На должность директора ГТРК «Калининград» Николай Долгачев был назначен в мае. На этом посту он сменил «непотопляемого», как кажется, Владимира Шаронова. Сам Шаронов говорил , что причины покинуть пост у него были «сугубо личные», и он решил принять предложение Олега Добродеева стать советником генерального директора ВГТРК. Карьера Долгачева начиналась именно в Калининграде: он начинал работать в местных печатных изданиях, но потом его карьера была связана только с телевидением. На местном ГТРК Николай Долгачев возглавлял редакцию программы « Вести.Дежурная часть», но в 2006 году уехал в Москву. Там его карьера развивалась достаточно стремительно: Долгачев был «олимпийским» корреспондентом «Вестей», а потом делал репортажи из Крыма, Славянска и Донецка. Сейчас директор ГТРК «Калининград» так же является председателем общественного совета по строительству моста в Крым. В рамках проекта «Город и его люди» Долгачев рассказал Афише RUGRAD.EU о том, что такое пропаганда, должно ли телевидение ответственность за убийства, почему в его «идеальном Калининграде» нет места Королевскому замку и почему калининградская идентичность — это миф.

 «В идеальном Калининграде нет места Королевскому замку. К чертовой матери его»

Я родился в Калининграде. Жил на улице Колхозной: тогда это была брусчатая улица (то, что здесь называется «немецким наследием») маленькие домики и сельское хозяйство. Дедушка держал кур, уток, нутрий. Сейчас это чуть ли не центр города, а тогда у нас не было газа, печь дровяная, а дед держал хозяйство. И поэтому мы себя чувствовали почти сельскими жителями. Когда надо было поехать на центральный рынок , то говорили «поедем в город». Само собой подразумевалось, что улица Колхозная - это «не город».

Сейчас я выхожу на улицу, а там пробка от Колхозной до Невского: машины 15-20 минут едут. Когда маленьким был, если машина по улице ехала, то это было событие: все пацаны бежали смотреть, что же это за «Москвич» едет, и как он выглядит. А когда мне было лет 10-11, начали выводить воинский контингент из западной группы войск. Тогда на Колхозной, где сейчас комплекс «Росгартен», была артиллерийская часть. И у танков и БТРов там была база перевалочная. Круглые сутки ехали или БТРы, или БМП... И все время танки, танки! Я их видел больше, чем автомобилей. Военной техники было больше, чем гражданской. И мы с них тырили все, что можно.

На меня это повлияло сильно (но, наверное, не так как на многих других ребят). Многие были «задавлены» этой немецкой архитектурой. А я всегда воспринимал местную архитектуру, как архитектуру «трофейную». Мы — победители — пришли и стали сильнее этих камней. Наши дедушки это завоевали, и мы теперь на правах победителей этим владеем. Территории и здания мы взяли красивые.

Трофеи — это святое. От них не надо избавляться. Трофей нельзя разбазаривать. Трофей — это не чужое, трофей — это твое. Но это не значит, что нужно сильно переживать по поводу... не знаю, ну живете вы в немецком доме и не нужно переживать. На этом доме можно смело повесить российский флаг. Свое и есть свое.

Мой идеальный Калининград — это здание ГТРК «Калининград» и Дом Советов, и здание на 9 апреля с такими же колоннами, как и на ГТРК. Это кусочки, зубья одного проекта: по проекту 70-х годов весь центр должен был быть застроен в таком стиле. Проект хороший, и здания узнаваемые... Это такой советский стиль, не знаю, как он называется правильно. Здание ГТРК — это современное лицо Калининграда. Его просто нужно разукрасить. Его нужно беречь, холить и лелеять.

