Все тайны нового поместья Юрия Лужкова в Озерском районе
Большой материал в издании «Собеседник» - http://sobesednik.ru/incident/20121119-vse-tainy-novogo-pomestya-yuriya-luzhkova
Экс-мэр столицы уже два года, как увлеченно занят сельским хозяйством – сеет в Калининградской области ячмень, пшеницу и гречиху, разводит там овец и породистых лошадей. Ну и, конечно, строит. «Собеседник» стал первым СМИ, которое побывало во владениях Лужкова по приглашению самого хозяина.
Кризисный управляющий
Юрий Михайлович неутомим. Вчера он был на празднике урожая в подмосковной Медыни, а сегодня в 8 утра – уже в самолете по дороге в Калининград и перечисляет маршруты на ближайшие пару дней. Количество предстоящих перелетов впечатляет.
– Жаль, МосМедыньАгропром (рядом с его личным располагается большое московское хозяйство. – ред.) выставили на продажу… – вздыхает с грустью. – Не понимаю. У нас что, черные дни наступили, чтобы распродавать то, что приносит прибыль?
– Вы не хотите его купить?
– У меня нет таких денег.
Два часа лёта даром не проходят. Лужков достает мобильный телефон и с гордостью показывает снимки. Становится понятно: калининградский «Веедерн» не просто бизнес-проект, это сегодня чуть ли не самое любимое его дело: снимки разрушенных и отремонтированных построек вперемешку с личными фото – вот он с Батуриной на лондонской Олимпиаде, а вот его день рождения (21 сентября. – ред.) в шотландской глуши, недалеко от озера Лох-Несс…
– В «Веедерне» я кризисный управляющий, – объясняет он положение вещей. – Мне часто приходилось вытягивать убитые хозяйства. Занятие как раз по мне. Когда все идет гладко, по накатанной – хорошо, но уже неинтересно. Лена купила конезавод 15 лет назад ради лошадей: она же была главой Федерации конного спорта. И занялась там разведением племенных пород.
Денег вложила немерено, а хозяйство все равно было убыточным. Все уходило, как в черную дыру. В конце концов она сказала: надо все это закрывать. Я ответил, что мог бы согласиться, если бы речь шла не о лошадях. А их куда? На мясо? И тогда мы решили, что я попробую наладить хозяйство. Сейчас мы впервые вышли на «ноль»: текущие затраты наконец покрылись выручкой.
Лужков, перебирая в мобильном снимки, доходит до сеялки:
– Ее Лена подарила мне на 75-летие. А в этом году она мне подарила сенозаворачивающую машину. Я пока еще не купил, выбираю. Это редкая для России вещь: она сворачивает траву в рулоны, запаковывает пленкой, впрыскивают специальную жидкость – и трава остается свежей. Овцы зимой ее едят с большим удовольствием. Лошадям, правда, она не годится – им нужен другой корм.
Раз уж заговорили о днях рождения, интересуюсь, почему Юрий Михайлович не приехал на юбилей Кобзона. Он мрачнеет:
– Я был за границей, в глуши, где не ловит телефон и нет Интернета. Мы любим забираться в такие места на отдых. Впрочем, и приглашение не получал…
– Может, не дошло?
– Нет, его не было… В общем, не буду касаться подробностей, но тут дело не во мне.
Английский пастух
У самолета нас встречает Тимур Шогенов – управляющий «Веедерна». Тимура порекомендовал Лужкову прежний губернатор Боос. Из самолета выгружают подарки, которые Лужков привез с собой: тут и сувениры для сотрудников, и постельное белье для будущей гостиницы, и упаковки макрокапсул удобрений (его гордость – запатентованная им разработка), и корм для собаки-пастуха…
– Увидите, какой славный пес, – голос у него теплеет. – Куплен в Англии. Там лучшие собаки-пастухи. Мосс, правда, скучает... Скоро привезу ему подружку.
