Афиша RUGRAD.EU о новых книгах культуролога и писателя Александра Попадина: «Волшебные истории острова Кнайпхоф» и «Страшные истории острова Кнайпхоф» (Pictorica, 2016).


Свои недавно изданные книги писатель и бывший руководитель бюро «Сердце города» Александр Попадин называет своеобразной попыткой пройти между Гоголем и Гофманом, как «между Сциллой и Харибдой». «У меня есть прямые и косвенные цитаты из того и другого», — рассказывал писатель. «Страшные истории» от «Волшебных историй», по словам автора, отличаются тем, что первые — это «про смерть и любовь», а вторые — «про волшебство и любовь».

Некоей точкой отсчёта для Попадина стала русалка на флюгере Кафедрального собора. Ведь совершенно несправедливо, что маленькая фигурка на башне единственного здания, которое сохранилось из всей некогда плотной застройки Кнайпхофа, не имеет за собой никакой истории. «Что ты про неё знаешь? А ничего не знаешь. И это неправильно. Соответственно, про неё должна быть какая-то история. Начинаешь вспоминать, какие были истории... Ну и начинаешь вспоминать моменты, что у Кнайпхофа был герб с русалкой», — рассказывает писатель, добавляя, что сюжеты его новелл «лежат на подложке точно выверенной фактографии Кёнигсберга». Если быть точным, то писатель собрал определённое количество материала, который можно было бы использовать для очередного «прогулочника» по городу. Но вместо большой книги он выпустил два маленьких сборника.

Идея культуролога проста и понятна. Две его книги — это в какой-то степени литературная экспансия, попытка населить безжизненное (с литературной точки зрения) пространство современного острова сказочными существами, в которых будут безошибочно угадываться наследники мистической гофмановской линии (если брать кёнигсбергский контекст) и ожившие герои советских детских страшилок про появляющиеся ровно в полночь на дубовых ветвях в Центральном парке черепа в касках бывших солдат вермахта. Старые персонажи умерли, новые не родились. И вот спасать мифологию Кнайпхофа приходит Александр Попадин. «Когда племя приходит на новую территорию, оно переосваивает эту территорию. В том числе и фольклорным, топонимическим способом: либо берёт каких-то старых существ, или заново населяет эту территорию своими фольклорными представлениями», — поясняет замысел сам автор.

В результате у него получилось две 50-страничные книжицы. В «Страшных историях» — 3 новеллы, а в «Волшебных» — 5 (не считая авторских вступлений). Плюс чёрно-белые графические иллюстрации (автор рисунков — Виктория Пэк), где появляется то кривой угол улицы Хлебных лавок с бредущими неведомо куда плоскими силуэтами людей в старинных котелках, то нависающая над водной гладью махина Дома Советов — одна из главных примет современного Калининграда. Можно сказать, что эти две книжки Александра Попадина — ходовой товар для любой сувенирной лавки. Они прекрасно уместятся на одной полке возле открыток с видами Кафедрального собора, фигурками прусского кота и прочими элементами того «игрушечного Кёнигсберга» с брусчаткой и покатыми крышами, который худо-бедно закрепился в коллективном бессознательном калининградцев. Учитывая, что это лёгкое и ни к чему не обязывающее чтиво, расходиться «Волшебные истории острова Кнайпхоф» и «Страшные истории острова Кнайпхоф» будут на ура.

Под воздействием советского и постсоветского быта персонажи, доставшиеся Александру Попадину по наследству из волшебных сказок и легенд, безжалостно мутируют. Тролль, живущий под Медовым мостом, превращается в самого заурядного бомжа по кличке Медовый Миша, который промышляет тем, что продаёт бывшим влюбленным заржавевшие ключи от замков, которые те лепят в честь свадьбы на перила моста. Иногда он делает это за символический (или не очень) прайс. Иногда — за «то, что тебе принадлежит, но про что ты сам не знаешь» (так традиции русской страшной сказки встречаются у Попадина с «готическим Кёнигсбергом»).

Русалку реальность тоже не щадит. В советском Калининграде ей уготована роль обычной городской сумасшедшей, которая ночует в развалинах Кафедрального собора. Конечно, полностью избавиться от наследия мрачных романов у неё не получается. Сумасшедшая, но по-прежнему гордая русалка не прощает любовных обид. У неё даже получается отомстить обидчику, несмотря на её эфемерное положение в городе, где главной архитектурной доминантой является не Королевский замок, а Дом Советов или здание ГТРК. Используя методы гоголевской утопленницы или воландовской свиты из «Мастера и Маргариты», русалка борется с отдельными членами ЦК за Кафедральный собор (естественно, она побеждает). Но в новой реальности, построенной на принципах диалектического материализма, нет места сказочному персонажу. Она окаменеет, станет флюгером и будет безмолвно венчать шпиль восстановленного собора, больше не вмешиваясь в дела живых. Не найдётся места безумной русалке и в нынешних временах. Если бы история, которую рассказывает Попадин, происходила лет на 30 попозже, в декорациях Калининграда конца «нулевых», то русалка наверняка была бы какой-нибудь городской активисткой (то есть снова «городской сумасшедшей») и боролась бы с калининградскими автомобилистами за сохранение брусчатки на городских улицах. Во время несанкционированного митинга её бы задержал наряд полиции, и она превратилась бы в какой-нибудь красивый предмет старинного интерьера в замке Тапиау (который сейчас используется как тюрьма).

Сказочная королева, словно добропорядочный современный обыватель, смотрит мыльные оперы. Король, глядя на «закхаймскую танцовщицу животом Дарью», вспоминает о батоне зеленоградском — здесь Попадин использует типичный гофмановский приём, опуская всё таинственное, страшное и мистическое до уровня банальной бытовухи (у кёнигсбергского романтика привидения тоже принимали желудочные капли). То есть Попадин пишет отнюдь не новые «Эликсиры сатаны», «Майорат» или «Песочного человека». Это не собственный вариант «Страшной мести» Гоголя, где ожившая кёнигсбергская нечисть встала из могил, и не попытка ещё раз получить долю литературной славы за счёт воскрешения историй а-ля «Лаборатория «Кенигсберг-13»». Просто констатация факта: когда-то под мостами жили тролли, а потом настал век машин, компьютеров, социальных сетей, и троллям только и остаётся спиваться где-то в окрестностях Кафедрального собора и иногда портить жизнь окружающим — невольная аллюзия на «Американских богов» Нила Геймана.

Всё-таки две эти тоненькие книжки Александра Попадина намного лучше определяют место старого Кёнигсберга в современном Калининграде, чем тысячи сломанных копий в спорах между историками и пропагандистами. В коллективном бессознательном старый город — это безумно уютное место, где к району Кнайпхофа ведут сразу 5 мостов, где делают медовые леденцы, где живут феи, а тролли ещё не успели спиться. Только вот образ города в данном случае получается бутафорский, игрушечный, будто бы построенный из детских кубиков. Такой же несбыточный, как картинки с дирижаблями и вырастающими в небеса башнями и шпилями Королевского замка, оставшиеся после конкурсов бюро «Сердце города».

Впрочем, практическое применение книг Александра Попадина абсолютно понятно. Можно легко вообразить, как экскурсоводы зачитывают туристам из «большой России» целые отрывки о том, как кнайпхофцы должны были заплатить альтштадцам в качестве контрибуции несколько бочек меда, но умудрились разбить их на Медовом мосту: «К полудню [бочка] показала дно, в котором деловито копошились 138 муравьев, 32 осы, 24 пчелы, несколько шмелей и парочка заблудших кротов, поддавшихся всеобщему воодушевлению».


Текст: Алексей Щеголев