«Ни холоден, ни горяч»
12 марта 2015
2015 год с легкой руки Владимира Путина был объявлен Годом литературы. В Калининграде его уже даже успели открыть на торжественном мероприятии в музыкальном колледже имени Рахманинова. На этом знаковые мероприятия, впрочем, не заканчиваются. 20 марта в город приедет один из самых титулованных писателей в современной России Захар Прилепин. Правда, совсем недавно глава Калининграда Александр Ярошук распорядился пригласить на празднование Года литературы еще одного писателя – Евгения Гришковца. Афиша RUGRAD.EU попыталась разобраться, почему так необходимо присутствие на торжественных мероприятиях калининградского драматурга и литератора и как Евгений Гришковец, переехавший в Калининград из Кемерово, стал частью калининградской идентичности.
Александр Ярошук, безусловно, прав, заступаясь в таком щепетильном вопросе за писателя. Евгений Гришковец – это имя, которое в первую очередь ассоциируется с калининградской литературой. Других писателей, которые бы имели такую же узнаваемость на федеральном уровне, в городе просто нет. Хотя бы потому, что про фантаста Сергея Снегова не многие вспомнят, а про писателя Юрия Буйду не многие знают. Хотя последний и попадает в шорт-листы престижных российских литературных премий. Но за силуэтом Евгения Гришковца, за афишами его новых спектаклей, которыми обклеен весь город, никого другого не различить. Писатель приехал в Калининград из Кемерово. У него там, по собственным воспоминаниям, был театр, бизнес, бар и личный водитель. Но от этого счастья надо было бежать. И бежал Евгений Гришковец именно в Калининград, где его никто не знал и где его ждала нищета. Потом был первый моноспектакль, «Золотая маска» и долгая дорога к славе и многотысячным тиражам. Сейчас Гришковец уже называет себя «большим пропагандистом Калининграда», и говорят, что он искренне обижается на вопросы о том, где ему комфортней живется. Настолько искренне, что он может окончить пресс-конференцию со скандалом. И когда Калининград пытаются как-то обозначить на литературной карте страны, то на ум в первую очередь приходит фамилия того человека, который «съел собаку», и ничья другая. Билеты на его новый спектакль, премьера которого назначена на март, раскупаются еще в январе.
Писатель дружен с властью. Точнее, ну не то, чтобы дружен, скорее, никогда и ни с кем здесь открыто не враждовал. Но и в любви тоже не спешил признаваться. То есть все в принципе знают, что крестный дочери драматурга – это Александр Ярошук, но если у Гришковца об этой дружбе спросить прямо, то быстро выяснится, что все не так просто. Как рассказывал писатель, они не «прям друзья-друзья», да и разница интересов у них большая, но при этом есть и серьезная симпатия. А еще Александр Ярошук – «набожный человек», а еще «я знал его еще тогда, когда он еще не был…».
Одним словом, все действительно не так просто с Ярошуком. Губернатор после очередного спектакля спешит написать в «Твиттере», что Евгений Гришковец – «наш театральный бренд». Евгений Гришковец – почетный гражданин города Калининграда. Что интересно, на это звание он претендовал в компании с президентом Ассоциации морских капитанов Калининграда Евгением Мухиным и директором Кафедрального собора Игорем Одинцовым. За присвоение звания Мухину и Одинцову высказывались ветеранские организации, а вот кандидатуру Гришковца лоббировала администрация города. Понятно, что депутаты не нашли в себе сил отказать драматургу в этом титуле (только кто-то один кандидатуру писателя не поддержал). Хотя, спустя год им хватит решимости отказать в этом звании оппозиционному журналисту Игорю Рудникову. Так Евгений Гришковец попал в один список с Людмилой Путиной, патриархом Кириллом и бывшим мэром города Юрием Савенко. Теперь он вместе с прочими достойными людьми из этого списка имеет право на ежемесячные денежные премии, имеет льготы по оплате ЖКХ и может не платить за проезд в общественном транспорте, если вдруг рискнет им воспользоваться. Одним словом, сложно представить, кто бы еще из местной культурной тусовки мог с такой же уверенностью претендовать на звание символа Калининграда. Ну разве что Олег Газманов. По счастью, он тоже уже почетный гражданин. Хоть и получил свой знак на два года позже, чем драматург.
