Один из главных символов города — калининградский Дом Советов — доживает свои последние дни. Если верить проектно-сметной документации, полностью демонтажные работы (их проводит компания «Техноресурс») должны быть закончены к июлю этого года. О том, как строилась архитектурная доминанта, насколько здание было прочным, и был ли смысл его достраивать и менять функционал объекта, в интервью «Новому Калининграду» рассказал депутат регионального Заксобрания (он же основатель ЗАО «Холдинг-Калининградстройинвест») Валерий Макаров, пришедший на строительство Дома Советов прорабом и выросший за время стройки до начальника строительно-монтажного управления № 4.

— Когда вы впервые услышали о том, что Дом Советов собираются снести, каким было ваше отношение к этому?

— Взбудоражены были, конечно, многие этим решением. Когда принималось решение о сносе Королевского замка, то там, конечно, на первом месте была политика. Калининград же долгое время болтался, не знали, что с ним делать: то ли отдавать, то ли не отдавать. Наверное, уже после Хрущева все-таки решили, что пора строить. Если отбрасывать историю, а брать только политику, то замок был символом города. На этом месте, а это действительно самая видная точка, конечно, свой дом правительству надо было поставить. Это чистая политика. Да, там, по-моему, главный архитектор города против выступал.

А теперь немножко забудем про всю эту историю... Когда здание уже стоит полвека, его же в 1970 году строить начали. Любое здание, которое предстояло 50 лет, оно уже историческим становится. Возьмем Германию, у них политика такая: если здание отстояло лет 40, то все что угодно с ним можно сделать, но только не снести. Нельзя сносить, что уже простояло более 40 лет. Ты можешь перепрофилировать здание, можешь там реконструкцию какую-то сделать. Ну какой-то смысл в этом, конечно, есть. Такой вот у них взгляд.

— Учитывая, что вы участвовали в строительстве Дома Советов и, можно сказать, часть себя вложили, у вас должно быть какое-то особое отношение к нему. Для кого-то это «голова робота» была, для кого-то «гнилой зуб». А для вас что?

— Он для всех калининградцев стал каким-то символом. Хорошим или нехорошим, неважно. Мы его на всех картинках видим. И как бы город Калининград уже ассоциируется с этими снимками, с этими воспоминаниями. Когда бывший губернатор, Антон Андреевич, только пришел, то первое его мнение было — все-таки восстановить Дом Советов и сделать в нем дом правительства. Это было интересно. Действительно, на самом видном месте. Потом почему-то он изменил свое мнение. А вообще на начало 70-х годов это была самая видная стройка. На ней применялось все самое лучшее, что было в Советском Союзе. Проектировал Дом Советов один из лучших институтов, Московский ЦНИИЭП (Центральный научно-исследовательский и проектный институт жилых и общественных зданий — прим. «Нового Калининграда»), и один из лучших архитекторов. Его строила лучшая на тот момент строительная организация в Калининграде, СМУ-4, которая возводила все знаковые объекты в городе. Там был лучший начальник участка в Калининграде, Николай Мартынович Брусков. Там был самый лучший бригадир в Калининграде, Гриша Коломейцев. Их обоих уже нет в живых. Там применялись все лучшие материалы и технологии, которые были на тот момент в Советском Союзе и в Калининграде. Там стоял самый лучший башенный кран КБ-674 с 50-метровой стрелой, этот кран был единственный в Калининграде.

Алюминиевые конструкции Дома Советов с Воронежа были, там стояли дерево-алюминиевые окна. Обычные потребители дерево-алюминиевые окна увидели недавно, а на тот момент этого вообще не было. Доломит привозили из Эстонии, например. Там применялись самые современные виды сварки: сварка под флюсом, полуавтоматическая сварка в среде СО2, ну и так далее.

Мы иногда ругаем, что было построено в 60-е и 70-е, хрущевки и так далее. Но это мы сегодня ругаем, а на тот момент все это было достижением. А вот всё, что было на Доме Советов, это было самое лучшее, что на тот момент было в Советском Союзе. И технологии, и строительные материалы, и люди. Поэтому не нужно говорить, что это там что-то плохо построенное. Если это плохое, то всё остальное, что было построено в период Советского Союза... Тогда вообще надо весь город снести и говорить, что это всё плохо. Так не бывает.