Что касается наследия Кенигсберга... Кенигсберг жил себе жил, нажил себе историю, все было хорошо, а потом война, туда-сюда и его уничтожили. Умер он. Умерло его тело, в прах превратилось. Только некоторые кости остались: УВД Ленинградского района, Кафедральный собор, управление ФСБ, здание КГТУ, еще что-то. Но это только кости, на которые наросло новое тело города Калининграда. Это новый город. Никакого Кенигсберга нет. Да, булыжник мне нравится, и брусчатка - историческое наследие. Но настоящий Калининград -свой, родной, который мы построили — это здание ГТРК «Калининград».

В «идеальном Калининграде», я считаю, места Королевскому замку нет: к чертовой матери этот замок. Потому что это символ не нашей власти. В 45-м году сюда пришли наши предки из разных регионов России. Логично, что вместе с этими людьми сюда должна прийти их культура и архитектура. Неужели мы настолько не любим своих предков, что не приносим сюда никакой русской архитектурной традиции? Странно... Я вполне себе представляю, если мы в центре города построим здание, которое бы отражало архитектурные элементы разных российских регионов: московского Кремля, смоленского Кремля, казанской мечети, Константиновского дворца. Это русская культура, которая столетиями формировалась. А мы ничего сюда не принесли.

И если говорить о символических вещах, то нужно строить это: свою российскую культуру. Почему мы должны в символическом месте ставить здание, которое символизирует власть тех людей, которых здесь нет. Если британцы приехали в Америку, то они что, все в вигвамы пересели? Нет. Они в климате Северной Америки стали строить здания, похожие на Биг-Бен, на Букингемский дворец. Сильный народ всегда несет с собой свою культуру. И это нормально. 

 «Я упрощенно смотрю на мир, черно-бело»

90-е годы. Для Калининграда, по моим детским ощущениям, это было катастрофой. Для меня 90-е годы были голодными: родители потеряли работу на заводе. Кто тогда хорошо жил? Не думаю, что это были широкие слои населения. Просто эти слои ассоциировались с Калининградом, потому что отсюда на всю Россию стали гонять автомобили. Какая-то группа населения жила хорошо. Но в моем детстве таких знакомых не было. Когда я приходил в гости к другу и видел, что он на яичницу кетчуп шлепает, то для меня это было признаком богатой жизни. Реально было очень трудно, я еще из семьи, где трое детей. Родители потеряли основную работу и старались хоть как-то добыть для нас самое необходимое. В Польшу мы, в том числе, ездили: я провозил на себе в свои 11 лет по 8 бутылок водки, чтобы торгануть и, грубо говоря, у нас было чего поесть. 
В 14 лет я занимался поиском металла. Свои первые джинсы я купил на деньги, полученные от того, что просто тупо лазил по свалкам и собирал металл. Жрать то хотелось. Потом работал чернорабочим на стройке. Сладкой жизни не было - покупка джинсов была событием, покупка сапогов была событием.

Было ли чувство национального унижения? Наверное, да. Во время поездок в Польшу, например. Проносить под полой водку, ехать в душном автобусе, где 50 человек на 40 мест, а потом на стоять на рынке несколько часов и продавать эту водку или тапочки, чтобы на еду деньги были — это унизительно. Поляки нас тогда жалели: бедные российские дети! От этого было неловко. В Литве еще был случай : я зашел в магазин в пионерском галстуке мороженое купить, а женщина мне на чистом русском сказала: «Я по-русски не разговариваю и пионерам ничего не продаю!». Для меня это был шок. Не знаю унижение это или нет, но точно было неприятно. Было четкое ощущение, что все это происходит из-за того, что такая вот «неприятность» случилась с Родиной. И, конечно, это порождает ощущение, что с нами всеми (а не со мной лично) тогда произошла какая-то «ерунда».

В детстве я хотел быть пожарным. И космонавтом. А потом военным. Собирался поступать в военно-медицинское училище в Питере, но не стал. По здоровью не проходил. Но всегда как-то хотелось именно какой-то такой работы, государственно-полезной, что ли.

