В пятницу, 21 июня, губернатор Антон Алиханов предложил скинуться на штрафы экологической организации «Экозащита!» и ее руководителю Александре Королевой. В 2014 году НКО был присвоен статус «иностранного агента». Фактически этот статус может получить любая некоммерческая организация, которая получает финансирование из-за рубежа и ведет «политическую деятельность». Последний термин законодатель понимает крайне широко. В результате иностранными агентами стали организации, которые даже не планировали заниматься политикой. 

«Экозащита!» не признает статус «иностранного агента», при этом губернатор уговаривал НКО сделать это, уверяя, что статус —«это не клеймо». Из-за отказа платить штрафы за несоблюдение законодательства по закону об «иностранных агентах» на Александру Королеву завели 5 уголовных дел. Афиша RUGRAD.EU поговорила с руководителями НКО и юристами и выяснила, могут ли работать в России некоммерческие организации с таким статусом и почему жест Алиханова больше похож на пиар-ход.

Михаил Чесалин, депутат Облдумы от партии «Патриоты России», директор КРОО «Правозащитный центр» (организация до сих пор находится в реестре НКО, имеющих статус «иностранный агент»)

Статус «иностранный агент» — это клеймо. У статуса изначально было назначение клеймения общественных организаций, которые позволяют себе иметь отличное от властного и провластного мнение. Для этого был избран соответствующий критерий — «если организация получает иностранное финансирование». Если быть последовательным, то первые, кого надо было по этому признаку записать в «иностранные агенты», — это все наши крупные олигархи. Которые не только иностранные инвестиции на свой бизнес получают, но и офисы в офшорах и зарубежных странах регистрируют. Конечно, в первую очередь иностранным агентом должна была стать Русская православная церковь, которая получает огромное количество иностранных денег, но при этом является общественной организацией. Вся эта кухня была затеяна, чтобы побороться с неугодными. И в неугодные попали организации, которые защищают сирот, онкологических больных, оказывают юридические услуги и занимаются экологией.

Вопрос «что такое политическая деятельность» трактуется Министерством юстиции крайне широко. В случае «Правозащитного центра» политической признали деятельность по защите материнства и детства — юридические консультации беременных женщин и женщин, у которых есть дети. Минюст и Калининградский областной суд это ничуть не смутило, что в постановлении Конституционного суда указано, что деятельность по защите материнства и детства не является политической.

Решение присвоить «Правозащитному центру» статус «иностранный агент» — не просто несправедливое, оно откровенно незаконное. После того как статус был присвоен, организация продолжает свою деятельность, но не так эффективно. Мы вообще отказались от иностранного финансирования как такового. Несмотря на то, что мы его получали не из-за рубежа, а от российской организации (она, в свою очередь, получала иностранные деньги). Мы отказались от финансирования, но статус [«иностранный агент»] пока еще висит. Всё руки не доходят написать заявление.

Уже больше 5 лет мы никаких денег не получаем. Работаем на голом энтузиазме. Теперь у нас нет ставки юриста. Так что в основном консультациями на общественных началах занимаюсь я и мои товарищи, которые могут это делать.

Отчетность, которую надо подавать в Минюст, на самом деле не такая уж и большая, чтобы с ней не справиться. Но это бесполезная отчетность. Особенно когда ничего не получаешь. Это специальные препоны, чтобы усложнить деятельность организации. Но это не та проблема, с которой нельзя было бы достаточно легко справиться. Они не могут придумать отчетность, которая могла бы меня затруднить. Они просто не в состоянии это сделать.

Предложение губернатора скинуться на штрафы «Экозащите!» — это абсолютно популистский шаг. Если бы он действительно хотел это сделать, то сделал бы это так, как это делают настоящие меценаты. Сам бы погасил [долги по штрафам] за счет своей зарплаты, пообщался бы со своими близкими и очень-очень денежными соратниками. И сделали бы это, как говорит герой одного фильма, без шума и пыли.

Это не решение проблемы. Решение проблемы — это если бы губернатор вышел с законодательной инициативой об отмене статуса. Или хотя бы обратился с письмом об отмене статуса «иностранного агента» для конкретной организации, которая является экологической. Экология политической деятельностью не является. Даже если эколог Семенов или Петров выступает против строительства экологически опасного предприятия, которое курирует один из лучших друзей президента. Это всё равно не политика.

