В минувшем году директор радиостанции «Русский край» Михаил Черенков получил широкую известность благодаря своему «крестовому походу» против фестиваля Kubana, проведение которого активно лоббировал сам губернатор Николай Цуканов. Федеральные СМИ тогда пестрили заголовками о том, что «калининградский губернатор поссорился с РПЦ», однако сам Черенков отрицал это. Несмотря на то что Черенков больше не работает в епархиальном отделе эксплуатации памятников, его личность по умолчанию ещё долго будет ассоциироваться с церковными структурами: радиостанция «Русский край», так или иначе, поднимает темы, связанные с религией и патриотическим воспитанием. В её эфире даже выходила передача с грозным названием «Оранжевая западня», где редакция боролась с проявлениями сепаратизма и теми людьми, кто, по их мнению, этим сепаратизмом занимался.
В рамках проекта «Город и его люди» Михаил Черенков рассказал Афише RUGRAD.EU, как он занимался продажами алкоголя и сигарет, а потом воцерковился, о влиянии РПЦ и патриарха на политические процессы в регионе, и почему программа «Оранжевая западня» как средство информационной войны больше не нужна.


«Не всё на Москве держится»

В Калининград я приехал в 1994 году из Москвы. Я закончил вуз, страна разваливалась, экономика разваливалась, работа, которую мне предлагали по специальности в Москве, крайне низко оплачивалась. Была возможность заниматься бизнесом, и я пошёл по этому направлению. В Калининграде мой дядя занимался бизнесом. В определённый момент он меня пригласил: ему были необходимы поставки определённых товаров из Москвы, и я эти поставки сюда наладил (тогда это была торговля алкогольными напитками, сигаретами, жевательной резинкой, «Сникерсами» и так далее). У дяди с его партнёром было несколько магазинов в городе. Оптовые компании, где он закупал товар, делали свою наценку. Он искал более дешёвые варианты, и нужен был человек, который это всё в Москве бы формировал. Я этим вопросом занимался. Длилось это очень недолго. Мне самому было не очень приятно этим заниматься. А государство показывало позицию, что будет  жёстко регулировать этот рынок. Рамки ужесточались, деятельность усложнялась. Поэтому, когда дядя предложил открыть в Калининграде магазин розничной торговли промышленными товарами, я это сделал с радостью: мы открыли магазин и завязали с продажами алкоголя.

Москва для меня — город родной. Но когда я сюда приехал, Калининград мне очень понравился. Я не был женат, юношеский максимализм, всё было очень интересно, и я город полюбил. Назад возвращаться не хочу. Даже сейчас, когда в Москву приезжаю, то очень устаю от этой суматохи. Да и той Москвы — Москвы 80-х годов — уже нет.

Тогда Калининград был не таким, как сейчас: не было таких красивых зданий, подсветки. Это всё-таки в первую очередь была военная база. Балтийск был ещё закрыт, да и сам регион только открыли. Но море, природа — они играют очень большую роль. Если живёшь на окраине Калининграда, 10–15 минут — и ты за городом, на открытом воздухе. В Москве на это надо потратить час-два на электричке или машине. Калининград можно назвать комфортным городом: не всё на Москве держится, не всё на Москву замыкается.

Калининград — городок провинциальный. Мне было здесь легко реализовывать свои проекты. Здесь не было такой давки локтями, это всё-таки провинция, и многие вещи здесь было делать легче. А в Москве вообще очень жестокая конкуренция. Там и менталитет у людей другой. Здесь люди более открыты, более приветливы. Так везде в провинции.


«Мне сложно осуждать людей, которые снесли Королевский замок»

Те, кто говорит, что Калининград не совсем российский город, опираются на немецкое наследие. Тут есть две философские концепции. Одна говорит, что бытие определяет сознание, а другая — что сознание определяет бытие. Первые говорят, что если у нас здесь замки, немецкие дома и архитектура, то они нас будут менять: земля будет менять и нас самих, и наше сознание. Я придерживаюсь второй точки зрения: мы определяем то место, где мы живём. Менталитет Калининграда, идентичность определяется людьми, которые здесь живут. А здесь живут русские люди. Поэтому это российский город. На меня, например, архитектура не накладывает никакого отпечатка. Она не делает меня немцем. Из-за того, что я живу среди таких зданий, я немцем не становлюсь.

Любое наследие (даже если оно не наше) мы должны сохранять. Но здесь надо следовать по пути целесообразности. Если мы его сохраняем, то в нём должно быть то наполнение, которое нам, русским, удобно и интересно. Я не сторонник борьбы с архитектурой. Мы должны сохранить те памятники, которые нам достались. Но я противник такого подхода, когда мы должны делать что-то «а-ля Германия» на том месте, где уже ничего нет. Мы просто зажимаем творчество архитекторов. Почему бы нам на этом месте не построить новые и современные здания? Я противник восстановления того, чего уже нет.

