---

О том, как поиск внешнего врага делает зло фундаментом добра, почему большинство либеральных российских политиков в конечном счете оказывается консерваторами и что мешает появлению в Калининграде достойных кандидатов в губернаторы RUGRAD.EU рассказал завкафедрой философии БФУ им. И. Канта Вадим Чалый.

- В своих статьях вы критикуете идеи тех философов, которые считают невозможным реальный общественный договор по поводу власти и воспринимают соответствующие отношения как постоянное противостояние одних и других. Был ли, по вашему мнению, какой-то общественный договор в России до настоящего момента или все происходило сообразно подходам Макиавелли?

- Общественный договор — это, конечно, теоретическая модель, идея с помощь которой можно оценивать состояние общества, своего рода градусник. Это не отсылка к какой-то исторической ситуации. Понятно, что никто не садился и не договаривался относительно ключевых принципов совместной жизни, но тем не менее они в ней ощутимо присутствуют. Например, фиксация базовых правил игры содержится в Конституции. Разумеется, эти правила далеко не всеми и не всегда исполняются, но это отдельная проблема.

После падения Советского союза консенсус был примерно такой: наше общество хотело благосостояния, сытости и стабильности. Оно получило все это в значительной мере, но в обмен на часть свободы. Недавние протестные выступления молодых и творческих людей в Москве были попыткой взять какую-то долю свободы обратно у государства. Но государство противится, аргументируя примерно так: может, вы, молодые и творческие, и смогли бы свободой как-то распоряжаться, но народ, которого вы не знаете, к большей свободе не готов. Это обычный для России диалог, начиная с декабристов. Кроме того, государство задаёт резонные вопросы: а чего вы хотите? и что вы умеете в политическом отношении? И заключает: вы политически несовершеннолетние, и при этом неплохо живете, успокойтесь. При этом прослойка "средних", среднего класса, к которому и я себя отношу, в масштабах нашего общества настолько мала, что власть может спокойно ее не замечать, принимая решения. Это неприятно с для нас с вами, но это понятно.

Однако при всей нынешней малочисленности и политической незрелости, средний слой в нашей стране, как и в любой другой, является очень важным. Во-первых, он стабилизирующий уже в силу своего срединного положения. Мировоззрению средних присуща умеренность. Во-вторых, он созидающий. Образованные, творческие и активные, "средние" осуществляют культурное и научное развитие всего общества. Вряд ли мы можем ждать подобных усилий от условного народа, которому не хватает знаний и активности, и от тех, кто сверху и доволен этим своим положением. Нет нужды говорить, что без развития общества государства быстро сойдут с исторической сцены. Поэтому средний класс все-таки должен получать свою, и немалую, долю внимания от государства. Сейчас этого внимания не слишком много.

В свете нынешних претензий среднего класса на политическое участие я все с большим пониманием читаю труды нашего земляка Иммануила Канта, который писал, что общественное развитие возможно только поступательно, и революционные потрясения, которые инициируют благонамеренные идеалисты, надеющиеся разом добиться изменений к лучшему, приводят к обратному результату.

Вся эта история активного возмущения «средних» в Москве относится к концу 2011 - началу 2012 года. Сейчас 2014 год и воздух пахнет войной. Мне кажется, одно связано с другим. Во-первых, очень похожее и вполне понятное, не лишенное оснований недовольство украинского среднего класса своим государством помогло это государство разрушить. Скорее всего, учителя, врачи и программисты ничего подобного в виду и близко не имели, но без их активного участия это вряд ли бы случилось. Во-вторых, и уже говоря о нас (хотя Украина - это тоже мы, ничего с этим фактом не поделаешь), внешнеполитическое обострение дает удобную возможность вытеснить внутренние политические противоречия вовне. Немецкий философ и юрист Карл Шмитт на эту тему писал, что любая общность определяется врагом этой общности, то есть политическое единство формируется с указанием на того, против кого оно формируется, а потом крепнет в борьбе с этим врагом.

Шмитт популярен у наших политических технологов. Однако мне кажется, это опасный соблазн преувеличивать роль врага и использовать его образ в качестве основания для единения. Враг оказывается более основательным, чем мы сами, зло оказывается фундаментом для добра. Это очень сомнительная конструкция, особенно если мы, как предлагает Шмитт, придадим ей теологические очертания. Кроме того, в картине мира, которую рисует Шмитт, почти нет места важным качествам человеческой природы — разумности, способности к сочувствию и пониманию.