Местные рассказывают, что в каждый свой приезд Лужков вечером садится за руль и едет за 20 км от основного дома «Веедерна» к вольеру пса – специально, чтобы погулять с Моссом.
Собака действительно замечательная – надо видеть, с каким усердием она руководит отарой. Кстати, пес понимает только английские команды, поэтому пастух Саша приноровился общаться с ним свистом.
– Мне бы сюда шезлонг, – шутит он. – С таким-то помощником, как Мосс, что еще делать?
Он всего два месяца в хозяйстве, до этого работал на лесопилке. Здесь он получает 15.000 рэ в месяц и доволен.
Мы – в одном из отделений «Веедерна», что у села Красная Горка под Черняховском. Тут были конюшни (их Лужков со свойственным ему энтузиазмом строителя уже полностью отреставрировал, и теперь здесь живут овцы) и небольшой луг для выпаса отары – 400 голов овец романовской и литовской пород. Это овцы для «производства», то есть от них ждут мяса и шерсти…
– Будем поставлять мясо в магазины области и в Москву. А шерсть хочет закупать Белоруссия, – делится планами Тимур.
Работников Лужков знает по именам. Видно, что им это очень приятно. У конюшни, увидев женщину, окликает:
– Татьяна, а где Мария?
– Мария – это моя мама, – объясняет мне потом женщина. – Они с папой тут еще во времена лошадей работали (с 2004 года Батурина держала здесь племенной молодняк. – ред.). А теперь только мама. Ну и мы с сестрой Тамарой – пришли сюда около года назад. Так вчетвером (еще пастух) и управляемся с овцами. Мы довольны, хотя ездим с сестрой сюда за 20 км из Озерска. А мама рядом живет.
Земля есть, но не купишь
Из Красной Горки отправляемся в Новогурьевское – там тоже овцы, только уже племенные. Вдруг вдоль дороги видим несколько нефтяных качалок.
– Это Лукойл, – говорит Лужков. – Тут нефти мало, но она хорошая.
– А вы почему отказались от поста председателя совета директоров «Объединенной нефтехимической компании» (ОНК)? Все же крупнейшая в Европе фирма, Евтушенков вас туда звал…
– Туда надо вложить 5 млрд $, тогда проект будет иметь смысл и окупится в 2018 году. Я эту цифру Евтушенкову озвучил, он взял тайм-аут – все-таки большая сумма, ее трудно вынуть из кармана.
– Выходит, то, что «ваше» место в ОНК занял его сын Феликс, лишь результат паузы?
– Не знаю, но пока это так.
За разговором подъехали к зданиям, напоминающим коровник. Оказалось, так и есть. Когда-то тут был совхоз, который построил эти коровники в 1989 году. Коровы тут пробыли год, после чего в стране началась разруха. Здания давно пришли в упадок – окрестные жители, что могли, растащили, а территорию вокруг пустующих построек превратили в свалку.
Лужков нанял строителей, они все привели в порядок. Сейчас работы осталось на пару дней. А в отремонтированных помещениях поселились овцы.
– Они приехали лишь три дня назад, 300 овец, – рассказывает Лужков. – Пока приходят в себя: представьте, из Подмосковья больше 1000 км на машине, потом на пароме, опять на машине… Это романовская порода. В мире очень ценится. В год овца приносит по 2–3 ягненка. Так что уже очень скоро мы, думаю, получим отару в 5000 овец.
Путешественницы выглядели вполне отдохнувшими. Только несколько ягнят стояли в отдельном загончике, грустные.
– Этих немного потрепало в дороге, – объяснил Тимур. – Мы их отделили, чтобы здоровые овцы не отгоняли от еды.
