После того, как шестой «Постинтеллектуальный форум им. Кафки и Оруэлла» подошел к концу, в пансионат, где проживали участники, приехали силовики (мероприятие к этому моменту уже закончилось, а подавляющее большинство участников выписалось из гостиницы). Бойцы выбили дверь и задержали троих человек, которые принимали участие в форуме (все они не из Калининграда). Как рассказали порталу «Новый Калининград», в номере пансионата, где проживали задержанные, было изъято 2 грамма наркотического вещества растительного происхождения (скорее всего, речь идет о марихуане). Этого, впрочем, недостаточно, чтобы завести уголовное дело: участникам форума грозят административные штрафы за отказ от медицинского освидетельствования (в сообщении УМВД ничего не говорится об обвинениях за хранение наркотиков). Организаторы форума говорят о «бессовестной провокации». «Целью акции был сюжет на федеральных каналах. Как часто вы видели, чтобы в федеральных СМИ выходили публикации о совершивших административное правонарушение?» — говорится в заявлении оргкомитета.

Так или иначе, форум завершился. На нем выступали известные журналисты, политики и политологи, экономисты и прочие медийные персоны. Афиша RUGRAD.EU дает краткий пересказ того, о чем рассказывали на форуме большинство спикеров.

Евгений Ройзман, экс-глава Екатеринбурга, основатель фонда «Город без наркотиков»

Тема: Метаморфозы личности: как сохранить Грегора Замзу в человеческом облике

Ройзман открывал форум в этом году. Его лекция фактически представляла собственную биографию, пересказанную зрителям за 40 минут: как героиновые шприцы в собственном подъезде заставили будущего политика начать в Екатеринбурге антинаркотическую кампанию, как его в буквальном смысле «кинула» партия «Справедливая Россия» и ее лидер Сергей Миронов, а также как он чуть не стал участником довыборов в Государственную Думу от Калининградской области.

О визовом режиме для мигрантов

Последний раз я об этом говорил, наверное, в году в 2005–2006, когда страна была завалена героином. Умирали по 130–150 тысяч человек в год. От употребления наркотиков. 95 % умерших были парни (абсолютное большинство — до 35 лет). В те годы весь героин, который поставлялся в Россию, поставлялся гражданами Таджикистана. Я работал в комитете по безопасности [Госдумы], я это знал... Очень спокойно, системно делал запросы. На тот момент ситуация решалась бы жестким введением визового режима. Возникал еще один серьезный инцидент: люди, отсидевшие за наркоторговлю, освобождались и оставались в России.

В этом нет ничего унизительного. Вы же ездите в Швейцарию по визе, в Америку по визе? Вы не чувствуете унижения от этого? Я не чувствую от этого никакого унижения. Но я считал, что если весь героин поставляется из Таджикистана и его гражданами, то хотя бы за них будет кто-то отвечать.

Последний раз я об этом говорил в 2007 году. Сейчас ситуация очень сильно поменялась. Героина на этом рынке процентов 10. В основном это курительные смеси, самая разная синтетика, гашиш и марихуана, кокаин очень маленькое место занимает, а героин — небольшое. Но беда в том, что наркомания очень сильно помолодела.

Специальный корреспондент «Новой газеты» Илья Азар и корреспондент Русской службы BBC Олеся Герасименко

Тема: Make Russian media great again

Илья Азар и Олеся Герасименко рассказывали в основном о плачевном положении, в котором оказалось подавляющее большинство российских СМИ. По медиасреде сильно ударили изменения, произошедшие в уголовном законодательстве. Помимо цензуры внешней, СМИ порой находятся во власти цензуры внутренней. В любом случае в пересказе журналистов ситуация выглядит достаточно мрачной: статью могут снять по звонку из администрации президента, а журналисты и редакторы вынуждены тщательно подбирать слова, чтобы не нарваться на уголовную или какую-либо еще ответственность.

