Вторая часть уже наделавшей шуму «Нимфоманки» Ларса фон Триера подоспела, как и обещалось заранее, аккурат к Международному женскому дню. Датский провокатор окончательно забыл в новом фильме про рыночную конъюнктуру. В результате, у фон Триера получилось пяти часовое безумное и жестокое порно-полотно. Чтобы хоть как-то приспособить фильм к формату кинопроката, «Нимфоманку» разделили на 2 части, параллельно избавившись от совсем уж одиозных сцен, сократив картину до четырех часов. Условный водораздел тут носит временной характер. Если в первом фильме, большую часть времени в кадре мелькала дебютантка Стэйси Мартин, которой досталась роль молодой главной героини, то во второй части в свои законные права вступает муза фон Триера последних лет – Шарлотта Генсбур. Вся эта ловкость рук не слишком пошла на пользу финальной версии, и на фоне первой части, вторая выглядит куда более блекло.

Исповедь нимфоманки Джо о ее безумных сексуальных похождениях продолжается. В первой части Триер бросает героиню в самый ответственный момент – Джо теряет возможность испытывать оргазм. В отчаянье, героиня готова дойти до самых крайностей, чтобы вернуть себе радость от плотских утех, разрушив по ходу дела то хрупкое семейное счастье, которое начинает робко вырисовываться.

Если в первом фильме Триер еще не открывал все карты, то здесь все уже окончательно встает на свои места: «Нимфоманка», ни много, ни мало – религиозная драма. За разговорами о сексе здесь всплывают споры о различиях в догматике между Православной и Католической церквями, и сколько ударов плетью мог получить Христос перед распятьем. Единственный преданный слушатель Джо – холостяк Селигман (Стеллан Скарсгорд) оказывается девственником и вообще чуть ли не агнцем божьим. История Джо – это история потери всякой благодати, то, что в религиозной литературе принято называть «богооставленностью». Потеря сексуального удовлетворения – это непросто какие-то физические неудобства, а полный метафизический крах.

Пытаясь вновь вернуть себе свое Царствие небесное, Джо отчаянно, чуть ли не до кровавых волдырей, мастурбирует хлещет себя по промежности мокрым полотенцем, на манер средневековых монахов, пытается переспать сразу с двумя чернокожими, а после и вовсе находит себе приют в логове садо-мазохиста, оказывающего пикантные услуги зрелым дамам. Наплевав на мужа и сына, героиня в смятении бежит к плетям и издевательствам, в место, ставшее для нее временным храмом, оставляя мертвым право самостоятельно хоронить своих мертвецов.

Если поверить Шарлотте Генсбур, заявляющей в своих интервью, что героиня-нимфоманка – это, в первую очередь, «темная сторона» самого Ларса фон Триера, то фильм превращается в настоящую исповедь мэтра, подробный комментарий всего его творческого пути. Режиссер, как всегда безжалостен, но в этот раз под лезвие скальпеля попадает не абстрактное человечество, а он сам со всеми вытекающими. Триер, конечно, с неприкрытым удовольствие раздает пощечины фарисеям из жюри Каннского фестиваля с помощью эмоционального диалога Джо о том, во что превратилось понятие политкорректности, но и про себя тоже не забывает. Прямые цитаты из «Антихриста» или биографии режиссера – явное тому свидетельство. Медленно, ступень за ступенью, вгоняя Джо в ее личный, персональный ад, Ларс, по сути, издевается сам над собой. Его жестокий натурализм принимает здесь совсем крайние формы. Смотреть, как Джо получает пощечины или как плеть разукрашивает красными полосками сжатые от страха женские ягодицы, местами, просто физически сложно. Но Триеру всего этого мало.

Ближе к финалу, начинает казаться, что режиссер выстраивает свою полную страдания повесть, чтобы дать героине (да и самому себе) долгожданный покой. Дослушавший историю до конца Селигман, с легкой руки, отпускает героине все грехи, отправляя спать. И вот здесь, на небольшой кровати в засаленной квартире, вроде бы и должен успокоиться мятежный дух Джо, обретя наконец и гармонию, и единственного в мире друга. Но злой шутник Триер щелчком пальцев переворачивает все с ног на голову: священник оказывается дьяволом, а пистолет, до этого предательски молчавший, работает без осечки.

Вместе с Джо Триер гонит в «Нимфоманке» самого себя по этой бесконечной Via Dolorosa к лобному месту, где вся рукопожатная публика уже заботливо приготовила гвозди для его ладоней. Никаких возможностей примирения, никаких компромиссов, как с окружающей действительностью, так и с самим собой. Триер сознательно остается во мраке, чтобы, по всей видимости, спустя очередные года два, выдать в свет новую порцию кристально-чистой мизантропии. И то отчаянье, которое режиссер накопил за время «Нимфоманки» вполне может послужить для будущих реакций отличным катализатором.


Текст: Алексей Щеголев