– Нам бы еще земли прикупить, – мечтательно тянет Лужков. – Но тут парадокс: земля вокруг не обрабатывается, но и не продается. Пробуем взять в аренду во-о-он то заброшенное поле (показывает) – для луговодства. Нам же надо животных кормить. Это целая наука – какие травы куда сажать, какой «коктейль» нужен овцам, а какой лошадям…
– Правда, что, когда Елена Николаевна недавно приезжала в Москву, к следователю, она оформила покупку еще 1 тыс. га здесь? – интересуюсь у экс-мэра.
– Да. У нас сейчас 5000 га. Мы их используем не только под пастбища, еще выращиваем ячмень, овес, рапс. И пшеницу – на продажу. А в следующем году посеем гречиху и кукурузу. В этом году у нас средний урожай. Сложность в регионе есть – убрать погода не дает, хорошо, если считаные дни солнце.
Здесь тоже воруют…
Овцы живут на пригорке, а чуть поодаль – огромная зерносушильная башня на две «чашки». Это, пожалуй, главная гордость Лужкова: таких башен в стране всего две – еще в Краснодарском крае. Уникальность – в размерах: каждая «чашка» на 1500 т зерна. Обе почти полностью заполнены, а продавать зерно не торопятся, ждут хорошей цены.
Построить ее было непросто. Воронежский завод-производитель оказался не готов к таким заказам. Лужкову пришлось просить губернатора вмешаться – а то деньги завод получил, а комплектацию никак не поставлял.
Чуть дальше – склад семенного зерна. Внутри горы пшеницы, овса, гречки… И – пробитые окна. А дыры в них странные – узкие и круглые.
– Опять местные за зерном приходили, – жалуется завскладом. – Выбивают стекла длинной трубой, засовывают ее в зерно, зачерпывают и ссыпают. Сейчас привезут оцинкованные листы, забьем все окна наглухо. Надоело стекла вставлять!
…Я вспомнила, как в 1991 году ехала по Черняховскому району в поисках первого в области фермера. Спрашивала дорогу у местных жителей. Они, заслышав слово «фермер», грозились его сжечь… Сейчас времена вроде другие, а отношение местных к людям, обустраивающим страну, выходит, все то же.
– Работать нанимаются единицы, хотя нам руки нужны, – жалуется Тимур. – И ведь зарплату предлагаем хорошую. А молодежь норовит в Калининград
уехать, хотя там работы нет. Мы вот агронома по контракту выписали – он сейчас нашего обучает. И других мы готовы учить. Например, у нас напичканная электроникой техника и наши комбайны может обслуживать пока только один человек в области. А его вызывать – это ждать дня три. Да и берет он дорого. Вот таких специалистов мы готовы обучать за свои деньги. А сварщиков, слесарей, механизаторов хотелось бы уже готовыми получать...
Барская усадьба
Садимся в машину, чтобы двигаться в сторону жемчужины хозяйства – собственно, к самому конезаводу «Веедерн».
Лужков делится планами:
– Если все и дальше хорошо пойдет, можно построить людям из соседней к конезаводу деревни новые крепкие дома, а деревню отреставрировать, и это будут домики для туристов – музей под открытым небом, с элементами агротуризма и конных прогулок…
А вот и конезавод. Строения расположены квадратом вокруг манежа. Две его стороны – конюшни – только что отреставрированы и вычищены до блеска. Другие две – старый барский дом, каретный сарай и еще несколько зданий – ждут своей очереди, зияя проломленными стенами и разбитыми окнами. Оно и понятно: главное здесь – лошади.
– Скачками мы не занимаемся, – резко бросает Лужков. – Это не спорт. Наши лошади для конкура и выездки. Породистые, много соревнований выигрывают. «Веедерн» уже знают в мире. Потомство наших производителей ценится. У нас тут более 100 лошадей.
Замыслы на будущее не такие уж утопичные: чтобы в «Веедерне» было не только спортивное коневодство, а чтобы сюда – в отремонтированный со временем барский дом – приезжали люди отдыхать… Есть уже договоренности с другими хозяйствами – например с тем, где предлагают байдарки: сплавился по реке, потом на лошадях покатался… Активный отдых.