Мне сложно осудить людей, которые снесли Королевский замок и сам факт его сноса. Сложно было ожидать тогда от людей, после всех зверств войны, любви к немецкому наследию. Снесли и снесли — не стоит из этого трагедии делать. Я к этому отношусь, как к суду истории.

Восстанавливать Королевский замок — это совершенно неправильно. Вся история с «Сердцем города» и восстановлением замка преподносится нам как любовь к немецкому наследию, как восстановление прошлого. Но, простите, если вы будете строить на этом месте что-то новое, то куда вы денете то, что там, в земле, осталось? А там остались реальные фундаменты Королевского замка. Они представляют огромную историческую ценность. Простите, это же реальные фундаменты, реальные камни, которым больше 700 лет. Там сохранился уникальный культурный слой. Если там археологические раскопки будут проводиться экскаваторами, как это делалось, когда строили гостиницу у «Юности», то мы ничего полезного не получим для города. Если это делать скрупулезно, руками, то это может дать нам археологические находки и открытия, но затянуться на несколько лет. Что нам мешает это место просто накрыть стеклянным куполом, пригласить археологов со всего мира и использовать всё, что мы найдём, для привлечения туристов. Я говорю о двуличии этих людей. С одной стороны, они рисуют красивые картинки, показывают фотографии Кёнигсберга, а с другой — собираются уничтожить реальные остатки замка, которые там есть.

Когда я ещё работал в общественной палате, то видел, что командой Цуканова в Стратегии развития Калининградской области и в ФЦП прописывалось отдельной строкой восстановление Королевского замка. На эти цели планировалось привлечение федеральных средств. Команда, которая сейчас над этим работает, изначально делала ставку, что им под 2018 год удастся привлечь средства. Но программа, как известно, сильно сокращена и, скорее всего, будет порезана и в этом году: ситуация тяжёлая, нефть падает. К тому же президент непрозрачно намекнул, что не надо за счёт стадиона перестраивать весь город. В этой же стратегии именно такая идея и была: застроить за счёт стадиона ганзейскими кварталами всю территорию вокруг него, восстановить замок и так далее. Так что этот номер не прошёл.

Даже если придёт инвестор и вложит в этот проект деньги, то окупать он его будет долго. Чемпионат пройдёт, а деньги потом возвращать придётся ещё много лет. С точки зрения коммерческой составляющей проект «Сердце города» — весьма сомнительный. У него ещё много подводных камней. Строиться на объекте культурного наследия — это чревато. Может быть большой скандал. Непонятно, как это всё обернётся. Вспомните, как город застраивался: был депутат Облдумы Козлов, он обещал сохранить Сиреневый сквер на площади Победы. Но никакого сквера сейчас нет — там стоит «Кловер Сити Центр». Что стало с Козловым? Если люди, которые будут такой проект реализовывать, пойдут по пути обмана, то это в первую очередь политические риски для них. А во вторую очередь проект с окончательной застройкой центра Калининграда серьёзно усугубит экологическую и транспортную ситуации.

Не считаю, что символ Drang nach Osten, «Натиск на Восток» (имеется в виду замок. — Прим. ред.) может быть символом России. Надо отдавать себе отчёт, с чем мы хотим связывать наше будущее. С людьми, с которыми наши предки на Чудском озере сражались, это никак не вяжется и не имеет никакой перспективы. Я, наоборот, в этом вижу большую духовную и политическую диверсию в отношении Калининграда как русского города.

Мы не можем вычеркнуть советскую историю. Если мы её вычеркнем, то рискуем забыть то время и не извлечь из него уроки. Рискуем в будущем совершить те же ошибки. Я считаю, что в названии города менять ничего нельзя. Кёнигсберга больше нет — он только на фотографиях остался. Калининград — это военный трофей, его завоевали наши деды, и мы живём здесь, благодаря их подвигу. Они решили тогда так назвать, это было их право, и мы должны его уважать. Да, можно сказать, что назвали город не солдаты, а высшее руководство — и то только потому, что Калинин умер, — но мы же не помним, что кто-то тогда сильно по этому поводу возмущался? Был Советский Союз, Калинин был одним из вождей. Назвали в город в его честь. И точка.


«Проблема сепаратизма в Калининграде звучала всегда»

Мне кажется, что в Калининграде не было никакого конфликта российских и немецких культур. Есть конфликт между людьми: одни пытаются нам навязывать германскую культуру, а другие этому противятся. Я противник навязывания чего-либо. Хочет человек жить по законам немецкой культуры — пусть живёт, ради бога, но пусть другим людям этого не навязывает. А когда за счёт государственного или регионального бюджета начинают навязываться всякие оскорбительные вещи: спектакли, где переселенцев оскорбляют... Масса оскорбительных выставок в регионе проводилась. Зачем вы оскорбляете людей? Логика там такая: как здесь было хорошо, когда была Германия, и как стало плохо, когда русские пришли. Очень примитивная формула. Она не учитывает ни историю, ничего.