Для меня существует две политические силы. Я в этом смысле упрощенно на мир смотрю, черно-бело: силы, которые желают России добра и силы, которые имеют противоположные цели. Есть люди, которые любят Родину. Они на стороне добра. Такой человек может быть коммунистом, социалистом, либералом или еще в какой-нибудь партии состоять. Тут вопрос любви. Бывает не так. Вот я разговариваю с людьми один на один, и человек говорит: «Я люблю себя, свой карман, а что такое Родина — я знать не хочу», Вот эти люди для меня находятся на «темной» стороне. Потому что они несут деструктивную идеологию. Даже, если сами не замечают это. Люди, для которых Родины не существует, на темной стороне силы.

«Любые слова — это пропаганда»

В юности я еще хотел стать учителем истории. Поступил на исторический факультет и пошел в школу № 44 работать после второго курса. Работал год. Очень интересный опыт, но работал на полставки. И зарплата была настолько маленькая, что даже не смешно. А к концу года мне брат предложил написать статью в газету. Я написал и получил за нее примерно половину своей месячной зарплаты. Такая работа показалась мне не менее интересной, чем школьная, но была более прибыльной.

Сначала я работал в «Стране Калининград». Там занимался культурой: писал культурную афишу и гороскопы. Как они тогда составлялись? От балды. Реально. Я просто высасывал их из пальца и все. Например, сидел рядом со мной сосед за столом, а я его не любил. Я спрашивал: «Слушай, а ты какого знака зодиака?». «Рыбы». Ок, значит на этой неделе у рыб все плохо. Это была не журналистика, конечно. Другой жанр.

В «Комсомольской правде» было телеприложение. Оно носило такой афишный характер. И я у этого приложения работал редактором. Но я там проработал меньше года. Ушел на ГТРК. Телевидение многократно интересней. Потому что оно картинку передает. Я уходил с понижением зарплаты, но понимал, что это стратегически правильно. Просто понимал, что это перспективней. Что работать на телевидении и делать картинку гораздо круче, чем писать статьи.
Вопрос был не в карьерном росте. Хотелось, чтобы про то, что ты делаешь, узнавало как можно больше людей. Чтобы можно было на них как-то повлиять, родить у них чувства, эмоции (хорошие или плохие). Быть таким передатчиком. Телевидение гораздо сильнее газет. Есть сайты у которых миллионы просмотров, есть газеты, у которых огромные тиражи. Они сильнее отдельных каналов. Конечно, можно сделать хреновое телевидение и оно будет слабее хорошей газеты. Но если мы берем сферу СМИ в целом, то телевидение гораздо сильнее газет. А если мы будем сравнивать два хороших проекта в интернете: один печатный, а второй визуальный, то визуальный победит.

Мнение, что телевидение программирует людей — это абсолютный миф. На самом деле, все с точностью наоборот. Аудитория сейчас все больше влияет на то, что показывает телевидение, спрос рождает предложение. Сейчас рейтинги влияют на то, как формируются программы. Телевидение всегда идет в мейнстриме, за большинством. То «меньшинство», которое считает, что это неправильно, оно и говорит, что, вот, «зомбируют» и еще что-то.

Раньше говорили, что любая общественная структура — вооруженные силы, школа — являются отражением общества. С телевидением ровно тоже самое. Мы являемся отражением интересов людей. Бывают перегибы, бывают недогибы. Калининградская телестудия в последнее время немного запаздывала за теми процессами, которые в обществе происходили. После «крымской весны» в обществе был очевидный запрос на патриотическо-воспитательную функцию. Этого люди хотят: хотят гордиться своей страной. И хотят видеть это на телевидении.

В 90-е телевидение не шло против воли большинства. В 90-е не было этого запроса. В 90-е люди хотели колбасы, хотели есть, был кризис. А сейчас, если посмотреть, немного другая проблематика.