Как федеральные и региональные СМИ оказались в равном, но всё равно плачевном положении

Илья Азар: Лет 5–6 назад ситуация была намного лучше, а сейчас она очень печальная. СМИ осталось очень мало. В СМИ (которые юридически российские) картина максимально печальная. Почти во всех ключевых медиа за последний год сменились инвесторы и собственники. И, соответственно, после этого, явно или не явно, сменилась редакционная политика. В частности, в «Коммерсанте», в РБК произошло то же самое. Даже и в «Ведомостях» это происходит, но пока не так явно проявляется. Рад, что «Новая газета» чувствует себя неплохо. И пока незаметны изменения редакционной политики. Хотя недавно мы запустили систему донатов или как это по-русски называется? Попытка перейти на модель пожертвований? Но мне не нравится слово «пожертвования». Это тоже, видимо, о чем-то свидетельствует. Не особо хорошем. Поэтому ситуация плохая.

Олеся Герасименко: Эти проблемы вызваны [не только] тем, что с Лубянки звонят в редакцию буквально уже ассистенты и секретари и говорят: «Уберите то, замените это». Но еще и огромной внутренней самоцензурой любой российской редакции. Она и раньше была проблемой, но после 2014 года стала принимать какие-то чудовищные масштабы. Конец борьбы с этой штукой не ясен. Если против Администрации президента попрешь или не попрешь, то отследить собственные опасения, из-за которых ты не ставишь то или иное слово в текст, или опасения редактора, который отказывает в командировке по какой-то теме, [отследить] их сложно. Не знаю, как с этим справиться. Ситуация плачевная.

[Региональные СМИ дальше от АП], но зато максимально близки к губернаторам. Мы [федеральные СМИ и региональные] абсолютно сравнялись. Когда я раньше ездила по регионам, мне коллеги плакались: «Вот, ничего нельзя написать, всё зарубают, возьмите хоть себе в Москву!» Вот такой был стон. В некотором количестве случаев он был оправданным: многие темы в регионах действительно зарубались, а в том же «Коммерсанте» мы могли их спокойно делать. Я помогала привлекать регионы к работе или сама какие-то штуки делала… А сейчас примерно всё на одном уровне.

Я раньше советовала всем студентам или коллегам: «Не хороните какие-то городские классные сюжеты, про которые вам кажется, что вы их у себя в газете никогда не напечатаете. Пошлите письма, и у меня был список: Gazeta.ru, Lenta.ru (старой формации), «Коммерсант», «Новая газета»». И это работало. Сейчас я боюсь, что я такого совета не дам. Потому что у меня этот список сократился до нуля практически. Я не знаю, куда их послать с региональными историями. Это печально. Мы теперь в том же месте, где и были региональные СМИ 4 года назад.

Илья Азар: Федеральные СМИ в лучшем положении (те, которые остались). Есть отдельные региональные СМИ. Но в целом картина довольно печальная. Большинство из них принадлежат губернатору либо мэру и используются исключительно для того, чтобы мочить другую сторону. Это в тех регионах, где существует конфликт на региональном уровне. Где не существует — там просто ничего не происходит и весьма грустная картина.

Николай Сванидзе,  журналист, член совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека

Тема: Как мы полюбили ядерную бомбу и могут ли империи без войны

Формально Николай Сванидзе должен был рассказать, как менялось отношение в человеческом обществе к ядерному оружию: от восхищения к страху, а затем к равнодушию и потере сакрального статуса у атомной бомбы. Но всё равно разговор свелся к насущному вопросу «будет или нет ядерная война, а если будет, то из-за чего и когда?» (подробнее об этом можно почитать здесь). Впрочем, даже Сванидзе позволял себе небольшие лирические отступления, чтобы прокомментировать современное состояние общества. В частности, предположил, что ситуация сейчас настолько опасная, что за репост могут посадить даже настолько известную фигуру, как он сам.

Ближайшие 10 лет придется «выживать»

Черт его знает, может, и меня посадят за репост. Смотря, какой репост. Сейчас неприкосновенной [является] высшая часть руководства, приближенная к первому лицу. И всё. Групп, которые были бы неприкосновенны, сейчас нет. Интеллигенция — это отдельный разговор: она в самом таком советском понимании перестала существовать, размылась, частично уехала. Частично стала частью власти, частично опустилась. Ей теперь не до размышлений… Дальше будет пуще, потому что жизнь не улучшается.

