Светлана Сивкова: Нельзя называть Министерство культуры «прачечной»
12 апреля 2016
В рамках проекта «Город и его люди» директор Музея Мирового океана Светлана Сивкова рассказала Афише RUGRAD.EU о том, как её культурное учреждение боролось против строительства многоэтажного дома, почему нельзя отменить День селёдки, о патриотизме и государственном заказе.
«Нам не хватает целевой аудитории»
За те годы, что существует Музей Мирового океана, культурные запросы калининградцев, нашей аудитории в целом не изменились. Мне кажется, что раньше они были даже более высокие, чем сегодня. Как учреждение культуры, которое популяризует науку, науку об океане, мы стараемся давать знание, но запросы чаще связаны даже не с образованием. Люди хотят отдыхать в музее, легко воспринимать любую информацию. А мы, в свою очередь, должны предоставить им эту возможность.
Я вижу по детям, что они сейчас очень много работают, учась в школе. Вспоминаю себя в школьные годы: приходили домой, делали уроки и были свободны — отдыхали, занимались спортом, ходили в тысячи кружков, и нас хватало на всё. Сегодня в школах — напряжённые образовательные программы. Детям и подросткам, которые от рождения с гаджетами, музей дает возможность иначе воспринимать информацию: здесь они сами могут что-то сделать, потрогать, пощупать и понять.
Я делаю акцент на юной аудитории, потому что мы активно работаем со школами. Однако, по результатам социологического исследования, средний возраст нашего посетителя — 30-40 лет. Но есть целевая аудитория, которая практически потеряна, и её нам очень не хватает. Это подростки, а подростки — особые люди. Они критичны, негативно ко всему относятся. Их очень сложно настроить на образовательную волну. Они трудно впитывают информацию, а порой вообще ничего не хотят. А мы стремимся к тому, чтобы этот подростковый возраст «шёл» к нам.
Ещё хочется видеть больше студенческой молодёжи. Уже в этом году для неё будут сформированы новые музейные программы. Совместно с центром создания и поддержки творческих инициатив «Среда», с Александром Исаевым (радиоведущий, организатор гастрономического фестиваля Street Food Weekend. — Прим. ред.) мы делаем площадки, где аудитория могла бы заняться тем, что ей на самом деле нравится. Это комбинированный формат: можно будет отдохнуть, почитать стихи, поиграть на гитаре или других музыкальных инструментах, можно попить кофе, позаниматься спортом.
Смысл этих открытых площадок — дать людям возможность прийти, просто пообщаться, позаниматься тем, чем хочешь, при этом есть возможность зайти в музей. То есть ты заходишь в музей, узнаёшь что-то новое, это тебя притягивает, и ты начинаешь дальше и дальше раскручивать этот кусочек истории, получаешь новые знания, опыт, благодаря нашим экспозициям.
«От Дня селёдки мы уже устали»
У нас нет какого-то директивного указания по поводу патриотического воспитания. Я не помню ни одного письма министерства культуры, которое бы приходило к нам с императивом: «Вы должны заниматься патриотизмом!» Но, занимаясь историей, историей своего государства, в особенности морской историей, мы невольно занимаемся и патриотическим воспитанием. Ведь музейные экспозиции и выставки рассказывают о подвигах, достижениях, о славе. Рассказывая о «Витязе» и вкладе советских ученых в изучение мирового океана, об открытиях великих русских мореплавателей, занимаемся ли мы патриотизмом? Безусловно, да. Само собой получается, что создание музея и его функционирование — это большая патриотическая работа.
Я приведу в пример наш знаменитый День селёдки. Мы от него уже устали. Но это такой народный праздник, который нельзя отменить. Есть же народный праздник – Масленица. И вот как приходит масленица, так приходит и День селёдки. И каждый раз мы пытаемся придумать, чтобы у этого праздника был какой-то смысл.
Основная культурная миссия музея как была, так и осталась. Ничего не меняется. Но я вспоминаю времена, когда я работала в историко-художественном музее. Тогда была цензура. Мы ни одну выставку не могли выпустить, пока её не примет комиссия, выделив определенные позиции и расставив акценты. История нашего региона подавалась через историю русского оружия на этой земле. О пруссах мы ещё говорили, но о тевтонах, о том, что касалось предвоенных дел или девятнадцатого века, старательно замалчивалось. Тайным образом перепечатывались материалы, справочники, и постепенно мы узнавали, что такое Кёнигсберг, что здесь происходило. Сейчас ничего подобного нет, но что касается миссии музея, то она во все времена едина: мы являемся учреждением, в каком-то смысле, идеологическим и патриотическим.