Искать главного врага вовне – это самообман. По большому счету, главный наш враг — это мы сами. В попытке найти врага вовне проявляется слабость и уход от подлинной задачи совершенствования себя. На мой взгляд, политическая общность должна рассматриваться как борющаяся с собственными проблемами, а не с внешними врагами. Мы объединяемся прежде всего для того, чтобы самим стать лучше, а не чтобы кого-то другого победить.

Это самосовершенствование осуществляется в общественной дискуссии, в публичном применении разума, о котором писал Кант. И о котором писала Ханна Арендт, еще один важный философ из Кенигсберга. Мы должны говорить вслух о том, что считаем проблемой, почему, и что требуется предпринять нам и другим. Эта дискуссия не должна прекращаться, тем более искусственно прекращаться государством. До выступления «средних» и даже до украинского кризиса власть была довольно лояльна в отношении внутренней политической дискуссии. Я боюсь, что сейчас она будет окончательно свернута, а ее участники будут обозначены как «национал-предатели»...

Я, кстати, как раз находился в зале, где это словосочетание было впервые произнесено президентом, и сейчас с тревогой слежу за тем, как оно используется определенными товарищами, которые услышали только это и сразу кинулись искать врагов.

Возвращаясь к теме общественного договора, надо сказать, что обострение внешних конфликтов неизбежно сопровождается обострением внутренних конфликтов и усилением поляризации общества, но даже в этих непростых условиях мы должны искать согласия. В этом поиске суть общественной жизни. И надо внимательно следить за тем, чтобы согласие было прежде всего «с» чем-тоо, а не «против» кого-то, позитивным, а не негативным.

- Как, по вашему, будут развиваться события?

Я, честно говоря, пребываю в ужасе, и моих теоретических моделей не хватает, чтобы объяснить происходящее в каких-то рациональных категориях. Если переходить к ощущениям, то мне кажется, что внутренняя ситуация будет осложняться вслед за внешней. Общество будет дальше раскалываться. Для людей либеральных, умеренных взглядов наступают непростые времена, в которые сложно сохранить равновесие. Я вижу, как один за другим люди вокруг начинают занимать стороны. Например, заявляя: «Крым наш!» и громко произнося необдуманные, не взвешенные, иррациональные и этим опасные слова. С другой стороны, мы видим совершенно озлобившихся людей, которые говорят о России как об агрессоре и уродливо русофобствуют. Задача тех, кто в этом оглушительном шуме пытаются думать, – не поддаваться на эмоциональные провокации и как минимум не множить шум. Чем спокойнее мы все будем разговаривать, тем благоприятнее будут развиваться события.

- Принято считать, что качество демократии определяется готовностью большинства учитывать интересы меньшинства. Людям либеральных взглядов уже стоит начинать ограничивать себя в высказываниях?

- Думаю, что нужно становиться осторожнее. Не из страха, а из понимания, что любое сказанное с иронией слово или фраза, которая раньше никого бы не задела, сегодня может задеть серьезно и возыметь последствия. Выражаться надо ответственнее.

- Может ли в атмосфере поиска «пятой колонны» среди либералов вообще возникнуть какой-то общественный договор?

- Давайте сначала попробуем разобраться, кто такие «либералы». Это слово перегружено, в определенных кругах оно вообще практически стало ругательным. Либерал, во-первых, достаточно оптимистично оценивает человеческую природу и считает, что ее проявлениям надо дать больше свободы. Во-вторых, либерал верит, что любой вопрос можно решить словом, аргументом. В-третьих, либерал смотрит в будущее. Наконец, исторически большинство теоретиков либерализма считало, что человек прежде всего преследует экономические цели - но это самая спорная и самая необязательная часть либерализма. Либералам обычно противопоставляют консерваторов, которые считают, что человек в целом по природе довольно опасен и нуждается во внешнем контроле, который допустимо осуществлять идеологическим обманом и даже силой. Консерватор ориентируется на прошлое. Консерваторы либералов считают наивными, либералы консерваторов – злыми и не верящими в социальный прогресс.

Так вот, либералы, консерваторы – это еще не все общество и не все стороны общественного договора. Они лишь агитируют народ принять некоторые представления как базис для консенсуса. В нашем сегодняшнем обществе, с одной стороны, сильно недоверие к человеку (наверное, можно попытаться отчасти объяснить это событиями, связанными с криминализированным переделом собственности в 90-х, можно копнуть и глубже), и потому консерватизм находит отклик. С другой стороны, с ростом благосостояния в обществе случился и рост политической осознанности, самостоятельности, некоторое движение к тому, что Кант назвал «выходом из состояния собственного несовершеннолетия», а это уже либеральная тенденция. Что возобладает - вот вопрос.

