Книга «Танцы под Радиолло» были выпущена издательством «Амфора» в конце 2015 года. Ее автор известный в городе журналист Александр Адерихин. Формально «Танцы» — это жанровая литература, детектив со всеми вытекающими последствиями. Но детектив, где концовку разгадать будет достаточно сложно, благодаря не укладывающемуся в привычные шаблоны сюжету.

События разворачиваются почти сразу после окончания Великой Отечественной войны. Руководство так ни разу за весь роман и не названной московской газеты командирует в Калининградскую область одного из лучших своих журналистов. Александра Подпаскова, чтобы он разобрался с какой-то откровенной чертовщиной, которая творится в молодом советском регионе. Среди жителей кто-то настойчиво распространяет слухи, что началась Третья мировая война, что американцы уже бомбят Минск, что Турция вступает в войну на стороне Соединенных Штатов, а в СССР объявлена тайная мобилизация. Все это превращает Калининградскую область, где даже еще довоенные топонимы не успели поменять на советские, в регион победившей паранойи. Переселенцы в страхе пытаются сбежать, солдаты ходят к гадалке, пытаясь узнать, удастся ли им уцелеть в новой мировой бойне.

Но и без этих слухов послевоенная область у Адерихина выглядит чрезвычайно опасным местом: на дорогах можно запросто наткнуться на мины, регион кишит бандитами и авантюристами, которые без лишних мук совести могут начать обстрел случайной автомашины на дороге. Немцы еще не депортированы. Так что сложные и запутанные отношения между советскими переселенцами и жителями бывшего Кенигсберга — это тоже часть сюжетной линии в «Танцах». Все это еще и помножено у Адерихина на типичную гофмановскую мистику, где совершенно бытовые вещи могут обернуться сюрреальным кошмаром. Афиша RUGRAD.EU попыталась разобраться, как выглядит послевоенная Калининградская область в цитатах Александра Адерихина .

В 1947 году здесь был голод. После войны плохо было всем: и немцам, и советским. Разгул преступности… Когда человека за карманные часы могли в подворотне какой-то убить. Постоянные конфликты между гражданскими и военными. Это то, что определяло жизнь Калининградской области в 1947 году. Одни считали, что другие им должны за победу, что гражданские должны платить военным за победу. Время было ужасное. Но, между тем, очень веселое время, очень смешное время. (Из выступления Александра Адерихина на презентации книги «Танцы под радиолло».)

В таких областях должны быть отборные части Советской армии и отборное население, — печатал секретарь, — особый революционный порядок и крепкая охрана государственной границы. Однако обстановка в области вызывает тревогу. В область проникло немало проходимцев и любителей легкой наживы.(Здесь и далее цитата взята из книги «Танцы под радиолло», если в скобках не указан иной источник.)

На Шпандине слесарь пивзавода № 1 решил, что его жена ему изменяет. Ночью он ее убил кинжалом, найденным в развалинах Королевского замка. Труп разделал и похоронил в огороде, закопав в грядку с картошкой. Соседям сказал, что жена уехала к тетке в Куйбышев. Именно соседи его и сдали...Слесарь пытался зарезать участкового все тем же кинжалом из металла желтого цвета, но участковый оказался проворней. Кинжал показали людям из команды профессора Брюсова, который искал здесь какой-то Янтарный кабинет. Выяснилось, что кинжал — это меч из Месопотамии.

«При устройстве артиллерийского полигона на берегу моря в Пальмникене в полосе прибоя были обнаружены останки людей, — начал рассказывать Кочетыгин Паулю Вайделоту, — в полосатых робах. В основном — женщины и девочки-подростки. Тысячи три человек. Полоса останков тянулась на несколько километров. Видимо, людей загоняли в море и там расстреливали. Военнослужащие 67-го артполка, расквартированного в Пальмникене, собрали все мужское население поселка и заставили их в конце октября голыми руками выкапывать трупы из мерзлого песка. Примечательно, но откопанные останки похоронили в братской могиле на холме Гальтгарбен, что с немецкого можно перевести как Голгофа».

Среди местных товарищей выявлены отдельные серьезные недостатки в большом количестве. Укрепляются среди переселенцев слухи. Слухи эти особо вредные. Количество «обратников» возросло втрое. Бегут некоторые несознательные переселенцы, отправленные партией осваивать новую советскую землю, бегут обратно на Родину. А такого позорного явления, сам понимаешь, мы допустить не можем. Надо дать решительный отпор отсталым настроениям. Поэтому поезжай в этот Кёнигсберг, мать его. Напиши об этом статью. Помнишь, как ты с фронта про дезертиров писал? Вот так же и здесь надо.

Население было взбудоражено. Осведомители сигнализировали о вредных настроениях среди рабочих и служащих. Например, слесарь-такелажник Калининградской катушечной фабрики Хатов заявил начальнику цеха, отказавшемуся подписать слесарю наряд на новые ботинки: «Мы как рабы. Зарплата низкая, снабжение плохое. Вот придут американцы...»

Он уже боялся этого города, ощетинившегося загнутой арматурой, торчащей во все стороны из развалин. Главный городской вокзал, выжженный огнеметчиками 11-й гвардейской армии во время штурма, стоял пустой. Пассажирские поезда прибывали на бывшую сортировочную. Где-то играл оркестр. Ветер доносил запах гари и обрывки приветственной речи.

Весь тот день над городом висела странная туча. Снизу она напоминала огромное насекомое, с шестью лапами, выросшими из черного брюха тучи. Казалось, что своими шестью лапами туча с черным брюхом и белой спиной сейчас схватит дом или человека и засунет в рот своей ватной головы.

