было странно. Но у меня, маленького, это не вызывало вопросов. В нелогичном мире взрослых и без «Памятника» хватало странностей.
Историю «памятника без памятника» мне, уже взрослому, рассказал отец. Вначале был Сталин. Сталин, точнее памятник ему, стоял на площади Победы. Потом Сталин умер. Сталин перестал быть безоговорочно хорошим. Его, Сталина, переставили на менее почётное место, в сквер напротив кинотеатра «Россия». А на место Сталина поставили более стабильного и проверенного временем Ленина. Потом «Отца народов» сняли с менее почётного постамента. От каменного Сталина остались только загнутые куски арматуры на постаменте.
В 70-е на место Сталина поставили Мать-Россию. Очень символично.
Война!
В конце шестидесятых окна, заклеенные «крест на крест» газетной бумагой, были примерно таким же идеологическим артефактом, как сегодня георгиевская ленточка. Во время войны окна заклеивали, чтобы их не выбило взрывной волной. Заклеенные «крест на крест» окна были везде. В книгах, в кино, в журналах «Юность» и «Огонёк», на открытках и так далее. Сегодня этот символ Великой Отечественной уже ушёл из нашей исторической памяти.
Думаю, что это было летом 1968 года. Непоздним вечером мы гуляли с отцом. Вышли в район замка. И тут я с восторгом заметил, что все окна во всех домах на Ленинском, Житомирской, Коперника и Шевченко заклеены белой бумагой «крест на крест». На пустыре возле замка стояла торжественная волнующаяся толпа, милицейское оцепление, много зелёных солдат и танковый тягач. Война?! Наконец-то!
Наконец-то наступило это долгожданное время, когда, как в кино, можно будет воевать с врагами и совершать героические подвиги. А потом красиво умереть, чтобы все плакали и жалели. Но только не по-настоящему умереть, а так - ненадолго.
Но это не было войной. Просто взрывали руины Королевского замка.
Из всего нашего двора только я один видел всё это. Мне было что рассказать этим «неудачникам», пацанам во дворе. Ну добавил пару-тройку придуманных подробностей. Например, что прокатился на танковом тягаче, который видел только издали.
А потом к нам во двор привезли металлические качели. Взрослые выкопали для них ямы. Одна из ям оказалась входом в подвал. Кирпичные своды уходили в темноту. Пока взрослые искали цемент, чтобы заделать всё это безобразие, старшие мальчишки туда слазили.
Там не было ничего нового. По этому подземному ходу они дошли до Северного вокзала. Дальше пройти не смогли – «заметили эсэсовцев, которые охраняли какие-то ящики». С Янтарной комнатой, понятное дело. А ещё там почему-то были раздвижные стены и выезжающий оттуда чёрный гроб на колёсиках. Очень страшно. Хорошо, что взрослые зацементировали эту яму. А то как полезли бы к нам во двор эсэсовцы!
Ветеран
9 класс, 1978 год. Уже не дети, ещё не взрослые. Отличный летний вечер. Вначале один из наших подрался на пустыре у университета. Потом мы все вместе убегали от милиции, потом пили на лавочке во дворе за кафе «Снежинка». И тут появился он. Ветеран. Я не помню его лица. Помню его засаленный пиджак, из кармана которого торчала бутылка. Он был сильно пьян, мы тоже. Бутылка в кармане легко открыла ему вход в нашу компанию. Выпили. Закурили. Заговорили. И тут он начал рассказывать. Про «танк для дураков» Т-34. Ветеран рассказывал, что если механик-водитель закрывал передний люк, то во время движения танка он видел то землю, то небо, но никак не поле боя. Ветеран рассказывал, я точно это помню, что механики-водители Т-34 шли в бой с открытыми передними люками, чтобы хоть что-то видеть перед собой. Ещё он рассказывал, как немцы под нынешней Колосовкой жгли наши танки и как гибли танкисты от фаустпатронов. Рация работает, танк практически целый, только в броне маленькая дырочка, карандаш с трудом проходит, а экипаж, пять человек, мёртвые. А ещё он рассказывал, как под Метгетеном (ныне - пос. им. А. Космодемьянского) еле успел выбраться из подбитого танка - запутался в кишках своего друга-наводчика, раскроенного снарядом. Ещё он рассказывал, как немцы жизнь самоубийством целыми семьями заканчивали, как старушке-немке случайно танком ноги отдавил и как собирался на молодой немке жениться, но командир не разрешил.
Он рассказывал про то, как после войны бабы в вместо лошадей пахали, как немцы от голода в советском Кёнигсберге умирали. Да и русским тоже есть нечего было... Потом вдруг замолчал на полуслове, махнул на нас рукой и ушёл в темноту.
Я не уверен, но думаю, что именно этот ветеран приходил к нам потом в школу. Это был совсем другой человек. Чистенький, правильный, с «иконостасом» медалей и орденов на пиджаке. Он тоже рассказывал нам о войне. Это была какая-то другая война. Правильная. Полная идеологически правильных штампов: рассекли группировку, нанесли удар, сумели скрытно сосредоточиться, благодаря мужеству и подвигам, коммунисты – впереди, фашистские варвары огрызались, бои шли за каждый дом, и так далее...
Ленин на крыше
Брежневская пропаганда и агитация были, на удивление, скучны и не интересны. Как бы кто не относился к коммунизму, но это - яркая великая идея, великая мечта миллионов о тотальной справедливости. Сделать из этой великой идеи такое «Г», какое сделали брежневские агитаторы и пропагандисты «на местах» - это надо было постараться. Одни и те же штампы-фразы лезли в головы советских граждан из телевизора, радио, газет, журналов, политинформаций и наглядной агитации.