А пока все скромно: некоторые люди держат своих лошадей в здешних конюшнях, дети из окрестных мест катаются верхом да накануне нашего приезда на денек приезжали первые туристы – их поселили в небольшом гостевом доме.
В гостевом доме останавливается и сам Лужков. Все просто, добротно, качественно. В гостиной – большой уютный камин. На каминной полке – призовые грамоты лошадей, грамота от Путина за развитие племенного коневодства, фотография Мосса.
– Уверен, что капитализм должен быть с социалистическим лицом, – рассуждает Лужков. – Люди должны знать: тут не только их работа, но и их защита. Мало ли что случится – заболеет кто из семьи, нужна дорогая операция. Вот у нас недавно произошло несчастье – в автоаварии, причем по собственной вине, погиб сотрудник.
Остались молодая жена и ребенок. Я решил выплачивать семье ежемесячное пособие. Знаете, как изменилось настроение в коллективе! А вообще будем создавать социальный фонд – для всех попавших в трудное положение.
Юрий Михайлович говорит, что учит сотрудников смотреть в будущее, да не в завтрашний день, который понятен, а дальше. Ему нравится, что в заброшенные и убитые строения его усилиями возвращается жизнь:
– Вот недавно отмечали 2 года Сергея Собянина на посту мэра Москвы. А у меня – мои 2 года в качестве кризисного управляющего «Веедерном».
История вопроса
Немецкий конезавод «Веедерн» был создан в 1826 г., хотя само имение известно с XVII в. К 1910 г. конезавод стал международно признанным хозяйством, специализирующимся на разведении чистопородных лошадей восточно-прусских пород. В 1946 г. здесь был образован военный совхоз, позже в нескольких строениях конезавода разместились школа и совхозные фермы.
А все остальное превратилось в руины.
После восстановления конезавода усилиями Батуриной и Лужкова сюда приезжала последняя немецкая владелица хозяйства, уже очень старая.
Рассказывают: глядя на восстановленные конюшни, она все время курила и плакала…
Экс-мэр столицы уже два года, как увлеченно занят сельским хозяйством – сеет в Калининградской области ячмень, пшеницу и гречиху, разводит там овец и породистых лошадей. Ну и, конечно, строит. «Собеседник» стал первым СМИ, которое побывало во владениях Лужкова по приглашению самого хозяина.
Кризисный управляющий
Юрий Михайлович неутомим. Вчера он был на празднике урожая в подмосковной Медыни, а сегодня в 8 утра – уже в самолете по дороге в Калининград и перечисляет маршруты на ближайшие пару дней. Количество предстоящих перелетов впечатляет.
– Жаль, МосМедыньАгропром (рядом с его личным располагается большое московское хозяйство. – ред.) выставили на продажу… – вздыхает с грустью. – Не понимаю. У нас что, черные дни наступили, чтобы распродавать то, что приносит прибыль?
– Вы не хотите его купить?
– У меня нет таких денег.
Два часа лёта даром не проходят. Лужков достает мобильный телефон и с гордостью показывает снимки. Становится понятно: калининградский «Веедерн» не просто бизнес-проект, это сегодня чуть ли не самое любимое его дело: снимки разрушенных и отремонтированных построек вперемешку с личными фото – вот он с Батуриной на лондонской Олимпиаде, а вот его день рождения (21 сентября. – ред.) в шотландской глуши, недалеко от озера Лох-Несс…
– В «Веедерне» я кризисный управляющий, – объясняет он положение вещей. – Мне часто приходилось вытягивать убитые хозяйства. Занятие как раз по мне. Когда все идет гладко, по накатанной – хорошо, но уже неинтересно. Лена купила конезавод 15 лет назад ради лошадей: она же была главой Федерации конного спорта. И занялась там разведением племенных пород.
