Не нужно быть поклонником цикла передач “Лаборатория Кёнигсберг-13” с 20-летним стажем, чтобы сходу назвать две главные темы, привлекающие обывателя в местной истории: это тевтонцы и нацисты. Алексей Иванов, хочется думать, не смотрел ни одного выпуска передачи Сергея Трифонова. Но именно эти сюжеты он выбирает для новой книги. Иванов ставит на черное и красное сразу, объединяя их под обложкой 400-страничных «Теней тевтонов». Решение, почти безупречное с точки зрения маркетинга. А что же по части литературы?
Начну с простой мысли. Не стоит судить по законам исторической прозы роман, где фигурируют волшебные мечи, суккубы, живые мертвецы и порождения прусского бестиария. Странно, но почему-то многим читателям Иванова эта установка не показалась самоочевидной.
Иванов умеет воссоздать выбранную эпоху в тексте. Уже поэтому он справедливо считается большим автором нашего времени. По первым главам “Сердца пармы” мне до сих пор памятно ощущение, что эпоха тебе буквально “обволакивает”. Таковы свойства оптики Иванова, сочетающего широкие мазки и крупные планы с почти микроскопическим анализом - он буквально расщепляет историческую ткань на атомы и молекулы чуждых слуху, но живых слов. Если в “Сердце пармы” читателю приходилось продираться через частокол русских архаизмов, коми-пермяцких и тюркских слов, то в “Тенях тевтонов” закономерно правит бал сумрачный латино-германский лексикон.
“Путь перегораживал орденский караул: четыре брата-сарианта в серых суконных плащах поверх кольчуг-хауберков, а с ними рыцарь в глухом шлеме-топфгельме, похожем на клёпанное ведро, и в белом льняном плаще-герренмантеле с латинским крестом”.
Примерно так выглядит типичный абзац "Теней тевтонов". Плотность подобной лексики, впрочем, компенсируется ясностью слога и нормальным русским языком - чем по-прежнему могут похвастаться далеко не все книги, издаваемые в нашей стране.
Но язык - всё же не главное. Роман о прошлом всегда сродни прогулке по минным полям: ошибки случаются даже у таких авторов, как Иванов. Перечислять исторические ошибки в его романе - работа неблагодарная. И уж точно не потому, что они в романе со всей неизбежностью присутствуют. Есть ошибки фактические - но они интересны скорее профессиональным выискивателям блох, и даже заядлые любители истории эти ошибки вряд ли заметят. Есть досадные неточности, идущие то ли от спешки, то ли от небрежности.
Есть ляпы, за которые едва ли следует винить Иванова: к примеру, комендант Кёнигсберга по старой советской традиции назван “фон Ляшем” - но, будем честны, так его называет и экскурсовод, каждый день водящий по несколько экскурсий рядом с музеем “Бункер”. А некоторые ошибки и ошибками-то не назовёшь, для них есть специальное слово. Вернее, два слова - “художественный вымысел”.
Иванова можно упрекнуть за увлеченность параллелями - если не сказать, за создание их на пустом месте. “Нацистская” и “тевтонская” линии его романа не существуют сами по себе, но пересекаются и преломляются в двух героях - поляках, предке и потомке, разделенных пятью столетиями. Оба являются одновременно и носителями, и двигателями проклятия вечного повторения, которым их “одарил” Бафомет. То есть дьявол. Сюжетные арки двух поляков отзеркалены (и это даже не спойлер, сам Иванов много раз подчеркивает данное обстоятельство в тексте).
Проблема в том, что параллели часто выглядят, мягко говоря, надуманными - и оттого не всегда убедительными. Кажется, это замечает и сам Иванов. Но, как будто усугубляя немного вымученную игру с читателем, выворачивает схему наизнанку, всеми белыми нитками наружу. Эпизоды, когда читателю разве что не на пальцах объясняется, где именно параллельны параллели, вызывают лёгкое недоумение. В такие моменты кажется, что вновь оказался на уроке литературы на тему “Герои-двойники в романе “Мастер и Маргарита””.
Параллелизм двух линий должен создавать новое качество, несводимое к простой сумме качеств “тевтонской” и “нацистской” линий. Но в итоге обе они часто существуют словно бы сами по себе. “Тевтонская” линия описывает реалии середины XV столетия. При этом вся мистика, все чудеса романа сосредоточены именно на этих страницах. Осада Мариенбурга, в реальном 1457 году представлявшая из себя не более чем очень некрасивую историю с наёмниками, силой воображения Иванова превратился в драматическую историю, по уровню эпичности сопоставимую с битвой при Хельмовой пади из “Властелина Колец”.
Весьма вольное переосмысление бесславного конца тевтонской твердыни символически “рифмуется” с исторически бесспорным крушением Третьего рейха - это уже лейтмотив “нацистской” линии, локализованной в Пиллау мая 1945 года. Преданные поклонники Иванова, следящие за его творчеством, наверняка помнят, что именно во время посещения Балтийска несколько лет назад у Алексея Викторовича и родился замысел будущей книги. На руинах Рейха уже нет места чудесам, зато есть место любви. Тут, наверное, лучше оставить каждому читателю право решать, насколько уместно и корректно смотрятся придуманные Ивановым непростые и порой неочевидные любовные перипетии.
Заигравшись в параллели, Иванов умудрился буквально на последней странице книги вложить в уста Бафомета удивительно внятно сформулированный посыл своего романа, который, наверное, ещё многие века не утратит своей актуальности, особенно в нашей стране.
“Повторение - всегда зло. Я же дьявол. Когда вы идёте вперед, идёте к Нему. Когда назад - ко мне. А направление есть мера вашего разума”.
История в романе Иванова, в виде исключения сперва случившаяся как фарс, а затем повторившаяся как трагедия, учит тому, что мёртвые идеи - сродни сну разума, порождающему чудовищ. Там, где прошлое подменяет собой будущее, на горизонте начинают маячить тени - тевтонов ли, русичей, да хоть печенегов с половцами... Живым же лучше думать о живых и о живом, а не отдавать власть над своими судьбами достославным мертвецам и тем, кто взывает к их теням с трибун.
Что же в сухом остатке? Может показаться, что новый роман Иванова не то чтобы удался. Это не так. Во-первых, книга написана действительно увлекательно и читается легко. С этим, впрочем, у Иванова никогда не было проблем.
Во-вторых, роман как может, но служит популяризации истории нашего края среди миллионов русскоязычных читателей Иванова - хотя книга и не предлагает выйти за пределы пресловутой “тевтонско-нацистской” парадигмы, через призму которой продолжают воспринимать область рядовые жители материковой России.
И, наконец, третье: даже при всех своих недостатках книга Иванова остается хорошим коммерческим продуктом, который на голову выше всех книг местных авторов, пытавшихся писать историческую прозу всё о тех же тевтонцах и/или нацистах - успев прочесть или хотя бы пролистать многие их них, я могу заявить о том со всей искренность. Это одновременно и расстраивает, и вселяет надежду.
Калининградские интеллектуалы могут спать спокойно - восточно-прусская земля всё ещё ждёт собственного то ли Эко, то ли Маркеса, то ли Ремарка, которому достанет сил и таланта сплести подлинно интеллектуальный гимн её цветущей сложности, без излишнего увлечения крестами и свастиками. И так, чтобы всем понравилось. Быть может, это будет кто-то, читающий сейчас эти строки?
***