А я стою один меж них,
Один меж пламени и дыма,
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других... 

Максимилиан Волошин

В сентябре 2018 года издательство «Живём» выпустило в свет никогда не издававшийся ранее и незаслуженно забытый на 25 лет роман нашего знаменитого земляка – Юрия Николаевича Иванова «Огонь Кёнигсберга».

Это историческое произведение, хотя сам автор не претендует на звание историка. Осно­ванный на документах роман — одновременно очень личное авторское повествование. «Наша» и «ваша» земля, судьба, история, трактовка… Всё переплетено и предельно неоднозначно. В Восточной Пруссии и в Кёнигсберге тогда. В Калинин­граде сейчас, в 90-х годах, откуда обращено послание писателя с мировым именем.

Потому такая мозаичная организация материала. По сти­лю и композиции одним покажется, что написано «рвано», методом «нарезки».

Другим как раз в такой литературной поэтике откроется момент истины.

Третьи увидят свой расклад. Книга словно оформлена сцепкой кадров документально-художественного фильма.

Смотрите. Вот. Отдельные эпизоды романа.

Восточная Пруссия. 1945 год. Начало января, перекрё­сток дорог под Даркеменом.

«…обнаружен человек, привязанный к дорожному указа­телю колючей проволокой. На груди... фанера с надписью «русский бандит». Глаза… выбиты, язык вырван, но он ещё был жив. Несчастного привезли в полевой госпиталь… Он пытался что-то написать своими раздавленными… пальца­ми на листке бумаге, но сумел лишь вывести несколько слов. «Валя. Курск» и «Р... групп...» Боец какой-то разведгруппы? Валя – его имя? И он сам из Курска? Или имя девушки... из Курска?..»

Из письма бывшего военного хирурга Воловина А.

Врач не смог забыть не предавшего своих и себя парня. История попала к Юрию Иванову. Накарябанное кровью плена послание предстоит разгадать читателю.

Кёнигсберг, 1945 год, середина марта. Район Штайн­дамм, в опустевшем доме немецкий подросток пишет письмо эвакуированной в Данциг семье.

«Дорогие мамочка, сестрёнка Лиззи, брат Вольфганг... Мне дали бельгийскую винтовку и две обоймы патронов. Я хотел фаустпатрон... Я иду в бой с русскими, чтобы ни один большевик не про­ник в наш древний, прекрасный город. Молитесь за меня... Ваш Руди...»

Из кёнигсбергского письма.

Участник штурма Кёнигсберга Алфёров В. И., воспо­минания.

«...не хотел стрелять в этого солдата-парнишку, но когда увидел, что он поднимает винтовку, я выстрелил... гимназист, на­верное... отчётливо так произнёс: «Мам-мми…»

Из рассказа с магнитофонной ленты.

Алфёров застрелил Руди.

Иной код правды о времени штурма Кёнигсберга запе­чатлели полководцы.

СССР. Москва. 1977 год, март. Интервью маршала А. М. Василевского корреспонденту «Комсомольской правды»:

«Сорок пятый радостный, но в начале года предстояло провести нелепую Восточно-Прусскую операцию».

Точный, конкретный в формулировках военком позво­лил себе определение «нелепая операция». В тексте ро­мана есть объяснение, в чём заключается маршальский вывод о «нелепости» апрельского наступления. Представ­лены свидетельства очевидцев, почему в такой-то день, в такой-то час грянуло по всем фронтам: «Огонь! Огонь! Огонь!» Сведения добывали, вырывали у судьбы раз­ведчики групп «Марат», «Джек», «Максим», «Невский»…, брошенные «Центром» в Восточную Пруссию фактически на верную гибель!

Кидал в камин уже готовые страницы мемуаров «В боях за Восточную Пруссию» командующий Кузьма Галицкий.

Юрий Иванов вспоминает, как старшеклассникам пер­вой кёнигсбергской средней школы, бывшей Бургшуле, сын генерала 11-й гвардейской армии Галицкого Юра рассказал: «Папа пишет роман о войне. Много пишет, но рвёт в клочки. Всё что-то не так у него получается».

Однако Галицкий написал, признав недочёты руковод­ства в соединениях и частях первого эшелона наступле­ния: «Оборону врага не прорывали, а тяжко, мучительно «прогрызали». И всё же продырявили, протолкнули свои обезумевшие от множества убитых батальоны. И соединения армий продвинулись на два-три километра».

Командиры, штабы дивизий и корпусов не видели хода и результатов боя. Танки и самоходная артиллерия отста­вали от пехоты. Недостаточно организованно проводилась инженерная разведка в первый день Восточно-Прусского наступления на Кёнигсберг 13 января 1945 года.

Не получилось смолчать, проговаривая про себя смыслы увиденного в Восточной Пруссии наступатель­ного кошмара, у капитана артиллерии Александра Сол­женицына. Он писал. Писал, хотя был запрет вести на войне дневни­ки. Особисты нашли исписанные послюнявленным хими­ческим карандашом тетрадки, и разведчика-артиллериста отправили под трибунал.

Потом, в ГУЛАГе, на клочках лагерной бумаги, будущий нобелевский лауреат напишет про наступление на Кёниг­сберг в поэме «Прусские ночи».

Генерал Ляш подписал капитуляцию в апреле. «Он, подполковник Яновский и другой подполковник, барон фон Кервин. Им уготовлено встретиться в пылающем Кё­нигсберге, чтобы остановить безумную, бессмысленную бойню и спасти для будущего измученных, голодных сол­дат и несчастных горожан в госпиталях, монастырях и соборах», — сводит значение парламентёров Юрий Иванов.