Денег вложила немерено, а хозяйство все равно было убыточным. Все уходило, как в черную дыру. В конце концов она сказала: надо все это закрывать. Я ответил, что мог бы согласиться, если бы речь шла не о лошадях. А их куда? На мясо? И тогда мы решили, что я попробую наладить хозяйство. Сейчас мы впервые вышли на «ноль»: текущие затраты наконец покрылись выручкой.
Лужков, перебирая в мобильном снимки, доходит до сеялки:
– Ее Лена подарила мне на 75-летие. А в этом году она мне подарила сенозаворачивающую машину. Я пока еще не купил, выбираю. Это редкая для России вещь: она сворачивает траву в рулоны, запаковывает пленкой, впрыскивают специальную жидкость – и трава остается свежей. Овцы зимой ее едят с большим удовольствием. Лошадям, правда, она не годится – им нужен другой корм.
Раз уж заговорили о днях рождения, интересуюсь, почему Юрий Михайлович не приехал на юбилей Кобзона. Он мрачнеет:
– Я был за границей, в глуши, где не ловит телефон и нет Интернета. Мы любим забираться в такие места на отдых. Впрочем, и приглашение не получал…
– Может, не дошло?
– Нет, его не было… В общем, не буду касаться подробностей, но тут дело не во мне.
Английский пастух
У самолета нас встречает Тимур Шогенов – управляющий «Веедерна». Тимура порекомендовал Лужкову прежний губернатор Боос. Из самолета выгружают подарки, которые Лужков привез с собой: тут и сувениры для сотрудников, и постельное белье для будущей гостиницы, и упаковки макрокапсул удобрений (его гордость – запатентованная им разработка), и корм для собаки-пастуха…
– Увидите, какой славный пес, – голос у него теплеет. – Куплен в Англии. Там лучшие собаки-пастухи. Мосс, правда, скучает... Скоро привезу ему подружку.
Местные рассказывают, что в каждый свой приезд Лужков вечером садится за руль и едет за 20 км от основного дома «Веедерна» к вольеру пса – специально, чтобы погулять с Моссом.
Собака действительно замечательная – надо видеть, с каким усердием она руководит отарой. Кстати, пес понимает только английские команды, поэтому пастух Саша приноровился общаться с ним свистом.
– Мне бы сюда шезлонг, – шутит он. – С таким-то помощником, как Мосс, что еще делать?
Он всего два месяца в хозяйстве, до этого работал на лесопилке. Здесь он получает 15.000 рэ в месяц и доволен.
Мы – в одном из отделений «Веедерна», что у села Красная Горка под Черняховском. Тут были конюшни (их Лужков со свойственным ему энтузиазмом строителя уже полностью отреставрировал, и теперь здесь живут овцы) и небольшой луг для выпаса отары – 400 голов овец романовской и литовской пород. Это овцы для «производства», то есть от них ждут мяса и шерсти…
– Будем поставлять мясо в магазины области и в Москву. А шерсть хочет закупать Белоруссия, – делится планами Тимур.
Работников Лужков знает по именам. Видно, что им это очень приятно. У конюшни, увидев женщину, окликает:
– Татьяна, а где Мария?
– Мария – это моя мама, – объясняет мне потом женщина. – Они с папой тут еще во времена лошадей работали (с 2004 года Батурина держала здесь племенной молодняк. – ред.). А теперь только мама. Ну и мы с сестрой Тамарой – пришли сюда около года назад. Так вчетвером (еще пастух) и управляемся с овцами. Мы довольны, хотя ездим с сестрой сюда за 20 км из Озерска. А мама рядом живет.
Земля есть, но не купишь
Из Красной Горки отправляемся в Новогурьевское – там тоже овцы, только уже племенные. Вдруг вдоль дороги видим несколько нефтяных качалок.
– Это Лукойл, – говорит Лужков. – Тут нефти мало, но она хорошая.
