«Мною маме запрещено приходить», — пятилетний Серёжа* рисует жирный красный крест между двумя домами — большим и маленьким. Он поселил в них своих родственников — полную, но разделенную семью.
Эту картинку, на которой папа, его родители и двоюродный братик живут в большом и красивом доме, а мама, бабушка и отчим мамы — в маленьком, мальчик рисует, находясь в Крыму. Он приехал летом в Симферополь из Калининграда в сопровождении одного отца. Андрей Бударев* привез сына не столько на летний отдых, сколько на лечение. Бабушка мальчика по отцовской линии, детский врач с солидным стажем, уверена, что у ребенка есть нарушения в развитии органов слуха и другие проблемы со здоровьем. Но детские медицинские карты не предъявляют психологам-педагогам по первому требованию, поэтому сказать, болен ли мальчик, эксперт не может. Как не может и подтвердить, что полтора года назад малышу был поставлен диагноз «тики», а позже — «невроз навязчивых движений».
В общении Серёжа производит впечатление общительного, адекватного, эмоционально развитого мальчика. Вот только себя он в состав семьи не включает. Ни на картинках, ни в рассказах. Вернее, получается, что у мальчика целых три семьи: папина, мамина и сама мама. Говорить о ней он отказывается, и в заключение этой, далеко не первой для малыша психологической экспертизы её автор укажет на то, что ребенок находится в состоянии эмоционального напряжения.
«У него сформировался внутренний конфликт между потребностью общения с матерью и ощущением угрозы, исходящей от неё», — подчеркнёт эксперт.
Родители Серёжи развелись два года назад. Разъехались. Мальчик остался жить с мамой. Никаких препятствий поначалу мама и папа, которые потом станут «сторонами конфликта» и даже «истцом и ответчицей», друг другу не чинили. График встреч был плавающим: малыш жил то с мамой, то с папой и его родителями. Они, в свою очередь, души в мальчике не чаяли. Серёжа отвечал взаимностью. Вот и для бабушки Наташи в «Цветике-восьмицветике» выбрал желтый цвет. Ребёнок так никогда, конечно, не скажет, но в расшифровке этого теста желтый определяет человека, который «удовлетворяет потребность в ласке, любви, признании». В общем, очень важный и позитивный персонаж.
Но осенью 2017 года именно она, позитивная бабушка Наташа, будет бросаться в ноги московским полицейским инспекторам и просить: обратите внимание, рассмотрите заявления. Ведь с сентября ни отец, ни бабушка не видели маленького Серёжу. Документы, которые есть у них на руках, дают основания сомневаться в том, что с ребенком всё в порядке.
Дело в том, что еще в марте этого года во время «передачи» ребенка на очередную побывку Андрей заметил на шее и пояснице сына тёмные ссадины. Похожие следы на теле ребенка появлялись и раньше, а родственники объясняли очень просто — воротником натёр. Но на этот раз Серёжа сам рассказал, откуда царапины.
«Синячок на шее? Это мама душила меня в моей кроватке, когда я ложился спать. Она прижимала меня к стене и давила мне на шею полной бутылкой Актимеля. Мне было больно и страшно, я плакал и кричал. Затем она побила меня рукой и ушла в другую комнату», — именно эти слова сына передал Андрей Бударев в своём обращении в полицию и позднее в суд. Просил лишить бывшую жену родительских прав, ссылался на Конвенцию о правах ребенка, рассказывал о своих предположениях о скрытой душевной болезни супруги.
Но ни одно из заявлений Андрея рассмотрено не было с тем результатом, на который надеялась его половина семьи. Маму мальчика не только не лишили родительских прав, но и даже напротив — суд определил, что Серёжа должен жить с ней на время тяжбы.
«Фактов противоправных действий в отношении несовершеннолетнего ребенка со стороны матери не установлено», — высказался суд и определил для общения Серёжи с отцом несколько часов в неделю, в общей сложности — меньше суток. А еще разрешил Андрею съездить с сыном на летний отдых, даже за пределы области, но не более чем на 7 календарных дней.