Не зря же мы говорим, что есть памятники культурного наследия или архитектуры. Это был памятник тому периоду, потому что там было всё самое лучшее. А то, что потом началось с 91-го года, вот это трудно комментировать, потому что трудно вообще комментировать 90-е годы. Это здание просто забросили. Грубо говоря, процентов на 95 все было готово. Стилобатная часть (это первые шесть этажей) была практически закончена. Половина под обком партии, половина под облисполком. Были готовы кабинеты первого секретаря обкома: подвесные потолки, паркет, обои. Может быть, конференц-зал был не до конца сделан. Северная башня была полностью отделана, с обоями, паркетом и дверями даже, а южная башня была оштукатурена, и там оставалось наклеить обои и постелить полы. Там были, кстати, смонтированы лифты. По-моему, скоростные финские лифты. То есть импорт был проблемой по тем временам, тем не менее, специально для Дома Советов была закуплена финская фанера для опалубки, а для его покраски — специальная финская фасадная долговечная краска. Полностью мы ее закупили, но она потом куда-то разошлась, и покрасить не успели.

— Что вы думали, когда стройка остановилась? Что это ненадолго и все скоро закончится?

— Да ничего мы не думали. Не мы же заказчики, что мы могли думать? Строители, просто исполнители. Было просто непонятно. Тогда всё было непонятно. Что такое 91-й год? Было непонятно, что происходит вообще. Почему Советский Союз развалился? Это сегодня какое-то осмысление приходит, что за глупости мы натворили и какую цену сегодня приходится платить. А Дом Советов — ну, подумаешь там, какое-то здание. Во всем этом чертополохе это было что-то незначительное.

— Вы там работали начиная с 70-го года? То есть с самого начала строительства?

— Я пришел в 79-м году. Уже 5-й и 6-й этажи заканчивали. И так как-то получилось, я заканчивал Грозненский нефтяной институт, строительный факультет. И практически все, кто начинал, кто участвовал в строительстве, они были выпускники нашего института. До меня там три года, наверное, работал Сулейманов Муса Абасович, с 1976 по 1979 год. Он был мастером. А Брусков, по-моему, с самого начала был начальником участка. До Мусы там был Женя Немков, тоже наш выпускник. До него, по-моему, Слава Лобов, еще один наш выпускник. Вот такая грозненская история.

— А вы пришли на какую должность?

— Прораб. Мы умудрялись в то время работать в три смены, то есть круглые сутки. В общем, ночевали там. Зима тогда была хорошая, минус 20, но как-то работали. Это сегодня отвыкли работать зимой, а тогда нет, это было нормальное явление.

— Но вы занимались чисто конструктивом или вообще всем?

— Ну, это генподрядная организация, то есть мы занимались конструктивом, а субподрядчики занимались отделкой, сантехникой. Но все эти организации объединял «Калининградстрой».

— Вы работали непосредственно до 91-го года?

— Да. Я работал до 91-го года: начинал прорабом, был начальником участка, главным инженером, а заканчивал начальником СМУ.

— Бывали какие-то происшествия во время строительства? Может, какой-то случай запоминающийся?

— Я уже сказал, что в определенный момент был закуплен кран 674-й с 50-метровой стрелой. Его поставили на северную башню, а на южной стоял какой-то старинный кран, который не дотягивался до макушки. И вот нужно было смонтировать лестничные клетки. Они самые высокие были, то есть чуть выше, чем последний этаж. Кран не доставал. И вот мы тогда придумали, как удлинить стрелу за счет траверса, который мы сами спроектировали и изготовили. Ну, по сути, это удлинитель стрелы был. И вот когда мы самые последние панели монтировали, он все равно не доставал, там каких-то полметра не хватало. Монтажники буквально затаскивали эту стеновую панель, чтобы самую макушку, самую дальнюю точку смонтировать. Это было на грани фола, конечно, но смонтировали тем самым краном, которым было невозможно смонтировать.

— И все-таки возвращаясь к судьбе Дома Советов. Какие у вас эмоции были, когда узнали, что его собираются сносить?