Что я думаю о Дмитрие Кисилёве и «ядерном пепле» ? Работать с Дмитрием Киселевым всегда было приятно. Он профессионал. Понятно, что он многих раздражает своеобразной яркой манерой. Но давайте как раз вспомним известную его цитату про «ядерный пепел»... В «интернетах» его критиковали за фразу о том, что Россия может превратить США в тот самый пепел. Ну, давайте запишем его слова на бумаге, прочитаем. Что там по факту не так? Речь шла о возможностях России. Он сказал правду. Сказал факт. Да, Россия — единственная страна, которая может нынешнего лидера западного мира уничтожить. И это правда. Почему это вызвало такую бурю негодования в определенных кругах? Мне вот это интересней.

Киселев сказал публично то, что известно всем специалистам. Сказал простую вещь: есть страна, которая может спорить с Америкой. И не просто спорить, а превратить в ядерный пепел. Если мы отнесемся к этому спокойно, без эмоциональной оценки персоны, которая это говорит, то все здесь абсолютно чисто и прозрачно. Высказывания Киселева провоцировали бы агрессивные настроения, если бы у каждого дома «ядерная дубинка» стояла. Но это ведь не так.
Нужно дать определение тому, что такое «пропаганда». Если «пропаганда» - это ложь, то давайте брать текст и смотреть...Киселев сказал правду про ядерный пепел. Никакой пропаганды. Если мы под пропагандой понимаем попытку донести свою точку зрения, то любая попытка поговорить может восприниматься, как пропаганда. Любой блог – пропаганда. Да вообще любые, мои или ваши слова, в таком случае – пропаганда.

 «От Сирии к клубнике в Гвардейске»

ГТРК всегда был главным телеканалом [Калининградской области]. С этим никто и никогда не спорил. Другое дело, что у ГТРК были хорошие времена, а были плохие. Компания то поднималась, то падала. Но калининградская телестудия всегда была главным медиаресурсом региона. Это никогда не подвергалось сомнению никем. Не один из наших товарищей с других телеканалов не смог бы сказать, что у них покрытие [эфира] больше, чем у калининградской телестудии.
Есть стремление приводить региональный эфир к федеральным стандартам. Если говорить просто, то когда человек смотрит канал «Россия 1» и видит региональные вставки, то он не должен замечать переключения. По тематике, конечно, региональные и федеральные сюжеты будут различаться. Но когда мы переходим от новости о ситуации в Сирии к новости о гвардейской клубнике, то не должно быть заметно, что качество работы упало.

 ГТРК не обязательно предполагает авторитарный стиль управления. Да, вся ответственность на директоре. Все подчиняется директору — это правда. Но называть это авторитарным... Обычно, под термином «авторитарный» подразумевают что-то плохое, типа, самодур и верчу, что хочу. Но корпорация в этом не заинтересована. Корпорация заинтересована в эффективности. Здесь вопрос только в том, что каждый на своем участке имеет полноценную ответственность. За любой чих в филиале можно спросить директора.

Имеют ли право СМИ получать деньги от областного правительства? Ну, получают же. Мы же не нарушаем закон? В чем тут моральные претензии? Есть конкурс – мы его выигрываем. Морально-этические вопросы тут могут возникать у частной компании: «как мы такие независимые и берем деньги у власти»? Это большой вопрос. Но его надо адресовать тем компаниям, которые работают на этом рынке параллельно с нами. Мы компания государственная. Тут вопросов никаких не возникает.

Что касается ответственности телевидения за то, что кто-то кого-то зарезал из-за споров об СССР (речь идет о деле, когда житель города Светлого убил двоих человек из-за расхождений взглядов на распад Советского Союза — прим.ред.)Я давно слежу за криминальной статистикой. Уровень преступности из года в год у нас примерно одинаковый. А причины всегда разные. Если бы сейчас эти люди не поссорились из-за споров об СССР, то значит они бы в другой день не поделили палку колбасы. Исход один и тот же. Я убежден, что телевидение, в этом смысле, не формирует сознание человека, не формирует образ мыслей. Люди мыслят сами по себе. А телевидение просто является отражением общественных процессов. Я не думаю, что телевидение несет ответственность за то, что Вася зарезал Петю. Не вижу прямой связи. Я думаю, что они были пьяны. И один другого бы зарезал в любом случае. А споры про СССР, про то, что они слышали по телевизору, это только повод.