– А вы почему отказались от поста председателя совета директоров «Объединенной нефтехимической компании» (ОНК)? Все же крупнейшая в Европе фирма, Евтушенков вас туда звал…
– Туда надо вложить 5 млрд $, тогда проект будет иметь смысл и окупится в 2018 году. Я эту цифру Евтушенкову озвучил, он взял тайм-аут – все-таки большая сумма, ее трудно вынуть из кармана.
– Выходит, то, что «ваше» место в ОНК занял его сын Феликс, лишь результат паузы?
– Не знаю, но пока это так.
За разговором подъехали к зданиям, напоминающим коровник. Оказалось, так и есть. Когда-то тут был совхоз, который построил эти коровники в 1989 году. Коровы тут пробыли год, после чего в стране началась разруха. Здания давно пришли в упадок – окрестные жители, что могли, растащили, а территорию вокруг пустующих построек превратили в свалку.
Лужков нанял строителей, они все привели в порядок. Сейчас работы осталось на пару дней. А в отремонтированных помещениях поселились овцы.
– Они приехали лишь три дня назад, 300 овец, – рассказывает Лужков. – Пока приходят в себя: представьте, из Подмосковья больше 1000 км на машине, потом на пароме, опять на машине… Это романовская порода. В мире очень ценится. В год овца приносит по 2–3 ягненка. Так что уже очень скоро мы, думаю, получим отару в 5000 овец.
Путешественницы выглядели вполне отдохнувшими. Только несколько ягнят стояли в отдельном загончике, грустные.
– Этих немного потрепало в дороге, – объяснил Тимур. – Мы их отделили, чтобы здоровые овцы не отгоняли от еды.
– Нам бы еще земли прикупить, – мечтательно тянет Лужков. – Но тут парадокс: земля вокруг не обрабатывается, но и не продается. Пробуем взять в аренду во-о-он то заброшенное поле (показывает) – для луговодства. Нам же надо животных кормить. Это целая наука – какие травы куда сажать, какой «коктейль» нужен овцам, а какой лошадям…
– Правда, что, когда Елена Николаевна недавно приезжала в Москву, к следователю, она оформила покупку еще 1 тыс. га здесь? – интересуюсь у экс-мэра.
– Да. У нас сейчас 5000 га. Мы их используем не только под пастбища, еще выращиваем ячмень, овес, рапс. И пшеницу – на продажу. А в следующем году посеем гречиху и кукурузу. В этом году у нас средний урожай. Сложность в регионе есть – убрать погода не дает, хорошо, если считаные дни солнце.
Здесь тоже воруют…
Овцы живут на пригорке, а чуть поодаль – огромная зерносушильная башня на две «чашки». Это, пожалуй, главная гордость Лужкова: таких башен в стране всего две – еще в Краснодарском крае. Уникальность – в размерах: каждая «чашка» на 1500 т зерна. Обе почти полностью заполнены, а продавать зерно не торопятся, ждут хорошей цены.
Построить ее было непросто. Воронежский завод-производитель оказался не готов к таким заказам. Лужкову пришлось просить губернатора вмешаться – а то деньги завод получил, а комплектацию никак не поставлял.
Чуть дальше – склад семенного зерна. Внутри горы пшеницы, овса, гречки… И – пробитые окна. А дыры в них странные – узкие и круглые.
– Опять местные за зерном приходили, – жалуется завскладом. – Выбивают стекла длинной трубой, засовывают ее в зерно, зачерпывают и ссыпают. Сейчас привезут оцинкованные листы, забьем все окна наглухо. Надоело стекла вставлять!
…Я вспомнила, как в 1991 году ехала по Черняховскому району в поисках первого в области фермера. Спрашивала дорогу у местных жителей. Они, заслышав слово «фермер», грозились его сжечь… Сейчас времена вроде другие, а отношение местных к людям, обустраивающим страну, выходит, все то же.