— Нет ничего вечного в этой жизни. Было много призывов, «мы будем протестовать», еще что-то. Как бы это не мой вопрос, и вмешиваться я не очень люблю во всякие протестные движения и прочее. Но когда я в газетах что-то такое читаю, что там техническое состояние какое-то не то и плохо строили. Это неправда.

Что касается заявлений о том, что сделано какое-то обследование и так далее... Не хочу говорить, но скорее это больше заказное. Как-то обосновать же надо.

Если это было самое лучшее на тот период, о чем вообще говорить? Вот это я точно могу утверждать, что это была самая лучшая стройка, самые качественные материалы, самые качественные технологии. Контроль в Советском Союзе — это не сегодняшний контроль, там действительно был контроль качества, контроль проектного института. То есть даже проектировщики несколько раз в год приезжали и контролировали процесс. Раньше это было всё посерьёзнее. То есть это был операционный контроль, лаборатория по качеству... Заказчиком, кстати говоря, был УКС горисполкома. Раз это был самый видный объект, то там был самый сильный контроль за качеством. В этом плане там всё было хорошо.

Начала стройки я не видел, но много слышал о нем. Там было забито, по-моему, 1200 свай. Сделана монолитная плита. А потом по городу пошли слухи, что то ли Дом Советов трескается, то ли наклонился. Ну это как обычно, кто-нибудь придумает какую-то байку. Это абсолютно надежная стройка, никаких проблем никогда там не возникало.

— Если бы было принято решение о том, что Дом Советов будут достраивать, вы бы хотели поучаствовать в этом?

— Там есть два момента. Здание бесхозным простояло больше 30 лет с 91-го года. Безусловно, ничего хорошего в этом нет, но и ничего страшного я в этом не нахожу. У здания была крыша, стояли окна и так далее. Контур был. Ну, могло что-то там ржавчиной покрыться, крыша могла протекать, но это ерунда все. Но есть и другой момент, который возник, когда у нас встал вопрос о достройке. Конечно, любое здание морально устаревает. Раньше были одни нормативы по вентиляции, пожарные нормы и так далее, а теперь другие. Но здание на Дмитрия Донского, 1, тоже ведь старое. А здание мэрии? Такого не бывает, чтобы здание невозможно было приспособить под современные условия. Да, что-то нужно переделать, но это технические вопросы. Я не вижу в этом проблем никаких.

— Еще не совсем, как я понимаю, решен вопрос с тем, что будет на месте Дома Советов. Мнения постоянно меняются. А вы бы сами что видели на месте этого здания?

— Я бы, наверное, согласился с мнением архитекторов еще того периода. Вадим Еремеев часто выступал по поводу того, как спланировать это место. Оно действительно центральное в городе. Оно и самое высокое, и замок тут стоял, два рукава Преголи рядом. Там, где у нас эстакадный мост, у немцев было два моста, но они были ниже уровня эстакады, и все это пространство работало. Как только появился эстакадный мост, остров Канта немножко перестал быть общественным местом. Хоть и сделали там ступеньки с этого моста и так далее, но народ там не ходил.

Если сегодня восстанавливать сообщение с островом (наверное, к этому и идёт), то недавно было вполне разумное предложение — часть Московского проспекта взять в туннель и сделать несколько мостов на этот остров. Кстати говоря, это озвучивал и экс-губернатор Алиханов.

Сейчас, слава богу, один мост, наверное, будут строить от «Юности» и от Музея Мирового океана. И таким образом можно было бы объединить это пространство с территорией острова, с Музеем Мирового океана, сделать еще мост в сторону Московского проспекта. Вот тогда бы это место заиграло, оно было бы проходимым, более людным и так далее. На мой взгляд, самое застроенное место у немцев было как раз тут, на острове. Если мы посмотрим немецкие фотографии, то это было и самое центральное, и самое людное место. Было бы символично, если бы власть вернулась в это место, где Дом Советов стоит.