Музей Мирового океана – естественно-научный музей, музей исследований. В светлогорском филиале у нас будет написана фраза, которую я недавно услышала от одного помора: «Морем дышим, от моря живём». Вот наша миссия — рассказать, что все мы «дышим морем». Объяснить, как его сохранять, как мы должны относиться к морю, как мы должны сохранять себя, узнавать про себя, мир узнавать… Есть известный вопрос Канта: «На что я могу надеяться»? И мы на него пытаемся ответить.
«От того, что мы получаем какой-то земельный участок, наши зарплаты не увеличиваются»
Невозможные вещи в организации музейной работы для меня, конечно, есть. Есть и проблемы. Тяжело продвигать некоторые вещи, связанные с развитием нашей территории. Музей движется по ней, но есть два больших куска, совершенно не освоенных. Когда проезжаю, глаза закрываю. Стыдно перед гостями, перед всеми, но мы надеемся, что на одном из них — между морской администрацией и музеем — в ближайшее время начнутся работы. Есть довольно интересный проект— восстановление пакгауза таким, каким он был на этой территории. И это великое счастье, что мы этого добились и не допустили несогласованного строительства — а ведь там собирались строить многоэтажный дом! Мы рады, что появился хозяин, который рассматривает эту территорию как достопримечательное место и пытается вместе с нами определиться, что здесь должно быть. И счастье в нашем Калининграде встретить таких людей! Их, к сожалению, немного.
Мы никогда не претендовали на всю территорию. От того, что мы получаем какой-то земельный участок или какой-то объект, наши зарплаты не увеличиваются. От этого только больше бессонных ночей, головной боли и потраченных нервных клеток. Дополнительная территория не даёт нам прироста денег, как это бывает в бизнесе, когда хозяин, получив надел, выбивает из него как можно больше: строит жильё, офисы и затем продает. И плевать ему на архитектурный облик. Этот ужас творится везде в нашем городе. Все хотят видеть красивый город, строить и восстанавливать какие-то части. Вот наша территория — старый порт. Но рядом с этим местом мог появиться многоэтажный дом. Слава Богу, нам удалось убедить собственника этого не делать. И сейчас, я надеюсь, всё будет хорошо. Конечно, новое здание не будет пакгаузом один в один, но это будет здание в стиле старого немецкого порта. Я не говорю «кёнигсбергского», потому что не считаю, что мы живём в нём. Это не Кёнигсберг. Для меня это Калининград, но при этом он не связан с именем Калинина, потому что это была ошибка назвать город именем человека, который никакого отношения к нему не имел. Просто это город с хорошим, созвучным названием. Мне нравится название Кёнигсберг, но для русского уха оно звучит жестковато, гораздо приятнее — Калининград. Во всяком случае, мне слух не режет...
Но вернёмся к набережной. На ней есть территории в очень плохом состоянии, например между подводной лодкой и двухъярусным мостом. Нам очень хочется этот участок восстановить, но земля находится в частных руках. Как результат— бесконечные суды по этому поводу. Люди, которые ею владеют, получили территорию когда-то как бы «случайно». Сегодня они доказывают, что там должны находиться офисы, а я — что там должно быть продолжение военно-морского центра, который давно «вырос» из отведённого ему пространства. При этом наша подводная лодка уже несколько лет подряд занимает четвёртое место в стране по популярности, равняясь с Эрмитажем и Русским музеем! Вообще, лодку я воспринимаю не столько как военный, сколько как философский объект: человек спускается на подводную лодку одним, а выходит из неё совершенно другим. Одно дело слышать об этом невероятно стесненном пространстве, другое — видеть его, «примерять» на себя.
«Если корабль будет принимать столько посетителей, сколько написано в госзаказе, он может затонуть»
У нас есть государственный заказ. Это идёт из бизнеса, и началось совсем недавно. Нам сказали, что мы продаём услугу. И если музей её хорошо продаёт, то государство за неё будет платить. На самом деле мы храним государственные ценности, и государство нам платит именно за это. Чем больше ценностей храним, тем больше должно платить. Но нам дают больше, только если посетителей приходит больше. Такие вот новшества, которые пришли с Запада.