Игорь Сергеев, руководитель регионального антикоррупционного центра в Калининграде «Трансперенси Интернешнл» (организация имеет статус «иностранный агент»)

Пока это «не клеймо» только на словах. Даже сама формулировка «иностранный агент» не может вызывать в нашей стране положительных ассоциаций, что накладывает определенные проблемы на восприятие нашей деятельности. Ситуация с Александрой Королевой является примером, когда вместо своей, безусловно, общественно-полезной деятельности человек вынужден доказывать свою аполитичность.

В регионе такого не замечали, что статус «иностранный агент» осложнил работу нашей организации. Но, наверное, ввиду того, что практически не работаем внутри [региона], а больше заняты федеральной повесткой. А внешнее взаимодействие в таком случае берет на себя головной офис в Москве.

Мое личное мнение, что термин «политическая деятельность» должен иметь какие-то более объективные критерии, а не просто субъективную оценку власти. И, конечно же, с какой стороны не посмотреть, наша деятельность таковой являться не может. Опять же, на мой взгляд.

Личные мотивы губернатора, [который предложил скинуться на штрафы «Экозащите!»], мне не могут быть известны. Но в любом случае проблема должна быть решена централизовано и системно. Для начала — конкретизацией терминологии. Не может норма, которая несет такие последствия для некоммерческих организациях, так размывчато выглядеть.

  

Виктор Гофман, директор КРОУ «Общество немецкой культуры и российских немцев «Айнтрахт-Согласие». В январе 2017 года организация была внесена в реестр иностранных агентов. В ноябре 2017 года КРОУ была ликвидирована.

Конечно, статус «иностранного агента» — это клеймо. Работать с этим статусом невозможно. Это связано и с отчетностью. Но самое главное, что это такой моральный удар. Гражданин России с таким клеймом… Для меня это был просто дикий позор.

Получить такой статус нормальному человеку в России (тем более тому, который за Россию и всё делает для России) — это бунты и в голове, и в сердце, и везде. Наш социум этого не понимает, что это нормально. Ты всегда под этим оком. В моем окружении это неприемлемо для нормального человека и нормальной организации.

Естественно, были партнерские связи, которые разрушились. От Министерства внутренних дел Германии сразу был ответ: «В этом статусе мы с вами партнерствовать не можем». Когда пошла первая волна, они сказали: «Держитесь, потому что, если это произойдет, мы будем не в состоянии...».

Мне дали понять, что мне работать нельзя. Меня нужно было убрать вообще из этого театра действий. Дали понять, что я должен только ликвидироваться. Я пытался сопротивляться, но понял, что бесполезно.

Я политикой никогда не занимался. Мне инкриминировали, что я слишком влияю на общественность, на все национальности с целью объединить их вокруг себя и подготовить к приходу Германии на эту территорию. Но вы представляете, какой маразм? Просто маразм.

Выступление бывшего вице-консула — это был предлог (в августе 2014 года в Немецко-русском доме выступал бывший вице-консул консульства Германии в Калининграде Даниэль Лисснер, мероприятие с его участием было расценено как «политическая деятельность». — Прим. ред.). С этого всё началось. Потом было мое выступление на митинге в поддержку Крыма и России. Мне инкриминировали, что я выступал. Да, я за Путина, за Крым. Но поскольку партнеры мои в Германии, то, значит, я выступал на эти деньги. Хотя я выступал как лидер российских немцев. А не как президент Немецко-русского дома. Но никто меня не слушал. Внесено в протокол: я выступал на митинге на 8 тысяч народу и говорил о политике. «А если бы я выступал против Путина?» — «Тем более». — «А за?» — «Всё равно».

Конечно, предложение скинуться на штрафы — это не системное решение проблемы. Пиар тут тоже присутствует. Может быть, ему неудобно за эту область [деятельности], где такими определениями разбрасываются: наехали — давай-давай добьем. Здесь и то, и другое присутствует. Может быть, в силу своего максимализма губернатор решил с одной стороны помочь. С другой — как пиар-ход ему это тоже не помешает.