Ранее Вячеслав Генне проговорился, что там культурно-деловой центр хотят создать. Губернатор про парк говорил. Но просто парк, просто пустынное место — это неправильно. Если мы посмотрим на многие европейские города, где много пешеходных зон, то там есть и точки притяжения, и транзит. В Калининграде такого почему-то практически нет. Да, на улице Баранова что-то сделали, но она, видимо, из-за рынка немножко проходная. Фестивальная аллея ещё есть. Это замечательное место. После того, как сделали благоустройство напротив бывшей «Калининградской правды», улица действительно заиграла. Елена Дятлова как-то произнесла, что мы будем проектировать Фестивальную аллею до Советского проспекта. На самом деле где-то 4 года назад, тогда как раз была предвыборная кампания, назначили точку встречи с губернатором в районе улицы Карла Маркса. И я вот тогда им эту идею подкинул: мол, давайте вот так вот сделаем. Удалось, получается. Хотя Фестивальная аллея — это тротуар, грубо говоря, но это одно из немногих мест, где люди гуляют, причем с удовольствием гуляют. Ее просто немножко надо до ума довести, каких-то точек притяжения добавить. Что-то уже начинает получаться.

— Но остров Канта сейчас тоже в полноценную пешеходную зону превращается.

— Острову Канта не хватает транзита, каких-то удобных для людей пешеходных связей. Вот если мы просто будем людям говорить: «Слушайте, а давайте вот ходите туда», они все равно не пойдут. А вот если им будет удобно, они пойдут. Есть такой давнишний прием в архитектуре: как проложить дорожки. Сначала нужно просто посадить траву. Где люди протопчут, там и надо делать эти тротуары или дорожки. Люди умные, они сами найдут пути.

— Ну, смотрите, вот если говорить об эстакаде, то у архитектора Артура Сарница была идея, что лучше снести эстакадный мост и вернуть два моста в уровень земли.

— Я же о том же говорю. Просто не сказал «снести эстакадный мост».

— Я так понял, что подразумеваете.

— Можно снести, а можно и оставить. Главное — альтернативу сделать. Для этого необходимо построить несколько мостов на остров и спрятать Московский проспект, потому что эта магистраль перерезает связи. Почему мы не хотим подземный переход там делать? Люди не очень хотят ходить под землю. Я иду там, где мне комфортно. Как это ни парадоксально звучит, нужен туннель. Эстакадный мост просто отрезал остров Канта в свое время. Он сделал эту замечательную территорию неинтересной людям. Хотя эта территория самая интересная.

— Всё же, если говорить о месте, где Дом Советов сейчас стоит, на ваш взгляд, там общественный деловой центр нужен или что-то другое? Если уже отказались от здания правительства.

— Что такое общественно-деловой центр, я не знаю. Это пока на словах сказано.

— Но если говорить о какой-то архитектурной доминанте, то городу надо будет опять проходить через массу конкурсов и выбирать какой-то проект здания, которое будет интереснее Дома Советов и не хуже Королевского замка. Это же опять будет вечная дискуссия.

— Музей Мирового океана, остров Канта и дальше остров Октябрьский до стадиона — вот эта территория, она самая центральная, самая водная и самая красивая. Её просто не нужно отрезать от других артерий города, почему мы и говорим про этот туннель на Московском проспекте. Если мы посмотрим на старую карту города, то там нет Московского проспекта. Там плавные переходы, где-то чуть выше, где-то чуть ниже планировочные отметки, но это было одно ядро, которым люди пользовались. В своё время, ещё при Денисове, на острове Канта сделали парковую зону. Потом какие-то скульптуры там понаставили, но не пошли люди. Центральное место, оно всё равно должно быть застроено. Конечно, не торговыми какими-то центрами или жилыми кварталами. Когда люди пользуются пешеходной зоной, они обязательно куда-то заходят. То ли это рестораны, то ли магазины, то ли еще что-то. Но только не гипермаркеты.

— Как Рыбная деревня, в общем.

— Ну да.

— Если бы остался Дом Советов, то, в принципе, можно было бы его до ума довести, приспособить к современному использованию, так?

— Да, безусловно.

Просто вот этот проект, который последний. По-моему, питерская компания его разработала (речь о проекте «Студии 44» Никиты Явейна, предложившего на месте Дома Советов плотный квартал многоэтажных зданий — прим. «Нового Калининграда»). Честно говоря, у меня тоже как бы отторжение к нему. Там было какое-то переуплотнение торговых, административных и прочих функций. Как бизнес-проект он был бы, наверное, очень хорош, но вряд ли это для людей. По крайней мере, для основной массы людей вряд ли. Просто как хорошее место его напичкали почему-то, на мой взгляд, не очень красивыми зданиями.