Без Евгения Гришковца такое мероприятие, как Год литературы, представить сложно еще и потому, что в качестве гостя в Калининград приедет Захар Прилепин. Хочется назвать этих писателей чуть ли не главными антагонистами в русской прозе «нулевых», хотя сам господин Прилепин вроде как от этого открещивается. Но от соблазна их друг другу противопоставить сложно удержаться. Хотя бы потому, что и сами писатели в свое время успели обменяться колкостями. Захар Прилепин на встрече писателей с главой государства спросил у Владимира Путина про его «друга» Геннадия Тимченко. Гришковец в ответ заявил, что ему «за вальяжную позу писателя Прилепина стыдно». И за вопросы тоже стыдно. Ужасно.
Герои Прилепина – суровые, местами злые. Они не то, чтобы совсем не склонны к рефлексии (склонны и порой к весьма болезненной), но какие бы душевные метания эти люди не испытывали, способности к реальному действию у них никогда не пропадали.
Проза Евгений Гришковца – это как раз история совсем про другое. Главным героем здесь будет не нацбол Санькя, который, да, готов за свои идеалы в других людей стрелять, но и также готов к тому, что стрелять будут и в него тоже, а человек, который промучился от боли всю ночь, но зато встретил рассвет. Представить, что кто-либо из героев Гришковца пойдет за свои убеждения на Голгофу, эшафот, да и хотя бы просто решит за них серьезно пострадать, – сложно. Одним словом, если персонажи Гришковца и мочатся на снег у Кремля, то делают это «без пафоса и протеста».
Даже взгляд на войну у Гришковца и Прилепина получается совершенно разный. Прилепинские «Патологии» – это вполне ожидаемая история про трагедию, запах горелого человеческого мяса и прочие ужасы и зверства. В «Осаде» Гришковца (а ее хочется «срифмовать» с чеченской кампанией хотя бы из-за времени написания) никаких запредельных зверств нет. Зато есть персонаж, который может в промежутках между битвами размышлять как ни в чем не бывало о каком-то призрачном промежутке времени, который еще меньше секунды. Подобные монологи и размышления как бы «ни о чем, а на самом деле обо всем на свете» съедают у Гришковца достаточно весомую часть пьесы; времени на горелое мясо и прочие ужасы, с которыми ассоциируется современная русская военная проза, просто не остается. Не хочется тут опускаться до анекдота в духе «Если в первом акте пьесы Гришковца на сцене висит ружье, то в последнем оно уснет», но ничего лучше в голову не приходит.
Примерно та же ситуация происходит и с высказываниями Евгения Гришковца на политические темы. В принципе он их делать не особо любит, но время от времени наступает ситуация а-ля «не могу молчать». И тогда Гришковец не молчит. Но то, что он говорит, все равно не совсем понятно. Вот, к примеру, высказывания драматурга по поводу ситуации с убийством журналистов газеты Charlie Hebdo. Если все-таки продраться сквозь длинный текст, наполненный к месту и не к месту какими-то личными переживаниями («Мои дети видели эти кадры. Они затихли от ужаса и простоты»), то можно понять одно: Евгений Гришковец – «не Шарли», но «боится». Так и написано: «Я не Шарли, но боюсь» (для верности писатель это повторяет несколько раз).
В остальном его позицию понять совершенно невозможно. Европейские политики ему не нравятся (за ханжество и лицемерие), исламские радикалы тоже. И он боится. Вот в принципе и все.
По Украине получается примерно такая же ситуация. В России есть Андрей Макаревич, который за свои концерты на Украине угодил куда-то в категорию национал-предателей, есть писатель Александр Проханов, который пишет тексты про «черную сперму фашизма, проливающуюся на Киев». А есть Евгений Гришковец, который, если говорить совсем грубо, «за все хорошее и против всего плохого». Если бы какому-нибудь редактору с НТВ дали задание снять про Евгения Гришковца пропагандистский фильм в духе «13 друзей хунты», то у него бы, наверное, произошел разрыв шаблона.
Эта размытая позиция роднит Гришковца с местными элитами куда больше, чем звание почетного гражданина, и даже делает его важной часть региональной идентичности. Неумение определиться – это какая-то очень важная часть калининградской философии. Даже губернатор Николай Цуканов сначала надеется, что литовские и польские соседи не поддержат санкции Евросоюза, а потом снова надеется, но уже на то, что Россия свои контрсанкции в ближайшее время не отменит. Сенатор Николай Власенко производит впечатление свободолюбивого человека вполне либеральных убеждений. Но, когда приходит пора голосовать за закон Димы Яковлева, он, как и остальные члены Совета Федерации, послушно поднимает руку. Да и сама региональная идентичность, о которой столько говорят, вполне укладывается в близкий Гришковцу шаблон «за все хорошее и против всего плохого». В 2009–2010 году калининградцы вышли на митинги за отмену транспортного налога. Но впоследствии протестной активностью не отмечались, хотя жизнь вроде бы и давала поводы.