Я к этому отношусь неоднозначно. Нельзя сказать, что это совсем плохо, нельзя сказать, что это хорошо. Я приведу такой пример: нам платят за выставки. В госзадании указано количество выставок. У нас в музее их 102 вместе с экспозициями. Представляете, что это такое? 365 дней в году, 100 выставок — это означает, что каждый третий день или открывается новая выставка, или перевозится в другое место.
Конечно, мы придумываем, как выкручиваться из этой ситуации. Многие стали делать выставки одного предмета. Есть выставки постерные, плакатные, а есть вот такая, как «Люди моря», на которой представляется 1000 предметов. И она тоже приравнивается к одной выставке. И одновременно мы отвезём ещё десяток выставок в школы и там их покажем. Несопоставимые вещи. Но, с другой стороны, нам говорят: «Вы должны выходить с выставками, возить их по области, в школы, в какие-то далёкие районы». И у нас действительно огромное количество выставок, которые мы возим по Калининградской области. С одной стороны, это хорошо, но выставка выставке рознь, поэтому такой «количественный» подход — это палка о двух концах.
Культура всё же «даёт» впечатление. А впечатление нельзя загонять в рамки. Вот тебе пять граммов впечатления, а тебе — десять граммов. Это невозможно.
Когда посетителей много — это хорошо. У нас на открытии выставки будет Владимир Ильич Толстой (президент российского комитета международного совета музеев и директор музея-усадьбы «Ясная поляна». — Прим. ред.), он говорит: «Усадьба не может принять такое количество людей. Там уже ступеньки проваливаются». Поэтому над показателями по посещаемости мы заставили наконец задуматься Министерство культуры, объясняя, что нельзя сыпать цифрами. Будем подводить Министерство культуры и департамент культурного наследия к тому, что здесь нужно делать градацию. Например, ледокол «Красин», чтобы заработать столько денег, сколько нам говорят, должен принять такое количество посетителей, что просто затонет.
Есть ограничения, и каждый музей индивидуален, нет двух одинаковых. Это в советское время было много однотипных музеев. А сейчас сообщество очень креативное: мы соревнуемся в том, что ещё такое необыкновенное придумать. Музейное дело в России сейчас очень далеко ушло вперед, правда. Есть музеи большие, есть маленькие, и нельзя их загонять в узкие рамки каких-то определенных задач.
«Я не понимаю, почему столько лет нельзя восстановить «Кройц-аптеку»
Нам нужно привести в порядок «сердце города», потому что это сердце совершенно больное, разрушенное и не бьется. Это самое тяжёлое. Также у нас есть интересные архитектурные объекты — оборонительный пояс (ворота и форты). Если бы мы всё это привели в порядок, было бы здорово.
У меня сердце кровью обливается, когда я смотрю на здание «Кройц-аптеки». Такое ощущение, что кто-то ждёт, когда она свалится. Я не понимаю, почему нельзя восстановить, сохранить «Кройц-аптеку» столько лет. Какой-то злой рок. Ведь все говорят об этом красивейшем историческом здании и ничего не делают.
Шутя, говорю, что пережила девять министров. Много. Могу сказать честно, что Министерство культуры сыграло огромную роль в создании музея, в сохранении объектов. И называть Министерство культуры «прачечной”, как сейчас это делают в связи с последним скандалом — он действительно большой позор, — нельзя. Министерство делает огромную работу по сохранению памятников в России, в Калининградской области министерство финансировало восстановление многих объектов, многие мероприятия.
Я оптимист, поэтому верю, что всё будет хорошо и музей мы обязательно построим. Ведь он единственный в стране комплексный морской музей с такой уникальной набережной, которой нет нигде в мире. Мы даже не понимаем, что имеем. То, что сделано, сделано в наше тяжёлое время. У нас не было такого объекта, который бы нам от кого-то достался. Когда собираемся с руководителями музеев, шутим: «Ну что, тебе всё император собрал, тебе — граф такой-то, а мы сами себе всё сделали». По сути, мы сами это придумали, из руин, из ржавого металла, из заброшенной набережной, сами всё сделали. И Министерство культуры — самое не морское министерство, пожалуй, всегда нас поддерживало.
Мне всегда приходилось доказывать необходимость строительства Музея Мирового океана, а теперь очень хочется его завершить. У нас уже есть три этажа основного корпуса «Планета Океан», мы уже ходим по ним, видим, где будут размещаться аквариумы. Сегодня непростые времена, но мы надеемся, что они пройдут. Надо запасаться терпением — и нам, и Министерству культуры.