Проблема сепаратизма звучала в Калининграде всегда. Отчётливо и активно она стала подниматься после развала СССР. У нас город переселенцев. Среди этих людей попадаются такие, которые восторгаются Западом, идеалистически к нему относятся и которые говорят, что скорей бы сюда немцы пришли и порядок навели. Это и есть электорат сепаратизма. Именно на них рассчитаны все эти идеи, когда говорят, что, вот, нам надо скорее в ЕС, нам надо жить Балтийской республикой. Эта тема имеет место быть. Существует она из-за нашего размытого положения: у нас в регионе нет настоящего русского духовного ядра, оно ещё не сформировано. Регион был советский, красный, здесь долгое время не было Русской православной церкви. Сейчас это ядро только формируется.

В Калининграде нет такого, что здесь люди спят в рогатых шлемах на немецких знаменах. Сепаратизм больше проявлялся в сфере СМИ и среди либеральной общественности (он и сейчас там проявляется), через вброс идей в общество. Впрочем, как показывают соцопросы, несмотря на то что у нас многие люди идеализируют Запад, эти идеи не находят особой поддержки среди населения. Я вот себя в Берлине, как дома, не чувствую.

Эти идеи высказывались открыто, в том числе и депутатами Облдумы. Ранг у людей на региональном уровне был высок. В этом серьёзная опасность. Мы (радиостанция «Русский край». — Прим. ред.) тогда много программ посвятили наиболее одиозным личностям: тому же Витаутасу Лопате, который сейчас уже ушёл в тень и с подобными идеями не выступает, Пасько, Гинзбургу и так далее. У нас был выпущен ряд программ. Назывался он «Оранжевая западня». Но это была крайняя мера. Мы потом отказались от неё. Бить персонально по человеку — это не есть хорошо. Надо бить по идеям.

Нет, «Оранжевая западня» — это не боевое оружие. Это всего лишь маленький возглас на одной из радиостанций. По эффективности это слабое оружие. Всё-таки аудитория у «Русского края» не такая, как у «Авторадио».

Я сейчас не вижу необходимости в «Оранжевой западне». Сейчас надо больше вкладываться в молодёжь. У нас есть для этого ресурсы (а тогда не было). Молодёжь — наше будущее. От того, какими они вырастут, насколько они себя русскими людьми будут осознавать, а эту землю российской, зависит наше будущее. Время прямых высказываний, каким была «Оранжевая западня», понемножку проходит. Но надо будет — снова в строй встанем.


«Церковь не может снять министра»

Воцерковился я где-то в конце 90-х годов. До этого я воцерковленным человеком не был: жил, как все, говорил, что Бог в душе и мне этого достаточно... Процесс воцерковления очень сложно описать... Если смотрели фильм «Матрица», то происходит что-то такое в жизни, когда [словно] глотаешь пилюлю, и вдруг на мир другими глазами начинаешь смотреть. Это маленькое чудо в жизни каждого человека.

В Калининграде массового похода людей в церковь не было, ведь и храмов не было. Наверное, он произошёл в начале 90-х. Тем не менее церковь в Калининградской области растёт. Но я бы не сказал, что это происходит в геометрической прогрессии. Новые храмы строятся, людьми они заполняются, но сказать, что Калининградская область — православный регион, пока ещё нельзя.

Есть тезис, что церковь отделена от государства. В этом нет ничего плохого, так и должно быть. Но от народа церковь отделена быть не может. Если человек — православный христианин и занимает государственный пост, то я только благо в этом вижу. Если человек строит свою жизнь на заповедях или хотя бы это старается делать, то он принесёт больше пользы, чем тот, для кого превыше всего жажда наживы. Что если у этого человека была раньше отметка «отлично» по научному коммунизму? Все были пионерами. Человек имеет свойство меняться. Сегодня один человек — завтра другой. Есть масса святых, которые были великими грешниками до своего воцерковления, но затем покаялись.

Церковь имеет влияние на политические и общественные процессы внутри области, и с каждым годом это влияние увеличивается. Это происходит потому, что увеличивается количество людей, которые представляют церковь и занимают определённое положение в обществе. Но церковь не может просто взять и снять министра.