По дороге в Тапиау Подпасков попросил Семейкина остановиться по нужде. Дорога шла через лес. Семейкин остановился, но, когда Подпасков собрался вылезти из низкого «опеля», взял его за руку: «Вы, Александр Сергеевич, с обочины не сходите. Прямо здесь давайте. За кюветом мины очень часто встречаются...»

Подъезды домов были украшены барельефами. На одном выпуклая сова сидела на боевой секире. Секира поддерживала чаши весов, одна из которых перевешивала другую. Над вторым подъездом жук-скарабей венчал пирамиду, на которой был изображен глаз. Над третьим, в котором и жил Семейкин, молодая женщина в тоге и наброшенном на голову платке прижимала к себе пухлого младенца. Рядом с ними была вылеплена россыпь семиконечных звездочек, выстроившихся в дугу, упирающуюся в большую шестиконечную звезду, рядом с которой шли какие-то письмена. Заметив, что Подпасков разглядывает барельефы, Семейкин пояснил, что раньше, до 1937-го года, в этих домах жили масоны из ложи «Мертвая голова». Но Гитлер не мог смириться с существованием в своем рейхе даже псевдотайных обществ, и за два года до начала войны масоны отправились в концентрационные лагеря. В их квартиры заселили преподавателей Кёнигсбергского университета и прочую, как сказал Семейкин, интеллигенцию. Обо всем этом Семейкину рассказал немец Вильхельми, проживавший в этой квартире до тех пор, пока жилкоммунхоз не переселил его в подвал, предоставив квартиру семье Семейкиных.

Гостиница № 1 располагалась в районе Амалиенау, не так сильно пострадавшем во время штурма. В некоторых домах не было стекол, у некоторых сгорела крыша. Не больше четырех этажей, под красными черепичными крышами, с балкончиками, эркерами, пилястрами, — даже в таком обугленном виде в них легко читалась милая эклектичная европейская архитектура конца XIX века.

В Калининграде во время обострений Семейкин ходил в областную больницу, где санитаром работал Отто Вильгельм Браун, в прошлом — профессор медицины. При нацистах профессор занимал пост в местном отделении «Немецких врачей», поэтому на работу его взяли только санитаром. Что не мешало ему консультировать советских хирургов. Ну и лечить в «частном порядке» представителей новой власти.

Для меня было важно передать восхищение той эпохой. У меня сложилось впечатление, как будто мы [ее] стесняемся. Я этого периода не стесняюсь. И у меня нет никаких оснований, чтобы стесняться послевоенного периода Калининградской области. Возможно, мы стесняемся из-за какой-то политкорректности. Возможно, из-за каких-то ужасных вещей, связанных с положением здесь немецкого населения. В том числе и советского населения. (Из выступления Александра Адерихина на презентации книги «Танцы под Радиолло».)

Представь, 1947-й год, война только что кончилась, мы рвали друг друга на части, мощная пропаганда, образ врага, армия не отошла от крови. Его призвали ещё школьником, и он ничего не умеет, кроме как убивать. Но вдруг в Калининграде начинают происходить странные вещи. Люди начинают видеть в друг друге людей. Например, с дежурством на «Водоканале» в 1947 году: два дежурных напились и не смогли сдать смену. Докладная руководству о том, что дежурные напились. Один — немец, второй — русский. Один не говорит по-русски, второй — по-немецки. Но общий язык нашли: набухались. (Из интервью Александра Адерихина порталу Афиша RUGRAD.EU.)

Просто эпидемия в Калининградской области какая-то. Слабая постановка в первичных организациях внутрипартийной и политической работы породила даже такие аморальные проступки, как сожительство членов партии с немками. А это, в свою очередь, породило стремление к личному обогащению, граничащее с мелкобуржуазным перерождением, а также ряд случаев взяток, растрат, краж, спекуляций, пьянства и хулиганства... Ну знаешь, как с бабами бывает... Бабы — такие твари... А немецкие бабы — вообще. После войны их помада погубила больше коммунистов, чем пули «вервольфов», мать их.

Я понимаю, почему я здесь в качестве явно политического [заключенного]. Счастливые влюбленные — непредсказуемые. А власть у нас непредсказуемых людей не любит. Так же, как, впрочем, и счастливых. Счастливые нормальным человеческим счастьем для любой власти — самая страшная угроза. Я про по-настоящему счастливых говорю. Ну, не про тех, что счастливы, план перевыполнив или Ленина увидев. Нет, я про другое счастье. Про счастье здесь и сейчас от того, что мужчина встретил женщину, а женщина — мужчину. Таким есть что терять. И есть что вспомнить, когда это «что» они все-таки потеряют.

Кафедральный собор вместе с органом Вильхельми сгорел в августе 1944 года, во время налета британских Королевских ВВС на Кёнигсберг. А потом пришли русские. Гельмуту повезло. Он нашел себе работу. Что подразумевало получение скудного пайка и шанс не умереть от голода. Вильхельми стал водопроводчиком. Вильхельми пошутил, что природа труб везде одинакова, что в органе Кафедрального собора, где похоронен Кант, что в клозете Семейкина.

Конюх нашел место, где цветного металла было очень много. Это было профессорское кладбище возле Кафедрального собора. Профессоров университета хоронили в цинковых гробах. Кант — не исключение. Конюх выломал один из сегментов гранитного саркофага ломом и сдал останки философа вместе с цинковым гробом во вторчермет. За что и получил 47 рублей 20 копеек.