Текст: Мария Пустовая
Фото: Юлия Власова
«Нам не хватает целевой аудитории»
За те годы, что существует Музей Мирового океана, культурные запросы калининградцев, нашей аудитории в целом не изменились. Мне кажется, что раньше они были даже более высокие, чем сегодня. Как учреждение культуры, которое популяризует науку, науку об океане, мы стараемся давать знание, но запросы чаще связаны даже не с образованием. Люди хотят отдыхать в музее, легко воспринимать любую информацию. А мы, в свою очередь, должны предоставить им эту возможность.
Я вижу по детям, что они сейчас очень много работают, учась в школе. Вспоминаю себя в школьные годы: приходили домой, делали уроки и были свободны — отдыхали, занимались спортом, ходили в тысячи кружков, и нас хватало на всё. Сегодня в школах — напряжённые образовательные программы. Детям и подросткам, которые от рождения с гаджетами, музей дает возможность иначе воспринимать информацию: здесь они сами могут что-то сделать, потрогать, пощупать и понять.
Я делаю акцент на юной аудитории, потому что мы активно работаем со школами. Однако, по результатам социологического исследования, средний возраст нашего посетителя — 30-40 лет. Но есть целевая аудитория, которая практически потеряна, и её нам очень не хватает. Это подростки, а подростки — особые люди. Они критичны, негативно ко всему относятся. Их очень сложно настроить на образовательную волну. Они трудно впитывают информацию, а порой вообще ничего не хотят. А мы стремимся к тому, чтобы этот подростковый возраст «шёл» к нам.
Ещё хочется видеть больше студенческой молодёжи. Уже в этом году для неё будут сформированы новые музейные программы. Совместно с центром создания и поддержки творческих инициатив «Среда», с Александром Исаевым (радиоведущий, организатор гастрономического фестиваля Street Food Weekend. — Прим. ред.) мы делаем площадки, где аудитория могла бы заняться тем, что ей на самом деле нравится. Это комбинированный формат: можно будет отдохнуть, почитать стихи, поиграть на гитаре или других музыкальных инструментах, можно попить кофе, позаниматься спортом.
Смысл этих открытых площадок — дать людям возможность прийти, просто пообщаться, позаниматься тем, чем хочешь, при этом есть возможность зайти в музей. То есть ты заходишь в музей, узнаёшь что-то новое, это тебя притягивает, и ты начинаешь дальше и дальше раскручивать этот кусочек истории, получаешь новые знания, опыт, благодаря нашим экспозициям.
«От Дня селёдки мы уже устали»
У нас нет какого-то директивного указания по поводу патриотического воспитания. Я не помню ни одного письма министерства культуры, которое бы приходило к нам с императивом: «Вы должны заниматься патриотизмом!» Но, занимаясь историей, историей своего государства, в особенности морской историей, мы невольно занимаемся и патриотическим воспитанием. Ведь музейные экспозиции и выставки рассказывают о подвигах, достижениях, о славе. Рассказывая о «Витязе» и вкладе советских ученых в изучение мирового океана, об открытиях великих русских мореплавателей, занимаемся ли мы патриотизмом? Безусловно, да. Само собой получается, что создание музея и его функционирование — это большая патриотическая работа.
Я приведу в пример наш знаменитый День селёдки. Мы от него уже устали. Но это такой народный праздник, который нельзя отменить. Есть же народный праздник – Масленица. И вот как приходит масленица, так приходит и День селёдки. И каждый раз мы пытаемся придумать, чтобы у этого праздника был какой-то смысл.
Основная культурная миссия музея как была, так и осталась. Ничего не меняется. Но я вспоминаю времена, когда я работала в историко-художественном музее. Тогда была цензура. Мы ни одну выставку не могли выпустить, пока её не примет комиссия, выделив определенные позиции и расставив акценты. История нашего региона подавалась через историю русского оружия на этой земле. О пруссах мы ещё говорили, но о тевтонах, о том, что касалось предвоенных дел или девятнадцатого века, старательно замалчивалось. Тайным образом перепечатывались материалы, справочники, и постепенно мы узнавали, что такое Кёнигсберг, что здесь происходило. Сейчас ничего подобного нет, но что касается миссии музея, то она во все времена едина: мы являемся учреждением, в каком-то смысле, идеологическим и патриотическим.