О, эта наглядная агитация! Её было много, она была примитивна, глупа, дорога, скучна, лжива. Она, как сказали бы сегодня современные пиарщики, «не работала». Она убивала сама себя. Её было так много, и она была так плоха, что её эстетическое уродство уже не воспринималось.
Несмотря на потраченные гигантские средства, гнилая западная идеология её легко побеждала. В десятом классе за «четверть без троек» мои родители купили на «барахоловке» (тогдашний нелегальный блошиный рынок) за бешеные пять рублей (зарплата инженера – 120 рублей в месяц) великолепный подарок. Полиэтиленовый пакет с рекламой какого-то шведского книжного издательства. Ходить в школу с таким пакетом было о-о-о-очень модно. Пакеты аккуратно мылись, появившиеся дырки заклеивались изолентой.
Montana
Когда на гигантском пустыре, который сегодня стал Московским проспектом, появились первые «высотки», мы, советские пионеры и комсомольцы, бегали на них любоваться. Наш запредельный восторг по этому поводу выражала наиболее часто звучащая фраза: «Как в Америке. Скажи, да?»
Отслужив свой срок в Группе советских войск в Германии, я сам стал агитатором и пропагандистом. Я стал комсомольским функционером в Гурьевском райкоме ВЛКСМ. Это было весело. Например, в райкоме с ужасом передавалась из поколения в поколение история о передовике В.
Она случилась во время районной отчётно-выборной конференции, момента истины, часа «Ч», для любого райкома. Когда мероприятие стартовало, выяснилось, что в президиуме нет передовика производства водителя автоколонны №... В. Чёрная райкомовская «Волга» перехватила самосвал В. прямо на трассе. В. вылез из кабины с гаечным ключом и сказал райкомовским товарищам: «Дайте мне работать!» Однако райкомовские не испугались гаечного ключа передовика. Они объяснили передовику что к чему.
К Гурьевскому дому культуры, где проходила конференция, передовик примчался прямо на своём самосвале. Его привели в президиум. Передовик сел, осмотрел зал, стянул с себя рабочую куртку. Райкомовские схватились за свои горячие комсомольские сердца. На передовике была когда-то белая майка. На майке через всю грудь шариковой ручкой было написано: «Montana» (марка американской джинсовой одежды).
Под безоблачным небом
В самый расцвет Перестройки меня выгнали из комсомола. Уволили из Ленинградского РК ВЛКСМ. За прогулы. За них же меня «попросили» с третьего курса вечернего юрфака. Я нашёл себе модную в те времена среди интеллигенции профессию ночной сторож. Бывший комсомольский функционер, работающий ночным сторожем и читавший Камю и Ремарка - моя персона была окутана лёгкой дымкой из загадочности и социального протеста. Девушкам нравилось. Ну если не говорить, что уволили меня за банальные, отнюдь не диссидентские прогулы. Это было странное время. Казалось, что вот теперь все у всех в этой стране будет хорошо.
В середине января 1991 года советские войска в Вильнюсе захватили Дом печати и телебашню. В столкновениях погибли люди. Я случайно зашёл к Юре Павлову, фотохудожнику. Юра сказал, что надо что-то делать. Стихийно образовалась инициативная группа. Павлов, Светлана Колбанёва, Игорь Пащенко, Сергей Корнющенко, Игорь Гиндин и другие милые неравнодушные люди. Инициативная группа решила провести акцию. Проблема была в том, что участники приняли, так сказать, не ту концепцию акции. «Не ту концепцию» предложил, конечно же, я. Я очень люблю историю. Как и все увлекающиеся люди, я «перекошен» по этой теме. На мой взгляд, немного перекошен. Поэтому тогда мне казалось, что историю вошедшей в историю фразы «Над всей Испанией безоблачное небо» должны знать все.
За ночь художник Игорь Пащенко смастерил плакат. На нём было написано «Над всей Прибалтикой безоблачное небо?» Игорь склеил из бумаги небольшой гроб, на котором было написано слово «Демократия». Пащенко рассказывал, что гроб он склеил маленький, потому что и демократия тогда была у нас маленькая, не выросшая. На самом деле ему просто не хватило бумаги. На следующий день мы собрались под окнами мэрии. На руках у нас были чёрные повязки. Мы хоронили только что пришедшую в нашу страну демократию. Я помню окна городской администрации. В окнах - улыбающиеся зрители. Наша группа с плакатом, гробом и чёрными повязками на руках привлекала внимание. К нам подходили люди, интересовались. Некоторые оставались. Потом наша процессия двинулась к Дому Советов. Там мы хотели спуститься к Преголе и торжественно утопить в реке бумажную «демократию».
Процессия шла по тротуарам. Было холодно и страшно. Я прекрасно помню диалог двух пожилых дам на Ленинском, возле пересечения с Барнаульской.
- Чего хотят?
- Что-то про безоблачное небо...
- А, экологи!
Похороны демократии подзатянулись. На помощь пришла родная милиция. У Дома Советов нас нагнал милицейский УАЗ.
Милиционеры изъяли у нас гроб с «демократией», загрузили его в УАЗ. Мы немного поспорили с милицией, а потом пошли в пивной бар «Калининград». Так для нас началась новая эпоха...
Александр АДЕРИХИН
(Голосов: 3, Рейтинг: 3.25) |