Протест молодеет. Власть реагирует нервно. Я видел фотографии с последнего подросткового митинга: там тащат маленьких мальчиков и девочек. О чем это свидетельствует? О том, что нервничают. Дают очень жесткие указания. Казалось бы, ну кому помешала маленькая девочка? Бояться маленькую девочку. Значит, нервничают. Если нервничают — значит, никому нельзя ни постить, ни репостить. Ничего нельзя. Ситуация очень опасная.

Мой прогноз для России на ближайшие 10 лет? Выживать все будем ближайшие 10 лет. Чего я нам всем искренне желаю.

Иван Колпаков, главный редактор 

Тема: Грани убедительности: журналистика в эпоху большого недоверия

Базирующаяся в Риге «М.» в последние годы стала одним из самых важных и читаемых русскоязычных СМИ. Главный редактор рассказал фактически «историю успеха» медиа. 

Как либеральные СМИ противостоят собственным предубеждениям.

Существует ли проблема политической ангажированности [в журналистике]? Проблема любой ангажированности существует. Бессмысленно утверждать, что журналист свободен от своих представлений о том, как мир устроен. Является ли «М.» либеральным изданием? Среди русскоязычных, наверное, да. Максимально либеральным. Мы иногда выпускаем редакционные колонки, в которых высказываем свое мнение по поводу происходящих событий. Судя по этим колонкам, редакция разделяет, скорее, либеральные ценности.

Существует ли у меня (как главного редактора) и моих сотрудников предубеждение по поводу тех тем, о которых они пишут? Да, я это признаю. Предубеждение есть. Моя задача как главного редактора бороться с этими предубеждениями. Моя задача — убеждать своих собственных редакторов всегда смотреть глубже. Всегда добиваться истины. Даже если очень хочется заняться активизмом.  

Это мало кто видит, но вы не представляете себе, как редактируется каждый материал про сексуальное насилие. Какие есть жесткие стандарты по поводу того, что можно писать, а что нельзя писать. Можно ли обвинять человека и какими словами это должно быть написано? Мы просто много на этом обожглись и очень аккуратно к этой истории относимся. Читателю это не видно, но есть некая работа, которая идет внутри.

Я как редактор не прикоснулся ни к одному материалу про Никиту Белых. Потому что я с ним знаком и к нему хорошо отношусь. Я к нему по-дружески настроен, я переживаю за него. И это серьезная проблема. Когда я чувствую, что это превращается в проблему, я стараюсь от этого избавиться. Это и есть коррупция — ржавчина, которая разрушает редакции.

Лев Шлосберг, председатель псковского отделения партии «Яблоко», депутат Псковского областного собрания депутатов

Тема: Политическая жизнь в отсутствие публичной политики: как жить и как выжить?

Лев Шлосберг предпочел не рассказывать какие-то конкретные политические истории из собственной биографии. Вместо этого он ограничился общими философскими рассуждениями на тему прав личности (которые в его мировоззрении должны стоять выше интересов государства) и либерализма. А также рассказывал о надвигающемся «леднике», на фоне которого политики, журналисты, политологи да и вообще всё живое, что есть в обществе, превращается в вымирающий вид.

Почему человеческая жизнь стоит выше интересов государства

Нужно признать, что все мы — публичные политики, журналисты, комментаторы, политологи — в каком-то смысле являемся исчезающим видом животных, на фоне наступающего «ледника». Ледник виден, он движется на нас, делать с ним что-то мы не можем. Перед нами стоит выбор: уйти из публичной политики, уехать из страны, у нас есть возможность приспособиться к условиям жизни «ледника» или бороться с тем, что невозможно изменить и отменить. И невозможно предотвратить.

Из-за того, что люди живут в бедности и нищете, их естественные потребности не исчезают. Бедность и нищета не являются синонимом отсутствия потребности в естественном устройстве общества. В любом, даже самом ограниченном в ресурсах обществе существует не меньше пятой части — это очень большое сообщество людей, которые понимают необходимость изменений, модернизации и готовы в этом участвовать (в той или иной степени). Задача политика заключается в том, чтобы понимать, кто эти люди. Буквально понимать: где они живут, что их заботит, что им нужно сегодня.