Этим правом Андрей и воспользовался, отправляясь с Серёжей в Симферополь. Вероятно, ему и в голову не могло прийти, что бывшая жена будет возражать, если мальчик задержится в тёплом южном климате. Но события стали развиваться иначе.
В августе семья Андрея узнала, что мальчика разыскивает полиция. Уже заведено розыскное дело, ребенка ищут, а его отца со дня на день могут объявить подозреваемым... в убийстве собственного сына. Тем временем Андрей и Серёжа продолжали присылать бабушке счастливые совместные фотографии с летнего отдыха. За это время они успели не только побывать на приеме у психолога в Симферополе, но и отдохнуть в санатории, навестить родственников на Кавказе и даже заехать в Москву к ЛОР-специалистам.
Однако сообщение о розыске поставило преждевременный крест на дальнейших планах. В итоге мальчик с отцом вернулись в Калининград 15 сентября. Это был последний день, когда Андрей видел своего сына.
Прямо в аэропорту, по возвращении из Крыма, мальчика забрали судебные приставы.
«Их был целый отряд. Не отдать было нельзя, не драться же мне с ними», — вспоминает Наталья.
Где сегодня находится Серёжа, его отец и бабушка не знают. На прямые вопросы мать мальчика не отвечает. Его бабушка по маминой линии — не последний человек в системе медицинской экспертизы Калининграда. Но никаких отношений с новой роднёй она не поддерживает.
Когда нет человеческого диалога, люди готовы идти на крайности. Вот и Бударевы решили говорить на языке протокола, допроса и ордера — обратились в уголовный розыск, потребовали разыскать сына и внука. Судьба бывшей жены и невестки их не слишком заботила.
Через день получили ответ. Офицер полиции сумел дозвониться до Татьяны, мамы Серёжи, передал заверения в том, что мальчик жив, что с ним всё в порядке и что он находится за пределами области: то ли в Москве, то ли в Смоленске.
Из садика, который раньше посещал мальчик, его выписали. Из детской поликлиники — исчезла карточка. Суд не принял однозначного решения. А определение о месте пребывания ребенка теперь не выполняет его мать. Приставы, на которых, по сути, возложена функция здравого смысла, то есть обязанность бдить, чтобы отец или мать не проводили с сыном больше положенного времени, предложили Бударевым оригинальное решение: забрать ребенка, вывезти за пределы региона и спокойно заниматься его воспитанием.
Судя по блеску в глазах Натальи Бударевой, эта идея не кажется ей из ряда вон выходящей. По её мнению, вопрос жизни и безопасности мальчика не праздный, и ребёнок действительно находится в угрожающей ситуации. Чтобы выйти из неё, Наталья готова обратиться хоть к главе Следственного комитета России, хоть к президенту, хоть к экстрасенсам...
Что кажется самому Серёже — не знает никто. Каждый новый психолог на его жизненном пути констатирует, что мальчику очень нужны взрослые. Но отношение к ним наполнено травмами и недомолвками. Ребенку как будто вовсе не объясняли, что происходит и почему.
Это даже взрослому нелегко понять.
Послесловие
Газета «Дворник» часто пишет о конфликтах деловых людей, которые или урывают себе высокие должности, или воюют за земельный участок. Стремление к преимущественному праву на актив, который может принести доход, авторитет, выгоду, кажется совершенно обычным для сегодняшней России. Истории о переделе и борьбе за единственного ребенка мам, пап и бабушек всё еще пугают самим фактом вторжения в поле личного, а не публичного интереса.
Именно поэтому данный рассказ, основанный на реальных документах, переданных в нашу редакцию, облачен в форму художественного очерка. Изложенные в документах факты ставят вопрос не только о моральной стороне дела, но и о формальной. Всегда ли корректно калининградские органы опеки и правоохранительная система реагируют на заявления, подобные тому, которое написали настороженные родственники Серёжи, увидев на его шее ссадины? Не покрывают ли давние служебные связи участников нашей истории откровенное домашнее насилие, вследствие которого детям наносятся не только психологические, но и реальные физические травмы? Кто поручится, что нет?
Нам такие не известны.