Я стучался в эти двери, в Думу, когда со мной это происходило. Думал, как наивный албанец, что такого быть не может. Все же знают Немецко-русский дом, знают меня уже столько лет. Но, к сожалению, всем было выгодно противопоставить себя Европе. И, в частности, Германии. Получилось, что народная дипломатия никому не нужна.

Я не знаю, есть ли смысл выходить с законодательной инициативой в Госдуму. Если бы инициатива хотя бы проявилась, чтобы это был пример для других регионов… Но я боюсь, что они [депутаты Облдумы] на это не пойдут. Своя рубаха ближе к телу. Чего им скандалить? Хотя, конечно, могли бы выступить, губернатора поддержать. Инициатива может быть, но будет ли поправка? Но я бы на их месте так сделал.

Александр Саленко юрист, специалист по конституционному праву

«Клеймо» — это термин из сферы психологии. Но на деятельности НКО это, безусловно, отражается. У НКО сразу блокируется любая кооперация с представительными органами государственной власти и местного самоуправления. Это репутационные потери. Это то самое клеймо, которое блокирует любую кооперацию. Для обывателя этот статус заранее звучит подозрительно.

НКО видят, что с ними никто не сотрудничает. Они даже могут получать гранты. Но они погружаются в вакуум. В законе нет прямого указания не взаимодействовать. Но все понимают, что если ты будешь взаимодействовать, то ни к чему хорошему это не приведет.

Взять ту же «Экозащиту!»: у нас в законе указывается, что иностранными агентами не могут признаваться организации в сфере экологии. Но, как показала жизнь, — могут. Политика — очень растяжимое понятие. Что считать политикой? Шиес или парк в Екатеринбурге — это всё политика. Хотя это экологическая политика.

Плюс есть юридическая сторона. Статус «иностранного агента» надо получать. Если не получишь — вплоть до уголовных дел (что мы видим у Королевой). Этот особый мониторинг менеджмента: ты где-то просчитался — на тебя накладывают драконовские штрафы. И репутационно-имиджевые [издержки] для психологии человека: меня обозначают, по сути, словом «пятая колонна».

Почему все организации, которым давали этот статус, ликвидируются? Потому что, как правило, это были региональные НКО. «Трансперенси» или Grenpeace Russia, я думаю, это переживут. Но «Экозащита!» — это маленькая локальная группа, которая всю деятельность строила здесь. В регионе у нее выбили почву из под ног.

Был смысл более четко сформулировать понятие «политической деятельности». В законе указано, что к политической не относится деятельность в области науки, культуры, искусства, здравоохранения, профилактики здоровья, защита растительного и животного мира. Но «Экозащита!» показала, что защита животного и растительного мира все-таки их как-то туда завела.

Термин «иностранный агент» — априори неправильный. Надо было на уровне бухгалтерской отчетности сказать, что информация об иностранном финансировании должна предоставляться более детально. Если речь шла просто о финансовом мониторинге. В законодательстве есть понятие «банковская тайна». У юридических лиц и НКО может быть своя тайна — «некоммерческая тайна». То есть для государства они эту информацию раскрывают. Но не надо это выставлять напоказ.

Есть принцип — недопустимость иностранного вмешательства в политику. Никто не должен финансировать политические партии, никто не имеет права финансировать политических игроков. Мониторинг государства в этом секторе оправдан. Но НКО всегда в поисках грантов. Как в России, так и за рубежом. Существует глобальные НКО типа «Трансперенси», Greanpeace — про них все понимают, что их финансируют международные организации, правительства, глобальные олигархи. И это нормально. Потому что люди через эти НКО напрямую на политику не влияют и в выборах не участвуют. 

У нас же пошли по ограничительному пути. Закон по факту обрубил деятельность НКО с таким статусом. Закон сводит все НКО с иностранным финансированием к стигматизации, к черной метке.

Как мне кажется, нужно было сделать крайне деликатный мониторинг через документы бухгалтерской отчетности. Но ни в коем случае не должно быть обозначения «иностранный агент» и что всё это выставляется в публичную сферу. Должен быть принцип равноправия. Но мы видим, что закон привел исключительно к отрицательным последствиям: люди просто закрывают организации. Это вредит гражданскому обществу, которое построено на активности граждан.