Большинство общества (в любой стране, включая самые развитые страны Европы) в части отношения к политикам — абсолютно патерналистское. Им нужны защитники; представитель — это, на самом деле, защитник. Если есть кто-то, кто говорит то, что я думаю, то я чувствую себя в большей безопасности. А у депутата такая возможность есть. Поэтому мы считаем, что политические ресурсы любого региона (в том числе и Калининградской области) достаточны для того, чтобы консолидированная демократическая группа собирала вокруг себя пул общественной поддержки.

Либерализм отдает предпочтению человеку по отношению к государству. Это его принципиальная позиция. Приоритет прав и свобод человека над интересами государства. Это записано в постулатах либерализма.

Сегодня совершенно обоснованно мы должны говорить о взаимопроникновении и взаимном влиянии идеологий. Сегодня есть социальный либерализм. Есть консерваторы, которые являются модернистами и не являются совсем охранителями скреп. Представлять сейчас идеологические течения как чистые типы — невозможно.

Какая социально-экономическая модель сегодня реализуется в России? Тот, кто скажет, что это «социальное государство», как в Конституции [написано], я печально улыбнусь. Оно уже не является таковым де факто.

Конечно, это очень известный мобилизационный миф: «отдай часть себя (в том числе жизнь), чтобы общие интересы и общие блага были достигнуты». Какой на него ответ? «Мы не хотим жертвовать людьми» — вот ответ. Мы не хотим жертвовать людьми ради интересов государства. Более того, мы не считаем правильными интересы государства, если для них нужно (официально) жертвовать людьми. Мы считаем такую политику неправильной.

Андрей Орлов (Орлуша), поэт

Тема: Абсурдность новостей в эпоху «большого брата»

Поэт Орлуша, успешно эксплуатирующий принцип «утром в газете — вечером в куплете», предпочитал в прозе говорить мало. Лекцию он превратил в выступление, читал стихи и даже написал для форума эпиграф с аллюзиями на известное стихотворение Владимира Маяковского со строчками «мы говорим Кафка — подразумеваем Ленин, говорим Оруэлл — подразумеваем Путин».

Кафка и Оруэлл сейчас везде

Меня позвали сюда. Я спросил: «Что такое?» Сказали: «Кафка и Оруэлл». Я говорю: «Зачем нам ехать? Кафка и Оруэлл сейчас везде».

«1984» — это какая-то вечная вещь. Потому что тогда нам казалось: «Как же он сформулировал всё брежневское!» Сейчас [это] называется «постинтеллектуальное» в тот момент, когда интеллектуалов сажают за посты.

Александр Согомонов, ведущий научный сотрудник института социологии РАН

Тема: Что обычно ворчат себе под нос перед дверью нового общества

Лекция Согомонова получилась, наверное, одной из самых абстрактных на форуме. Может, из-за выбранной темы, может, из-за авторской манеры, но казалось, что в каждой его новой фразе содержится новая мысль. Научный сотрудник лавировал между литературной критикой, геополитикой и экономикой, рассуждая, что первичнее: наука или реальность?

Почему Кафка актуальнее Оруэлла

Я перечитал «1984» с очень большим разочарованием. Мне кажется, что эта книга написана максимально для того, чтобы создать нам в сознании ощущение страха. Что такое может произойти. Но такое нигде не произошло. А если и происходило, то очень короткий срок. Мне кажется, что Оруэлл для нашего времени не интересен. Он пишет не о том. А вот Кафка офигенно интересен. Потому что трансформации, постоянные изменения, абсурдизм, хаос — это очень хорошо передано во всех его главных произведениях, и, мне кажется, что они вечны.

Оруэлл [был актуален], когда люди думали, что у либерального капитализма есть альтернатива. Когда мы сейчас понимаем, что у либерального капитализма нет альтернативы, он ушел туда, в старую эпоху.

Текст: Алексей Щеголев
Фото: Юлия Власова