– Работать нанимаются единицы, хотя нам руки нужны, – жалуется Тимур. – И ведь зарплату предлагаем хорошую. А молодежь норовит в Калининград
уехать, хотя там работы нет. Мы вот агронома по контракту выписали – он сейчас нашего обучает. И других мы готовы учить. Например, у нас напичканная электроникой техника и наши комбайны может обслуживать пока только один человек в области. А его вызывать – это ждать дня три. Да и берет он дорого. Вот таких специалистов мы готовы обучать за свои деньги. А сварщиков, слесарей, механизаторов хотелось бы уже готовыми получать...
Барская усадьба
Садимся в машину, чтобы двигаться в сторону жемчужины хозяйства – собственно, к самому конезаводу «Веедерн».
Лужков делится планами:
– Если все и дальше хорошо пойдет, можно построить людям из соседней к конезаводу деревни новые крепкие дома, а деревню отреставрировать, и это будут домики для туристов – музей под открытым небом, с элементами агротуризма и конных прогулок…
А вот и конезавод. Строения расположены квадратом вокруг манежа. Две его стороны – конюшни – только что отреставрированы и вычищены до блеска. Другие две – старый барский дом, каретный сарай и еще несколько зданий – ждут своей очереди, зияя проломленными стенами и разбитыми окнами. Оно и понятно: главное здесь – лошади.
– Скачками мы не занимаемся, – резко бросает Лужков. – Это не спорт. Наши лошади для конкура и выездки. Породистые, много соревнований выигрывают. «Веедерн» уже знают в мире. Потомство наших производителей ценится. У нас тут более 100 лошадей.
Замыслы на будущее не такие уж утопичные: чтобы в «Веедерне» было не только спортивное коневодство, а чтобы сюда – в отремонтированный со временем барский дом – приезжали люди отдыхать… Есть уже договоренности с другими хозяйствами – например с тем, где предлагают байдарки: сплавился по реке, потом на лошадях покатался… Активный отдых.
А пока все скромно: некоторые люди держат своих лошадей в здешних конюшнях, дети из окрестных мест катаются верхом да накануне нашего приезда на денек приезжали первые туристы – их поселили в небольшом гостевом доме.
В гостевом доме останавливается и сам Лужков. Все просто, добротно, качественно. В гостиной – большой уютный камин. На каминной полке – призовые грамоты лошадей, грамота от Путина за развитие племенного коневодства, фотография Мосса.
– Уверен, что капитализм должен быть с социалистическим лицом, – рассуждает Лужков. – Люди должны знать: тут не только их работа, но и их защита. Мало ли что случится – заболеет кто из семьи, нужна дорогая операция. Вот у нас недавно произошло несчастье – в автоаварии, причем по собственной вине, погиб сотрудник.
Остались молодая жена и ребенок. Я решил выплачивать семье ежемесячное пособие. Знаете, как изменилось настроение в коллективе! А вообще будем создавать социальный фонд – для всех попавших в трудное положение.
Юрий Михайлович говорит, что учит сотрудников смотреть в будущее, да не в завтрашний день, который понятен, а дальше. Ему нравится, что в заброшенные и убитые строения его усилиями возвращается жизнь:
– Вот недавно отмечали 2 года Сергея Собянина на посту мэра Москвы. А у меня – мои 2 года в качестве кризисного управляющего «Веедерном».
История вопроса
Немецкий конезавод «Веедерн» был создан в 1826 г., хотя само имение известно с XVII в. К 1910 г. конезавод стал международно признанным хозяйством, специализирующимся на разведении чистопородных лошадей восточно-прусских пород. В 1946 г. здесь был образован военный совхоз, позже в нескольких строениях конезавода разместились школа и совхозные фермы.
А все остальное превратилось в руины.
После восстановления конезавода усилиями Батуриной и Лужкова сюда приезжала последняя немецкая владелица хозяйства, уже очень старая.
Рассказывают: глядя на восстановленные конюшни, она все время курила и плакала…