Музей Мирового океана – естественно-научный музей, музей исследований. В светлогорском филиале у нас будет написана фраза, которую я недавно услышала от одного помора: «Морем дышим, от моря живём». Вот наша миссия — рассказать, что все мы «дышим морем». Объяснить, как его сохранять, как мы должны относиться к морю, как мы должны сохранять себя, узнавать про себя, мир узнавать… Есть известный вопрос Канта: «На что я могу надеяться»? И мы на него пытаемся ответить.
«От того, что мы получаем какой-то земельный участок, наши зарплаты не увеличиваются»
Невозможные вещи в организации музейной работы для меня, конечно, есть. Есть и проблемы. Тяжело продвигать некоторые вещи, связанные с развитием нашей территории. Музей движется по ней, но есть два больших куска, совершенно не освоенных. Когда проезжаю, глаза закрываю. Стыдно перед гостями, перед всеми, но мы надеемся, что на одном из них — между морской администрацией и музеем — в ближайшее время начнутся работы. Есть довольно интересный проект— восстановление пакгауза таким, каким он был на этой территории. И это великое счастье, что мы этого добились и не допустили несогласованного строительства — а ведь там собирались строить многоэтажный дом! Мы рады, что появился хозяин, который рассматривает эту территорию как достопримечательное место и пытается вместе с нами определиться, что здесь должно быть. И счастье в нашем Калининграде встретить таких людей! Их, к сожалению, немного.
Мы никогда не претендовали на всю территорию. От того, что мы получаем какой-то земельный участок или какой-то объект, наши зарплаты не увеличиваются. От этого только больше бессонных ночей, головной боли и потраченных нервных клеток. Дополнительная территория не даёт нам прироста денег, как это бывает в бизнесе, когда хозяин, получив надел, выбивает из него как можно больше: строит жильё, офисы и затем продает. И плевать ему на архитектурный облик. Этот ужас творится везде в нашем городе. Все хотят видеть красивый город, строить и восстанавливать какие-то части. Вот наша территория — старый порт. Но рядом с этим местом мог появиться многоэтажный дом. Слава Богу, нам удалось убедить собственника этого не делать. И сейчас, я надеюсь, всё будет хорошо. Конечно, новое здание не будет пакгаузом один в один, но это будет здание в стиле старого немецкого порта. Я не говорю «кёнигсбергского», потому что не считаю, что мы живём в нём. Это не Кёнигсберг. Для меня это Калининград, но при этом он не связан с именем Калинина, потому что это была ошибка назвать город именем человека, который никакого отношения к нему не имел. Просто это город с хорошим, созвучным названием. Мне нравится название Кёнигсберг, но для русского уха оно звучит жестковато, гораздо приятнее — Калининград. Во всяком случае, мне слух не режет...
Но вернёмся к набережной. На ней есть территории в очень плохом состоянии, например между подводной лодкой и двухъярусным мостом. Нам очень хочется этот участок восстановить, но земля находится в частных руках. Как результат— бесконечные суды по этому поводу. Люди, которые ею владеют, получили территорию когда-то как бы «случайно». Сегодня они доказывают, что там должны находиться офисы, а я — что там должно быть продолжение военно-морского центра, который давно «вырос» из отведённого ему пространства. При этом наша подводная лодка уже несколько лет подряд занимает четвёртое место в стране по популярности, равняясь с Эрмитажем и Русским музеем! Вообще, лодку я воспринимаю не столько как военный, сколько как философский объект: человек спускается на подводную лодку одним, а выходит из неё совершенно другим. Одно дело слышать об этом невероятно стесненном пространстве, другое — видеть его, «примерять» на себя.
«Если корабль будет принимать столько посетителей, сколько написано в госзаказе, он может затонуть»
У нас есть государственный заказ. Это идёт из бизнеса, и началось совсем недавно. Нам сказали, что мы продаём услугу. И если музей её хорошо продаёт, то государство за неё будет платить. На самом деле мы храним государственные ценности, и государство нам платит именно за это. Чем больше ценностей храним, тем больше должно платить. Но нам дают больше, только если посетителей приходит больше. Такие вот новшества, которые пришли с Запада.
Я к этому отношусь неоднозначно. Нельзя сказать, что это совсем плохо, нельзя сказать, что это хорошо. Я приведу такой пример: нам платят за выставки. В госзадании указано количество выставок. У нас в музее их 102 вместе с экспозициями. Представляете, что это такое? 365 дней в году, 100 выставок — это означает, что каждый третий день или открывается новая выставка, или перевозится в другое место.