Умение не делить мир на враждующие лагеря, на черное и белое – полезное качество сознания. Но иногда кажется, что прилепинского "Саньки" здесь очень не хватает. Не хочется цитировать всуе откровение Иоанна Богослова про «ни холоден, ни горяч», но ничего лучше действительно в голову не приходит.
Текст: Борис Савинков
Александр Ярошук, безусловно, прав, заступаясь в таком щепетильном вопросе за писателя. Евгений Гришковец – это имя, которое в первую очередь ассоциируется с калининградской литературой. Других писателей, которые бы имели такую же узнаваемость на федеральном уровне, в городе просто нет. Хотя бы потому, что про фантаста Сергея Снегова не многие вспомнят, а про писателя Юрия Буйду не многие знают. Хотя последний и попадает в шорт-листы престижных российских литературных премий. Но за силуэтом Евгения Гришковца, за афишами его новых спектаклей, которыми обклеен весь город, никого другого не различить. Писатель приехал в Калининград из Кемерово. У него там, по собственным воспоминаниям, был театр, бизнес, бар и личный водитель. Но от этого счастья надо было бежать. И бежал Евгений Гришковец именно в Калининград, где его никто не знал и где его ждала нищета. Потом был первый моноспектакль, «Золотая маска» и долгая дорога к славе и многотысячным тиражам. Сейчас Гришковец уже называет себя «большим пропагандистом Калининграда», и говорят, что он искренне обижается на вопросы о том, где ему комфортней живется. Настолько искренне, что он может окончить пресс-конференцию со скандалом. И когда Калининград пытаются как-то обозначить на литературной карте страны, то на ум в первую очередь приходит фамилия того человека, который «съел собаку», и ничья другая. Билеты на его новый спектакль, премьера которого назначена на март, раскупаются еще в январе.
Писатель дружен с властью. Точнее, ну не то, чтобы дружен, скорее, никогда и ни с кем здесь открыто не враждовал. Но и в любви тоже не спешил признаваться. То есть все в принципе знают, что крестный дочери драматурга – это Александр Ярошук, но если у Гришковца об этой дружбе спросить прямо, то быстро выяснится, что все не так просто. Как рассказывал писатель, они не «прям друзья-друзья», да и разница интересов у них большая, но при этом есть и серьезная симпатия. А еще Александр Ярошук – «набожный человек», а еще «я знал его еще тогда, когда он еще не был…».
Одним словом, все действительно не так просто с Ярошуком. Губернатор после очередного спектакля спешит написать в «Твиттере», что Евгений Гришковец – «наш театральный бренд». Евгений Гришковец – почетный гражданин города Калининграда. Что интересно, на это звание он претендовал в компании с президентом Ассоциации морских капитанов Калининграда Евгением Мухиным и директором Кафедрального собора Игорем Одинцовым. За присвоение звания Мухину и Одинцову высказывались ветеранские организации, а вот кандидатуру Гришковца лоббировала администрация города. Понятно, что депутаты не нашли в себе сил отказать драматургу в этом титуле (только кто-то один кандидатуру писателя не поддержал). Хотя, спустя год им хватит решимости отказать в этом звании оппозиционному журналисту Игорю Рудникову. Так Евгений Гришковец попал в один список с Людмилой Путиной, патриархом Кириллом и бывшим мэром города Юрием Савенко. Теперь он вместе с прочими достойными людьми из этого списка имеет право на ежемесячные денежные премии, имеет льготы по оплате ЖКХ и может не платить за проезд в общественном транспорте, если вдруг рискнет им воспользоваться. Одним словом, сложно представить, кто бы еще из местной культурной тусовки мог с такой же уверенностью претендовать на звание символа Калининграда. Ну разве что Олег Газманов. По счастью, он тоже уже почетный гражданин. Хоть и получил свой знак на два года позже, чем драматург.
Без Евгения Гришковца такое мероприятие, как Год литературы, представить сложно еще и потому, что в качестве гостя в Калининград приедет Захар Прилепин. Хочется назвать этих писателей чуть ли не главными антагонистами в русской прозе «нулевых», хотя сам господин Прилепин вроде как от этого открещивается. Но от соблазна их друг другу противопоставить сложно удержаться. Хотя бы потому, что и сами писатели в свое время успели обменяться колкостями. Захар Прилепин на встрече писателей с главой государства спросил у Владимира Путина про его «друга» Геннадия Тимченко. Гришковец в ответ заявил, что ему «за вальяжную позу писателя Прилепина стыдно». И за вопросы тоже стыдно. Ужасно.
