Первая мировая война, в отличие от Великой Отечественной, очень долго находилась за границами официального пропагандистского дискурса. В советское время об этой войне, по понятным причинам, старались не вспоминать. В конце концов, большевики были первыми, кто поимел свой профит, благодаря жесткой антивоенной пропаганде, а в русской художественной литературе эта трагедия быстро была вытеснена с первой линии совершенно другими событиями – двумя революциями подряд, героическими подпольщиками, боровшимися с жестокими жандармами и прочими атрибутами дивного, нового мира, разрушающего жалкие остовы старого порядка.

Но некоторое время назад ситуация начала меняться. На самом верху вспомнили, что надвигается столетний юбилей рокового августа 1914-го, а в стране даже, по сути, ни одного памятника погибшим в Первой мировой нет. Пробел пришлось в срочном порядке заполнять, и Калининградской области в этом деле досталась далеко не самая легкая роль. В понимании чиновников всех мастей, это единственный регион современной России, на территории которого, в то время, проходили реальные бои. Так что область даже здесь, как в лучшие времена Георгия Бооса, умудрилась стать этаким «пилотным регионом». Первый памятник в областном центре открыли еще в мае, но главные сюрпризы были, конечно, припасены до августа. В Гусеве должны были открыть еще один памятник (по факту, одним монументом решили не ограничиваться и открыли сразу два), финальным же аккордом должна была стать военно-историческая реконструкция «Гумбинненское сражение». Общий пафос мероприятия зашкаливал настолько, что на фестиваль реконструкторов ожидались самые высокие гости. Вплоть до Владимира Путина. У главы государства, правда, нашлись куда более неотложные дела, а единственным чиновником федерального масштаба стал вполне ожидаемый министр культуры Владимир Мединский.

С первым монументом здесь все было более-менее понятно. Памятник работы заслуженного художника РФ Владимира Суровцева «Штыковая атака» презентовался еще на совете по культуре при губернаторе, так что оценить коренастую фигурку пехотинца, застывшую на постаменте со штыком наперевес, мог, в принципе, каждый желающий.

Церемонию открытия организовали таким образом, чтобы сентиментально настроенных зевак стопроцентно бы прошибало на слезу. Пока памятник томился под желтой шторой (из под навеса лишь предательски торчал заостренный кончик штыка), по площади маршировали военнослужащие гусевского гарнизона под попурри из военных песен разных лет. При том, с исторической точки зрения, тут получалась полная эклектика: русские полки то героически отбивались от турок, то от немцев, то вся эта музыкальная картина сменялась песнями белого движения времен гражданской войны. Общее настроение всех этих песен можно охарактеризовать, как «в общем, все умерли», но умерли они, конечно, героями. «Все когда-нибудь умрут!», - надрывался неестественно веселый голос из колонок, повествуя, как вражеские снаряды рвали тела несчастных солдат, пули свистели и свистели, а по земле текли реки крови. «Ура! За Родину погибаем!», - тут же подначивали в другой песне.

«Мы должны помнить историю, иначе история может забыть нас», - предупредил собравшихся наконец-то добравшийся до микрофона Николай Цуканов.

Владимир Мединский, как и положено федеральному чиновнику, был в своих оценках еще более крут и категоричен, чем калининградский губернатор. В его мировоззрении Гумбинненское сражение – это какая-то сакральная точка всей человеческой истории. Министр был уверен, что если бы 100 лет назад русские войска не одержали победу в этом сражении, то и вся бы человеческая история развернулась по-другому: Франция, как суверенное государство, перестало бы существовать, а Калининградская область могла бы быть совсем не Калининградской и принадлежала бы другому государству.