Поверженный немецкий генерал позже напишет свою версию причин провала в книге «Так пал Кёнигсберг». Пленного Ляша в романе Юрия Иванова везут по этапу. В окне арестантской машины, вдоль некогда родных ему дорог предстаёт картина ужаса. Истерзанные трупы, раз­грабленные повозки, обречённые на выживание тысячи, десятки, сотни тысяч немцев.

Позже комен­дант Ляш напишет в мемуарах: «Был город, и нет города!»

Разная интонация текста документального произведе­ния цепляет, не отпускает. Автор словно скользит по зна­кам и шифрам представленных документов, свидетельств, собственных наблюдений о прошедшей войне.

Последняя часть повествования — метафизическое раз­мышление автора о судьбе Родины, потомков, для которых была отвоёвана эта земля.

Писателя Юрия Иванова томил вопрос: откуда было столько ненависти у людей на войне?

Пришла весна, а с ней и победа. 20 апреля, на часах 23:00, Левитан сообщил: порт Пиллау, база германских военно-морских сил на Балтийском море, пал. В чёрное москов­ское небо врезались огненные сполохи фейерверка.

А бой в горящем городе шёл до утра. До 30 числа гибли люди на косе Фрише-Нерунг, всё рушилось и громыхало.

Где правда? Где истина? Где наша настоящая история?

Читатель ответит сам.

Это роман-завещание, покаяние и раскаяние, прощение и прощание. Последний, предсмертный роман писателя, прошедшего блокаду Ленинграда, но не остервенившего­ся к врагу.

Прошлое может много сказать о настоящем: в нём есть вечное. Юрий Иванов размышляет об этом, цитируя «Кри­тику чистого разума» Иммануила Канта: «Есть нечто удру­чающее в том, что разум, высшее судилище для решения всех судов, вынужден вступать в спор с самим собой».

Текст: Ольга Маркова

Сергей Меркулов, директор издательства «Живём»:

Юрий Иванов показал, что в истории не всё однозначно. Нельзя всё поделить на абсолютно чёрное и абсолютно белое. А у нас сейчас уже доходит до запретов, изъятия тиражей и публичного сжигания «неудобных» книг по истории. Мы приняли решение напечатать роман «без купюр», ничего в нём не меняя. Хотя, безусловно, для Иванова, как и для многих, война — это страшный, травмирующий душу опыт, и он наверняка далеко не всё рассказывает из того, что здесь видел и слышал. В Восточной Пруссии, как нигде больше, творилась несусветная жестокость и с той, и с другой стороны. Возможно, у него даже рука не поднималась для того, чтобы всё это написать.

Юрий Иванов часто цитирует Солженицына. Несколько лет назад я выходил на его наследников, чтобы издать поэму «Прусские ночи» отдельной книгой. В ответ было полное, глухое молчание, потому что эта тема стала непопулярной и запретной уже при жизни автора. Маркетолог он был хороший, при всем глубочайшем уважении к Александру Исаевичу.

Книга «Огонь Кёнигсберга» сегодня очень актуальна и полезна. Когда отношения между Россией и всем цивилизованным миром ухудшаются, когда опять навязываются идеи, что Россия находится в плотном кольце врагов, автор, прошедший страшную блокаду и войну, показывает противоположную трансформацию. Желание мстить и убивать немцев (как призывал Илья Эренбург в своих листовках: «Убивайте! Убивайте! Нет такого, в чём бы немцы не были виноваты — и живые, и ещё не родившиеся!..») сменяется пониманием того, что далеко не все немцы хотели войны, что обычные люди не имеют отношения к её ужасам. Как будто бы обычная встреча Юрия Иванова с молодыми немецкими ребятами и девушками у стен Королевского замка в 1945 году становится для него яркой вспышкой: в этот момент приходит осознание того, что это такие же люди, как и он.

Это чувство неозлобленности, покаяния и прощения писатель пронесёт через всю свою жизнь, это отразится в его творчестве и общественной деятельности.

Юрий Иванов был одним из инициаторов восстановления Кафедрального собора, открыто выступал за сохранение исторического наследия Кёнигсберга и Восточной Пруссии… Памятник Канту — это тоже его прямая заслуга.

Юрий Николаевич — это человек-легенда. В книге-альбоме Андрея Кропоткина, посвящённой выдающимся людям нашего региона, которая так и называется — «Легенды Янтарного края», — одна глава посвящена жизни и творчеству Ю. Н. Иванова.

По договору с одним из наследников мы должны были издать две книги Юрия Николаевича Иванова: «Пятая версия» и «Огонь Кёнигсберга», у нас были планы продвижения этих книг не только в Калининграде, но и на федеральном уровне, тем более что определённый опыт у нас уже есть. К сожалению, начались интриги некоторых «деятелей культуры», и как следствие возник конфликт между наследниками, а мы были вынуждены отказаться от своих планов и издали только «Огонь Кёнигсберга» небольшим тиражом.

Книгу Юрия Иванова «Огонь Кёнигсберга» и другие книги и альбомы по истории Кёнигсберга и Калининграда можно приобрести в нашем фирменном магазине краеведческой литературы «Живём» по адресу: Ленинский проспект, 30, ТРЦ «Плаза», 4 этаж у «Каро-Фильм».

Подробнее о наших книгах — на сайте издательства «Живём».

На правах рекламы

Фото: предоставлены издательством «Живем», RUGRAD.EU