В истории русской церкви патриарх всегда управлял Московской епархией и носил титул Патриарх Московский и всея Руси. Но сейчас, если так можно сказать, у нас Патриарх Московский, Калининградский и всея Руси. Святейший так решил (фактически патриарх Кирилл по-прежнему возглавляет все калининградские храмы. — Прим. ред.), это его решение. Видимо, он считает, что регион крайне ценен и для церкви, и для страны. Видимо, он хочет оставить его под своим вниманием.

Церковь никогда не даёт никаких разнарядок. Я никогда не слышал, чтобы церковь на выборах говорила, что надо голосовать за такого-то кандидата. Этого нет. Бывают, правда, случаи, когда губернатор хочет встретиться со священством: приезжает, рассказывает что-то. Он пытается заручиться поддержкой. Но такого, чтобы давалась разнарядка, а священники требовали: «Иди и голосуй», — такого нет.

С фестивалем Kubana всё оказалось достаточно сложно. В стадии принятия это решение зашло достаточно далеко. Губернатору было очень тяжело отменить фестиваль. Но надо отдать ему должное, что он это сделал. Просто та позиция, которую озвучил я, она, скажем так, нашла большую поддержку среди людей, которые занимают значимое положение в обществе и органах власти. Ну, не то, чтобы губернатору что-то сказали... Хотя, может быть, ему кто-то и говорил. Я думаю, что он просто проанализировал все риски и принял такое решение. Нельзя сказать, что он проиграл. Тема сразу сошла на нет, и выборы он выиграл.


«У нас бизнес стоит на западных позициях»

Радиостанция «Русский край» появилась задолго до того, как я пришёл в церковь. Была такая радиостанция в Калининграде «Ностальжи». Мои знакомые пытались её как-то оживить, потом она стала разваливаться и ушла в небытие. Они мне рассказали, как всё это устроено. Я заинтересовался, стал изучать. Юридическое лицо мы зарегистрировали в 1998 году. Включиться смогли только в 2003 году. Я тогда с церковью так сильно связан не был. «Русский край» — частное предприятие, радиостанция никак не связана с Русской православной 

церковью, и её «церковной» назвать нельзя. Да, многие пытаются. Они нас пытаются так дискредитировать, но только на самом деле помогают. Повестка, актуальная для калининградской епархии, звучит в эфире потому, что я стою на таких же позициях. А я редактор радиостанции.

Я бы не сказал, что музыка в нашем эфире сильно отличается от «Авторадио» или «Дорожного радио». Просто звучат ещё песни Игоря Талькова и исполнителей православно-патриотической песни. Мы их активно ротируем. Имеем контракты на освещение деятельности различных органов власти. До 2015 года были контракты с правительством. В прошлом году мы эти конкурсы отследить не смогли. В этом году постараемся отследить и будем, несмотря ни на что, участвовать. Мы эту работу и так делаем каждый день. Почему бы не сделать её по контракту?

В Калининграде бизнес-сообщество достаточно специфическое. Мы столкнулись с этим, когда только открывали «Русский край». Мы увидели, что у нас бизнес стоит на западных позициях. У нас мало людей в сфере бизнеса, которые поддерживают Русскую православную церковь и патриотические идеи. Но если посмотреть, как развивается епархия, как храмы строятся, реализуются церковные проекты... Церковь же не на свои деньги это делает? Ведь она живёт за счёт пожертвований, и не везде ей государство помогает. Это деньги благотворителей. 

Есть в Калининградской области благотворители, но не могу сказать, что это массовое явление.

Я считаю, что бизнес и православная этика — явления совместимые. Есть просто определённые виды бизнеса, которыми православный христианин не должен заниматься. Нельзя сказать, что банковская деятельность — это ростовщичество (хотя я в душе противник этой системы), тут надо законодательство постепенно менять, чтобы оно ушло. Я противник ночных клубов, во многих из них в Калининграде реализуются лёгкие наркотики. Не знаю, почему наркоконтроль так плохо работает... В остальном я считаю, что бизнес и православие вполне совместимы. Всё-таки предприниматель — это человек, который меняет мир вокруг себя. Улучшает его. Это здоровая часть общества.

Как быть тогда с цитатой про «богатых, которые не могут войти в Царство небесное»? Протестантизм дошёл до того, что если ты богат, значит, тебя Бог любит. Но богатство должно работать на благо общества. Так что всё зависит от того, как человек богатством распоряжается... У богатых людей очень много забот: много имущества, машин, много всего. Весь день проходит в этих заботах. Если человек в это всё уйдёт, забудет о вере и душе, то ему это очень сильно повредит. Поэтому и сказано про игольное ушко. Чтобы в него пройти, надо отбросить всё, что ты имеешь. Заботиться в первую очередь о спасении своей души. Но всё возможно. Ведь не сказано в Евангелии, что богатый в рай не войдёт. Сказано, что это очень сложно будет сделать.



Текст: Алексей Щёголев
Фото: rugrad.eu