Удар по патриотическому пафосу министра культуры пришел с неожиданной стороны. Базирующийся в Гусеве инвестиционно-промышленный холдинг GS Group решил не оставаться в стороне от торжественных мероприятий и поставить собственный памятник (господин Мединский назвал почему-то всю эту кавалькаду с монументами «программой монументальной пропаганды»). При том с бюджетами, судя по всему, у промышленного гиганта проблем не было и на роль автора пригласили известного скульптора Михаила Шемякина. Авторитет этой персоны в мировом арт-сообществе вопросов никаких не вызывает, но вот только скульптура у господина Шемякина получилась совсем не про то, что рассказывал министр культуры. Зазубренное, раздробленное колесо (то самое «колесо истории»), внутри которого распят российский солдат. Аллюзии с Христом и мученичеством тут однозначны, да и скульптор поторопился пояснить, что это «памятник трагедии». То есть, это скорее иллюстрация к «Красному смеху» Леонида Андреева, «Путешествию на край ночи» Луи Фердинанда Селина, «Бойне номер пять» Курта Воннегута (да фактически любой антивоенной книге и не важно о какой она войне), чем история про «победу» и «подвиг» о которых так часто говорил в этот день Мединский.

«Вы знаете, все работы Михаила Шемякина, в отличие от шоколадных конфет, не находятся в категории «нравятся – не нравятся». Каждая из них, рано или поздно, становится событием», - как-то не слишком уверенно попытался охарактеризовать скульптуру глава Минкульта.

Зато уж самой реконструкцией в поселке Лермонтово Владимир Мединский мог гордиться по полному праву. Из военно-исторического фестиваля получилась своеобразная, калининградская версия фестиваля «Нашествие»: публика шатается в шашлычном дыму от мангалов, словно пехота в облаке ядовитого газа, где-то пытаются запустить в небо огромный аэростат, невидимый оркестр наигрывает газмановский мотив «Балтийский берег – рыжая заря», к биотуалетам выстраиваются внушительные очереди. Количество посетителей – это, конечно, отдельная строка гордости организаторов. Сколько их тут всего было –сосчитать сложно, но пробиваться сквозь толпы по склонам было весьма затруднительно.

«Очередь автомобилей на въезд большая. Сколько зрителей – сказать не могу, у нас обычно милиция считает… Но тут явно не тысяча человек, не 10 тысяч и не 15 тысяч», - комментировал Владимир Мединский.

Сама реконструкция тоже получилась вполне себе эпичной. На линии горизонта лениво топталась русская кавалерия под прикрытием бронемашины. Немцы держали окоп по центру поля. Артиллерийские расчеты кайзеровской армии никаких признаков жизни не подавали. Обе армии друг на друга внимания особо не обращали и, как, казалось бы, ничто беды не предвещало. Но из мегафона вдруг неожиданно грозно рявкнуло голосом Мединского «Слава России!» после чего фигурки реконструкторов заметно оживились.

Война тут выглядела, примерно, так, как и, наверное, хотелось бы господину Мединскому - подвиг русских солдат, которые в безнадежных условиях, за счет личного героизма, не только отбивают атаки, но и отбивают позиции у немцев.

Удалой русский кавалерист, проскочив в тыл, играючи разогнал немецкий артиллерийский расчет и захватил орудие. Тут же прибежала пехота, развернув пушки против немецких позиций. Бронеавтомобиль неприятеля был подбит русской артиллерией, наш же, напротив, не только не подбит, но и прорывался в тыл к противнику, где доставил ему изрядное количество хлопот.

«Подлые» немцы погнали перед собой колонну русских пленных (безоружных и в белых рубашках), чтобы прикрыть свое наступление, но им даже это не помогло. Русские полки ответили им залпами, но, конечно, ни у кого из офицеров не появилось и мысли, чтобы сыграть с немцами такую же шутку. Вопрос о том, как распоряжались пленными русские части, ведущий реконструкции тактично умолчал. На спецэффекты и пиротехнику здесь не скупились, все исправно горело и взрывалось.

Но окончилось все все равно так, как и должно: русский штандарт взвился над непреятельской контрольной точкой. Владимир Мединский мог быть вполне доволен и собой, и Николаем Цукановым, и другими организаторами: ход истории снова не переломился, Франция была спасена, а реконструкция, судя по реакции толпы, удалась. Тем более, что другие, куда более неприятные моменты этой самой истории (до грядущего отречения Николая II и Февральской революции остается совсем немного), тут так и остались за кадром.


Фото: Власова Юлия