«Калининградская идентичность - миф»

Если говорить, что для меня важнее, Калининград и Крым, я отвечу: Россия. У меня нет вот этих региональных границ:вопрос взять или полететь в Москву или на Дальний Восток — это вопрос времени. Это не 19-й век, когда нужно было на телеге куда-то месяцами ехать. Я не воспринимаю себя, как человека, который бросил якорь в каком-то одном регионе, и все на этом закончилось. Мой дом — это вся территория страны.

Я всегда говорил и говорю, что калининградская идентичность — это миф. Я очень мало встречал людей, которые реально считали, что «калининградец» - это понятие не географическое. В основном люди считают, что это понятие географическое. Да, они считают себя «особенными», но каждый человек особенный. Я — не такой вы, вы — не такой, как я. И мы здесь не такие, как во Владивостоке. Но сколько в Калининградской области живет людей, которые здесь родились? Примерно половина. У нас 50% населения родились не здесь. И калининградцами они себя по факту могут считать только географически. Конечно, каждый из них особенный. Но это не вопрос идентичности. С точки зрения менталитета, я могу 100% сказать, что калининградцы ничем не отличаются от жителей Орла, Тулы или Пензы.

Региональная идентичность это красивая мифология. Но пока только мифология. Да и не факт, что в калининградской идентичности есть зерна какого-то «сепаратизма». Я думаю, что это всегда будет частью маргинального, и псевдоинтеллектуального спора. В реальности, настоящего сепаратизма в Калининграде нет. Понятно, что есть люди, которые бы хотели на этом поиграть. Но в массах эти идеи никогда не найдут поддержки. Если кто-то когда-то доиграется до того, чтобы сделать это общественной дискуссией, поставить вопрос ребром, то я абсолютно, что эти люди — оторванные от народа — с удивлением обнаружат, что их просто растопчут. При том не власти, а люди.

Да, я знаком с Олегом Кашиным (журналист Олег Кашин написал колонку в том числе и про Долгачева, где в частности делает вывод, что «Коля — не упырь». Еще он делает вывод, что Долгачев — лицо новой журналистики). Я не согласен с большинством его выводов по поводу политики, но я вижу, что он говорит искренне. Это не тот человек, которому заплатили или лекцию какую-то страшную прочитали, и он побежал чье-то задание выполнять. Я, примерно, понимаю, что Кашин имел ввиду [этой колонкой]. В некоторой такой, политизированной тусовке считается, что люди, которые работают на гос.телевидении и стоят на патриотических позициях — это какие-то упыри. И нет там искренних людей. Но я абсолютно точно вам скажу, что все люди, которых я в этом контексте знаю, все абсолютно искренние. Многие были готовы за свои убеждения умереть, а некоторые умерли. А мнение вот той тусовки — оно ошибочно. Эти люди придумали себе такую формулу, что они стоят на стороне добра, умные, честные и молодцы. А все кто не согласен — упыри (то есть за деньги, за автомобили). Они не могут себе представить, что эти ребята могут рисковать жизнью, что они могут умереть не за деньги.

А по поводу слов Кашина. Ну, я не против быть лицом новой журналистики. Что у меня плохое лицо что ли? По-моему, вполне нормальное. Я не вижу упадка журналистики. Наоборот, сейчас расцвет российской журналистики. Просто, возможно, мы по-разному понимаем понятие «журналистика». Если мы воспринимаем журналистику, как возможность безнаказанно лить помои во всех, то, наверное, такая журналистика уходит. Но надо понимать, что в цивилизованных странах такой «журналистики» и не должно быть.

Текст: Алексей Щеголев
Фото: предоставлены собеседником, архив RUGRAD.EU