- Есть ощущение, что небольшая прослойка условного класса в России, который вроде бы либерален, находится в противофазе с русским менталитетом, всем остальным российским народом, который сначала хотел благосостояния, а теперь хочет им жертовать, например, во имя того, что «Крым наш»?

У меня есть такое ощущение. Посмотрите – практически каждый политик либеральных убеждений, действующий в нашей стране, то есть принимающий реальные решения, а не изображающий оппозицию, постепенно становится консерватором. Екатерина II, Александр I – яркие примеры. Думаю, что и наш президент этот путь проделал. Существует осязаемое сопротивление среды либеральным взглядам.

По поводу жертвенности, мне кажется, это по-русски - взять и пожертвовать благосостоянием во имя того, что понимается как справедливость. Присоединение Крыма безусловно воспринимается большинством как восстановление исторической справедливости. И как защита геополитических интересов - у нас ведь почти у каждого есть мнение по поводу геополитики. А то, что в результате пошатнулась система межгосударственного диалога, и все потянулись к кобуре, смущает лишь немногих. Меня вот смущает. Первая мировая война началась сто лет назад из-за сущей безделицы в сравнении с кризисом на Украине.

- А каким тогда способом менять жизнь к лучшему? Сейчас власти вроде бы вернули губернаторские выборы. Но проходят и проходить они пока будут по схеме: «Вот есть один реальный кандидат за него и голосуйте». То есть, как и ранее процесс назначения управленцев будет происходить без эффективной политической конкуренции?

- А откуда же ей взяться? Где у нас потенциальный губернатор? У нас нет политического класса, сформировавшегося по инициативе снизу. Не видно пула калининградских политиков, из которых мог бы вырасти не то что губернатор, а даже мэр какого-то небольшого областного города. И обвинять в этом только власть было бы несправедливо. Наверное, мы пока просто не достигли такого уровня гражданской культуры, который бы позволил сформироваться политическому слою, способному конструктивно оппонировать власти и включаться в принятие решений.

К сожалению, у нас правительство продолжает оставаться «единственным европейцем». Нам, людям с взглядами, которые принято считать либеральными, нужно видеть в правительстве союзника, а ему в нас — помощников.

- Вы пишете, что какие-то правильные вещи в истории России всегда происходили на фоне некого упадка, в «сытые» времена, как правило, движения ни к чему хорошему не происходит, только откат.

- Я просто пытаюсь описать, как на фоне кризисов формировались условия для нового общественного согласия. Наша сегодняшняя сытость основана на сомнительной схеме. Это благосостояние есть не плод труда, а результат везения. Мы живем в стране, в которой есть ресурсы, и их можно продавать. Труд же вещь крайне важная для того, чтобы человек держался в форме, в том числе и в нравственной.

- Это коррелирует с вашими утверждениями, о том, что современная российская элита — это люди, состоявшиеся не в результате системного труда, соблюдения принципов морали, а в результате везения при разделе советских активов и нового рынка.

- Да, в значительной мере. Передел собственности в девяностые можно обосновывать и оправдывать, но он не был легальным. Это не могло не подорвать правовую культуру и моральные устои всего народа, и не могло не выдвинуть наверх людей сомнительного нравственного качества. За полтора-два десятилетия какой-то возврат к норме произошел, но последствия этой травмы все еще заметны.

Возмущение среднего класса, о котором мы говорили, одной из главных причин имеет недостаток правопорядка. Средние хотят играть по правилам, эти правила должны быть публичными и одинаковыми для всех, и главная функция государства в том, чтобы это обеспечить. А наш государственный класс родом из девяностых, и ему такое требование сложно понять. Как показывает Украина, изменить это положение революцией не получится. Надежда только на то, что ситуация будет меняться постепенно сама, снизу, со сменой поколений, по мере осознания людьми того простого факта, что без участия в политической жизни нет гражданина, а без гражданина нет полноценной личности.

- Вы сами для себя когда ожидаете кардинальную смену политической элиты: через 10-20-30 лет?

- Сложно сказать, что нас ждет. Но если динамика событий не изменится, то качественно что-то может поменяться лет за тридцать.

- Какой процент студентов на потоке интересуется политикой, в этом смысле у нас есть поводы для оптимизма?

- За те 15 лет, что я преподаю, процентное соотношение остается одним и тем же — примерно половина. Однако все-таки я чувствую некоторый всплеск конструктивного интереса к политике среди студентов в последние несколько лет.

Текст: Вадим Хлебников