Конечно, мы придумываем, как выкручиваться из этой ситуации. Многие стали делать выставки одного предмета. Есть выставки постерные, плакатные, а есть вот такая, как «Люди моря», на которой представляется 1000 предметов. И она тоже приравнивается к одной выставке. И одновременно мы отвезём ещё десяток выставок в школы и там их покажем. Несопоставимые вещи. Но, с другой стороны, нам говорят: «Вы должны выходить с выставками, возить их по области, в школы, в какие-то далёкие районы». И у нас действительно огромное количество выставок, которые мы возим по Калининградской области. С одной стороны, это хорошо, но выставка выставке рознь, поэтому такой «количественный» подход — это палка о двух концах.
Культура всё же «даёт» впечатление. А впечатление нельзя загонять в рамки. Вот тебе пять граммов впечатления, а тебе — десять граммов. Это невозможно.
Когда посетителей много — это хорошо. У нас на открытии выставки будет Владимир Ильич Толстой (президент российского комитета международного совета музеев и директор музея-усадьбы «Ясная поляна». — Прим. ред.), он говорит: «Усадьба не может принять такое количество людей. Там уже ступеньки проваливаются». Поэтому над показателями по посещаемости мы заставили наконец задуматься Министерство культуры, объясняя, что нельзя сыпать цифрами. Будем подводить Министерство культуры и департамент культурного наследия к тому, что здесь нужно делать градацию. Например, ледокол «Красин», чтобы заработать столько денег, сколько нам говорят, должен принять такое количество посетителей, что просто затонет.
Есть ограничения, и каждый музей индивидуален, нет двух одинаковых. Это в советское время было много однотипных музеев. А сейчас сообщество очень креативное: мы соревнуемся в том, что ещё такое необыкновенное придумать. Музейное дело в России сейчас очень далеко ушло вперед, правда. Есть музеи большие, есть маленькие, и нельзя их загонять в узкие рамки каких-то определенных задач.
«Я не понимаю, почему столько лет нельзя восстановить «Кройц-аптеку»
Нам нужно привести в порядок «сердце города», потому что это сердце совершенно больное, разрушенное и не бьется. Это самое тяжёлое. Также у нас есть интересные архитектурные объекты — оборонительный пояс (ворота и форты). Если бы мы всё это привели в порядок, было бы здорово.
У меня сердце кровью обливается, когда я смотрю на здание «Кройц-аптеки». Такое ощущение, что кто-то ждёт, когда она свалится. Я не понимаю, почему нельзя восстановить, сохранить «Кройц-аптеку» столько лет. Какой-то злой рок. Ведь все говорят об этом красивейшем историческом здании и ничего не делают.
Шутя, говорю, что пережила девять министров. Много. Могу сказать честно, что Министерство культуры сыграло огромную роль в создании музея, в сохранении объектов. И называть Министерство культуры «прачечной”, как сейчас это делают в связи с последним скандалом — он действительно большой позор, — нельзя. Министерство делает огромную работу по сохранению памятников в России, в Калининградской области министерство финансировало восстановление многих объектов, многие мероприятия.
Я оптимист, поэтому верю, что всё будет хорошо и музей мы обязательно построим. Ведь он единственный в стране комплексный морской музей с такой уникальной набережной, которой нет нигде в мире. Мы даже не понимаем, что имеем. То, что сделано, сделано в наше тяжёлое время. У нас не было такого объекта, который бы нам от кого-то достался. Когда собираемся с руководителями музеев, шутим: «Ну что, тебе всё император собрал, тебе — граф такой-то, а мы сами себе всё сделали». По сути, мы сами это придумали, из руин, из ржавого металла, из заброшенной набережной, сами всё сделали. И Министерство культуры — самое не морское министерство, пожалуй, всегда нас поддерживало.
Мне всегда приходилось доказывать необходимость строительства Музея Мирового океана, а теперь очень хочется его завершить. У нас уже есть три этажа основного корпуса «Планета Океан», мы уже ходим по ним, видим, где будут размещаться аквариумы. Сегодня непростые времена, но мы надеемся, что они пройдут. Надо запасаться терпением — и нам, и Министерству культуры.
Текст: Мария Пустовая
Фото: Юлия Власова
Поделиться в соцсетях