Герои Прилепина – суровые, местами злые. Они не то, чтобы совсем не склонны к рефлексии (склонны и порой к весьма болезненной), но какие бы душевные метания эти люди не испытывали, способности к реальному действию у них никогда не пропадали.
Проза Евгений Гришковца – это как раз история совсем про другое. Главным героем здесь будет не нацбол Санькя, который, да, готов за свои идеалы в других людей стрелять, но и также готов к тому, что стрелять будут и в него тоже, а человек, который промучился от боли всю ночь, но зато встретил рассвет. Представить, что кто-либо из героев Гришковца пойдет за свои убеждения на Голгофу, эшафот, да и хотя бы просто решит за них серьезно пострадать, – сложно. Одним словом, если персонажи Гришковца и мочатся на снег у Кремля, то делают это «без пафоса и протеста».
Даже взгляд на войну у Гришковца и Прилепина получается совершенно разный. Прилепинские «Патологии» – это вполне ожидаемая история про трагедию, запах горелого человеческого мяса и прочие ужасы и зверства. В «Осаде» Гришковца (а ее хочется «срифмовать» с чеченской кампанией хотя бы из-за времени написания) никаких запредельных зверств нет. Зато есть персонаж, который может в промежутках между битвами размышлять как ни в чем не бывало о каком-то призрачном промежутке времени, который еще меньше секунды. Подобные монологи и размышления как бы «ни о чем, а на самом деле обо всем на свете» съедают у Гришковца достаточно весомую часть пьесы; времени на горелое мясо и прочие ужасы, с которыми ассоциируется современная русская военная проза, просто не остается. Не хочется тут опускаться до анекдота в духе «Если в первом акте пьесы Гришковца на сцене висит ружье, то в последнем оно уснет», но ничего лучше в голову не приходит.
Примерно та же ситуация происходит и с высказываниями Евгения Гришковца на политические темы. В принципе он их делать не особо любит, но время от времени наступает ситуация а-ля «не могу молчать». И тогда Гришковец не молчит. Но то, что он говорит, все равно не совсем понятно. Вот, к примеру, высказывания драматурга по поводу ситуации с убийством журналистов газеты Charlie Hebdo. Если все-таки продраться сквозь длинный текст, наполненный к месту и не к месту какими-то личными переживаниями («Мои дети видели эти кадры. Они затихли от ужаса и простоты»), то можно понять одно: Евгений Гришковец – «не Шарли», но «боится». Так и написано: «Я не Шарли, но боюсь» (для верности писатель это повторяет несколько раз).
В остальном его позицию понять совершенно невозможно. Европейские политики ему не нравятся (за ханжество и лицемерие), исламские радикалы тоже. И он боится. Вот в принципе и все.
По Украине получается примерно такая же ситуация. В России есть Андрей Макаревич, который за свои концерты на Украине угодил куда-то в категорию национал-предателей, есть писатель Александр Проханов, который пишет тексты про «черную сперму фашизма, проливающуюся на Киев». А есть Евгений Гришковец, который, если говорить совсем грубо, «за все хорошее и против всего плохого». Если бы какому-нибудь редактору с НТВ дали задание снять про Евгения Гришковца пропагандистский фильм в духе «13 друзей хунты», то у него бы, наверное, произошел разрыв шаблона.
Эта размытая позиция роднит Гришковца с местными элитами куда больше, чем звание почетного гражданина, и даже делает его важной часть региональной идентичности. Неумение определиться – это какая-то очень важная часть калининградской философии. Даже губернатор Николай Цуканов сначала надеется, что литовские и польские соседи не поддержат санкции Евросоюза, а потом снова надеется, но уже на то, что Россия свои контрсанкции в ближайшее время не отменит. Сенатор Николай Власенко производит впечатление свободолюбивого человека вполне либеральных убеждений. Но, когда приходит пора голосовать за закон Димы Яковлева, он, как и остальные члены Совета Федерации, послушно поднимает руку. Да и сама региональная идентичность, о которой столько говорят, вполне укладывается в близкий Гришковцу шаблон «за все хорошее и против всего плохого». В 2009–2010 году калининградцы вышли на митинги за отмену транспортного налога. Но впоследствии протестной активностью не отмечались, хотя жизнь вроде бы и давала поводы.
Умение не делить мир на враждующие лагеря, на черное и белое – полезное качество сознания. Но иногда кажется, что прилепинского "Саньки" здесь очень не хватает. Не хочется цитировать всуе откровение Иоанна Богослова про «ни холоден, ни горяч», но ничего лучше действительно в голову не приходит.
Текст: Борис Савинков
Поделиться в соцсетях