![](/upload/resize_cache/blog/avatar/a09/100_100_2/a09e48f511ff04a816a69c695b6eba54.jpg)
(из услышанного)
Небывало приподнятый уровень полемики, инициированный видными профессиональными отчизнолюбцами и подхваченной незаурядными технократически нацеленными управителями, о наличии / отсутствии калининградской идентичности, побуждает представить на этот счёт, свой незатейный взгляд. Не в пример застрельщикам сверхсодержательного схлёста, не считая себя по данному вопросу маститым референтом, всё же дерзну поделиться пристрастными неподдельными суждениями.
Под социальной идентичностью понимаю «отношение человека к самому себе». Это «Я», «Личное самоопределение», «Самосознание», «Самость».
В широком смысле «идентичность» - «одинаковость», «тождественность», «полное совпадение», «соотнесённость чего-либо с самим собой».
Калининград – в утробе Евросоюза. Это создаёт неповторимость, нетривиальность, самобытность региона. Соседство с западной Европой, экономические и социокультурные контакты позволяют панорамно рассмотреть калининградское самосознание, региональный идентитет.
Триумф евроидентичности – фантом. Он, пожалуй, план, маршрутный лист, скомпонованный влиятельным сегментом евроэлиты, нацеленным на интеграцию, сплочение, глобализацию. Идея сотворения наднациональной общности не очаровывает обычных европейцев. Колос не созрел. Между монтажом идейно-политической конструкции и её воплощением – ощутимый временной лаг. Директивы, на этот счёт, из Брюсселя и Страсбурга химерны и нежизнеспособны. Евроскептицизм торпедирует идею единого континента.
Языковая разорванность Европы также замораживает утверждение евроидентичности. Американский историк Бернард Льюис определяет настоящее Европы как соперничество «исламизации Европы» с «европеизацией ислама». Вводится новый термин «Еврабия». Зримо крепчание национализма фламандцев, каталонцев, шотландцев, англичан.
Для евроидентичности важна не столько экономическая, сколько культурная интеграция. Строгость определения «европеец» зависит от целого ансамбля критериев – географических, ценностных, ментальных, политико-экономических, культурно-цивилизационных. Выделка, чеканка общеевропейской идентичности более чем долгосрочны.
История региона, его эксклавность явственно влияют на особинки калининградской самости, идентичности.
Стержневая характерность калининградцев рождается переплетением культуры советской, постсоветской, западной. Переселенческий способ заселения области объясняет высокую мобильность калининградцев. Иная особенность – энергичная миграция из республик отошедшего в вечность в 1991 году СССР.
В постсоветский период определение области «самая западная» приобретает особое значение. В него вкладывается смысл не столько географический, сколько желание достичь высокого уровня жизни, добиться новой модели развития («Сингапур на Балтике», Зона свободной торговли, «Новый Гонконг», СЭЗ, «пилотный регион», ОЭЗ, «Регион сотрудничества»).
Во взаимодействии России и Евросоюза регион находится в пограничном состоянии. Но быть «между» ещё не означает «связывать», являться «мостом» и «местом встречи». Мыслящие калининградцы часто задумываются: не является ли регион «отцепленным вагоном», «двойной периферией»? Чем студёнее отношения между РФ и ЕС, тем труднее Калининграду.
В калининградской самости, то есть понимании действительности с позиций жителей эксклава, содержатся фрагменты идентичностей региональной, европейской, российской. Они точно, не до конца растворившиеся, три несхожие пилюльки в мензурке с водой.
Названные идентичности не стремятся одолеть друг дружку, соперничая между собой. Мало того, они тяготеют к соразмерности, гармонии. Так, «европейскость» в самости калининградцев отчёркивается в солидной степени терпимости, сносности, отсутствии верноподданнических кликушества, истерии, тяге к взаимовыгодным связям с соседями, готовности представлять разлюбезную Отчизну в объединённой Европе. Разумеется, это тренд, а не поголовная практика.
Региональная самость для калининградцев, проживающих в области не менее 20-ти лет, весомее, чем атрибуты этнический и вероисповедный. Территориальный код жизнеспособнее, чем почвеннический. Причём «эксклавный» калининградский социум не генерирован. Для земляков, родившихся в регионе, калининградское самоопределение приобретает особый смысл. С другой стороны, недавние мигранты из других субъектов федерации, недавно приехавшие в регион, вчистую отождествляют себя с большой Россией.
Калининградская самость стыкует в себе компоненты региональной, российской, европейской. Это складывающаяся система убеждений, способностей, потребностей, личной истории калиниградцев как жителей Западного края России.
На создание этой системы влияют различные факторы – пол, возраст, вера, язык, этническая принадлежность, идеология, политические убеждения, партсимпатии, профессия, уровень жизни, её качество, место работы, семья, досуг, друзья, социальная практика.
Грани между идентичностями региональной, российской и европейской релятивны, условны, лабильны, нестойки, подвижны. Евроидентичность объясняется недальностью от столиц зарубежной Европы. Необычность калининградской самости в калейдоскопичности, мозаичности, разноликости. Калининградец зачастую называет себя поборником интеграции в Европу, придания региону особого правового статуса, вхождения в шенгенскую зону, общей валюты, патриотом-державником, противником НАТО, евробюрократии, недругом «подпиндосников» и «гамбургероедов».
Большинство калининградцев считает себя жителями особенной территории, иной России в Европе. Антибюрократические настроения могут модифицироваться в антимосковские, что закаливает идентичность несогласия.
В самости калининградцев сплетены истории прусского Кёнигсберга, советского Калининграда, настоящее время. Историю не отменить. Хоть в угоду политконъюнктуре. Имманул Кант, чьё 300-летие мы будем отмечать в 2024 году, послевоенные переселенцы, желающие построить новую жизнь на завоёванной земле, зигзаги в развитии Калининграда сегодня – история, которую не надуть.
Она предостойна, естественна. В ней нет лживости, фальши, силикона, ботокса. В самоопределении калининградцев – крупицы, вкрапления прежнего культурного наследия, впечатанные в российский исторический пласт.
Калининградская самость – в умах и душах земляков. Она не может проектироваться, притворно имплантируясь, исходя из потребы дня. Калининградское самосознание необычно, инаково. Лик калининградца, россиянина, европейца в одном лице – генерирует неподражаемое. Оно пристойно и патриотично. Не признавать этого несуразно и увечно. «Здравый смысл», - по Пьеру Бурдье, - «говорит простым и ясным языком очевидного».