У Сарница проект очень красивый. Но немножко фантастический. Там у него и Королевский замок был, но, по сути дела, там было восстановление исторического Кёнигсберга.

— А к восстановлению Королевского замка вы как как относитесь?

— Вот если было бы, что восстанавливать... Кроме новодела ничего там не сделаешь. Не надо повторять то, чего нет.

— То есть нужно что-то уже третье. Не Королевский замок, не Дом Советов. Кто должен принимать решение о строительстве? Если опять конкурс, то горожане снова погрязнут в дискуссиях.

— Недавно было интервью архитектора Гулевского (руководитель «Архитектурной мастерской „4+“» Сергей Гулевский в марте этого года был исключен из областного архитектурно-градостроительного совета вместе с руководителем бюро «Студия архитектуры» Олегом Копыловым и бывшим главным архитектором Калининграда Олегом Купердяевым — прим. «Нового Калининграда»), и там у него есть одна очень важная вещь, о которой он говорил. Заниматься градостроительной политикой должна не общественная организация, а у нас есть целое министерство градостроительной политики. Люди этим должны заниматься профессионально. Выполняют они эту функцию или нет? На мой взгляд, очень слабенько, в лучшем случае на троечку с минусом. То есть что-то чисто механическое у них там: внесение изменений в Генплан, ПЗЗ, выдача разрешения на строительство, приемка объекта. Это больше констатация фактов. Вот вы там что-то перекрасьте, вот вы там что-то это самое... Должен быть профессиональный государственный орган, который должен понимать, как этим заниматься. Я могу долго рассказывать, что такое Генплан, что такое ПЗЗ, и как ими можно регулировать. А регулировать можно все. Но когда собираются Градсоветы, чтобы какой-то там локальный объект обсудить... Сидят там, допустим, пять архитекторов. Один говорит «мне нравится», а другой «мне не нравится». Давайте посадим пять художников и скажем: «Нарисуйте картину». Они все по-разному нарисуют. И все картины будут хорошие, но это же вопрос творчества. А когда есть нормативы, в которых регулируется этажность, озеленение, спортивные площадки, назначение и так далее, и не просто про конкретное место, а в целом про город.

Что такое Генплан? Это баланс территории. У нас должно быть столько-то промышленных зон, столько-то объектов образования, столько-то медицинских и так далее. И вот это количество населения, количество вот этих вот зон, оно должно быть в гармонии. Дальше — этажность: район может быть высотным, могут быть ИЖД-шки какие-то и так далее. Есть еще транспортная схема, ну, короче, это такой очень сложный механизм. Уже когда Генплан определен и есть рамки, можно приходить художнику или архитектору. Им уже можно в рамках вот этого дозволенного что-то делать. А у нас как? Когда принимается Генплан, все спят. Как только стройка начинается, все шумят и высказываются. Один говорит, что он эколог, второй тоже мнение имеет. Слушай, а что ты молчал, когда принимали все документы?

— Человек не мог себе представить.

— Ах, не мог? А сегодня ты уже представил? Так надо представлять город в целом! Народ, конечно, нужно слушать. Но работать должны профессионалы. Вот однозначно профессионалы.

— У нас они есть в городе?

— Профессионалы всегда есть, но их мало. Ну конечно, они у нас есть. Много у нас архитекторов, которые могут нарисовать какое-то одно здание, а вот архитекторов-генпланистов, способных представить масштаб города, вот это уже более редкая специальность. В Советском Союзе люди с таким видением были, а сегодня все архитекторы зациклились на каких-то локальных проектах. Люди масштабного мышления сейчас почему-то не востребованы.

— Если говорить о застройке уже упоминаемой Рыбной деревни, вам больше какая часть импонирует, первая или вторая? В смысле, первая или вторая очередь?

— Первая — это Фёдоров, а вторая Качанович?

— Во второй еще галерея Алиева строится.

— Картинная галерея — это, безусловно, интересно. Это место заслуживает того, чтобы быть центральным. Застройка должна быть такой. Там и гостиницы есть. Я бы и на острове Канта что-то построил бы. Пусть это будет не немецкая застройка, потому что у них она там сверхплотная какая-то была. То есть там не было зелени вообще и все было застроено. Какие-то маленькие площади там были. Нет, такой плотности, наверное, не нужно, но насытить какими-то объектами, конечно, необходимо. Я уже говорил, что в городе не хватает пешеходных зон. Но пешеходная зона — это непросто. Просто так человек не будет гулять, ему должно быть интересно. Он должен зайти кино посмотреть, покушать, сувениры купить, на что-то красивое посмотреть.

Вот, кстати говоря, по поводу старых зданий. Я один раз был в Гамбурге. От мэрии ездил, когда в горсовете был, мы же городами-побратимами были. В общем, мэрия нам предоставила возможность познакомиться с Гамбургом. Конечно, это богатейший город, но как они приспосабливают старые постройки под совершенно новое назначение... Портовые какие-то сооружения у них там были, из какого-то кирпича, непонятные и страшные какие-то здания. Они из них начали делать пятизвёздочные отели, а рядом что-то новое строить. Но они не сносили. Даже вот эти амбары какие-то непонятные.

— Соседний Гданьск сейчас по той же схеме работает. Есть и калининградские примеры. Понарт, например, сейчас тоже приспосабливается.

— Нет, в Гданьске последнее, что я смотрел, — они там в самом центре острова почти все снесли и современными зданиями застроили. Правда, всё-таки в стиле Гданьска. Они чуть-чуть там что-то сохранили, но в основном все новое. Однако там были развалины, помойка настоящая в центре города. Что касается Гамбурга, то там мы коксовый завод еще посещали в центре города. Примерно можно себе представить, что это за предприятие. И они, практически ничего не снося, в самом цеху сделали пятизвёздочный отель. При этом корпус здания остался таким, какой он был. И соседние здания перепрофилировали. Это не такая большая территория, где-то гектаров 5−6. Но сохраняют. В этом плане мне нравится сегодняшняя программа по сохранению памятников и введению их в оборот. Честно говоря, поначалу я не понимал губернатора. Но многие города в области у нас заиграли, где такие объекты переделывают.

— Свернули уже, правда, эту программу. Она, конечно, с перспективой открытия в будущем, но пока не работает.

— Но ведь она начала работать. Это опять-таки пример того, что можно не сносить, а приспосабливать под современное использование. Ну а Дом Советов что? Хуже, что ли?

— После Дома Советов, какие, на ваш взгляд, знаковые советские постройки остаются в Калининграде?

— Мало чем гордиться можно. Вы же знаете, когда Калининград начали строить? В 60-х годах. А что строили? Хрущевки. Ими гордиться нужно?

— А Дом профсоюзов, например?

— Дом профсоюзов и Дом пионеров — это все наши объекты. На самом деле это проекты типовой школы. Серия ИИ-04, каркасная серия. Их просто приспособили. Один под Дом профсоюзов, а второй — под Дом пионеров. Тогда был председатель горисполкома Денисов. Когда мы Дом пионеров строили, то официально это была школа. Виктор Васильевич, конечно, по тем советским временам очень рисковал, но делал для города. Под видом школы он бюджетные деньги потратил. Хорошее дело, конечно, но рисковал очень. Или вот Калининградская филармония. Там Денисов тоже хулиганил. Официально на нее денег не было, так он просто собирал предприятия и давал им задание: ты будешь то делать, а ты будешь это делать. В итоге получался объект. Много у него таких объектов было, каким-то немножко левым путём полученных. Но он делал все для города, конечно. Фонтаны там всякие, Историко-художественный музей — тоже была народная стройка.

— И всё же. Если вернуться к Дому Советов, то, по вашему мнению, что должно быть на его месте?

— Должен быть центр города. Это первое. Вот у нас нет другой такой территории. С застроенной территорией ты уже ничего не сделаешь. Площадь Победы — это всё не про это. А раз центр города — значит, это должно быть для людей. Удобно, комфортно, доступно, востребовано.

— Но вы там видите среднеэтажное что-то или массивное?

— Там должно быть много пешеходных зон, которых не хватает. Мне хочется соединить все территории в самом центре города, все знаковые объекты, начиная с музея Мирового океана и Кафедрального собора и заканчивая территорией у Дома Советов. Из того, что осталось на сегодняшний день, можно создать центр города. Если испортим, второй раз такого места не будет.