Сегодня в гастропабе «Лондон» прошла первая пресс-конференция артистов, участвующих в фестивале «Калининград Сити Джаз». Одним из спикеров стал российский джазмен Игорь Бутман. На пресс-конференции он рассказал о том, почему джазовая музыка звучит на российских военных базах, за что его могут недолюбливать молодые музыканты, зачем джазмену печень и что надо сделать, чтобы получить государственное финансирование на оркестр.


«О том, что должно быть внутри у джазовых музыкантов»

Лето у меня было насыщенное. Много концертов, выступлений и переездов. Фестивали идут всё лето: и в Москве, и в Казани, и в Санкт-Петербурге. Один из крупнейших — это калининградский джазовый фестиваль. Участвовали в фестивале в Сочи. Мне кажется, что всё больше и больше хороших интересных [джазовых] фестивалей. А это говорит о том, что есть интерес к джазовой музыке среди наших людей. Всё это очень радует и даёт силы и оптимизм, чтобы играть каждый день.

Что должно быть внутри у джазового музыканта? Это вопрос и простой, и сложный. У музыканта должно быть сердце. У него должна быть страсть к этой музыке (и к музыке вообще). Вера в то, что каждый день надо искать что-то новое. Это непрекращаемый поиск. Если ты думаешь, что достиг чего-то, что это предел, то это уже не джазовый музыкант, а что-то другое. Каждый раз, когда музыкант выходит на сцену, он должен выдавать то, что ещё вчера не делал. У джазового музыканта импровизация — это изначально. Помимо этого, у него, конечно, должна быть потрясающая печень...


«О концерте в Сирии и джазе на фронте»

Конечно, эта поездка [с концертом на авиабазе в Сирии] была с такими «задними мыслями». И эти «задние мысли» неожиданно оправдались. Когда мы были в Сирии, то сидели со столом с нашими коллегами, музыкантами, с людьми, которые на данный момент там были. Всё было хорошо: мы сидели, разговаривали, смеялись. А потом, когда улетели, оказалось, что те люди, с которыми мы были за столом, были в том вертолете, который погиб.

Принимали нас военнослужащие прекрасно. Мы играли свои джазовые импровизации. Вызвали кучу восторгов и потом с нами фотографировались. Благодарили за то, что мы приехали. Это для нас очень почётно. Особенно для джазовой музыки. Если вспомнить Великую Отечественную войну, то на фронт приезжал оркестр Утесова. То есть джаз — это не новичок на наших военных базах.

Конечно, для нас это было ответственно. Мы хотели доставить удовольствие нашим военным, которые [находятся] в очень тяжёлых и опасных условиях. В течение того дня, что мы там были, всё время взлетали самолеты на боевое задание. Было страшно. Но мы же все фаталисты... Пока не клюнет... Ничего не было такого, чтобы бояться. Но было видно, что, может быть, не очень хорошо.

«Об интернациональной природе джаза»

У меня была дискуссия в Facebook с некоторыми людьми, которые придрались к моим словам. Я сказал, что российские музыканты скоро будут иметь такой же вес, как и американские: противопоставил российских музыкантов мировым лидерам джаза. На меня многие набросились, что нет такого понятия «российский джаз». Что у нас это комплекс... Но я имел в виду, что российские музыканты могут играть на том же уровне, что и лучшие музыканты мира (откуда бы они не были). В основном, конечно, наши американские коллеги являются законодателями мод во всех проявлениях. Но есть и великие европейские музыканты, есть великие музыканты из Африки, есть великие из Австралии и Японии. Джаз, слава богу, многонационален. Он как классическая музыка. Ну сколько мы знаем русских композиторов, которые что-то внесли в общую составляющую академической культуры? Мы не произносим слово «русская музыка». Она откуда-то же взялась? У нас же классика была привезена... Потом это всё уже пришло сюда, и, благодаря таланту Чайковского, Римского-Корсакова, Шостаковича, Мусоргского, русская музыка стала частью большой классики. Так же и в джазе. Мы стремимся, репетируем, занимаемся, готовимся. Когда многие наши коллективы будут выступать на международных фестивалях по всему миру и будут востребованы, значит, это будет самая главная заслуга российского джаза.


«О государственной поддержке музыкантов»

Почему в России выживают биг-бенды и плохо развиваются малые коллективы? Всё зависит от лидеров. Малые составы... К сожалению, должна быть большая вера. Оркестр Олега Лундстрема уже много лет является государственным. Это уже такая машина, которую остановить очень сложно. Олега Леонидовича нет. А дело его живёт. Это и хорошо, с одной стороны, и плохо. Продолжаются традиции великолепного оркестра. Государство наше этот оркестр поддерживает, и это очень хорошо. Коллективы, которые раньше были на государственной поддержке, поддерживались Росконцертом, Москонцертом — вот такими организациями, — сейчас их нет. Поэтому музыканты в поисках лучшей жизни играют с разными коллективами. Иногда людей не хватает. Многие молодые музыканты иногда уезжают на какое-то время на Запад. Даже лучшие или одни из лучших. Но в Америке тоже нет таких постоянных составов. Всё зависит от лидера. Будем надеяться, что появятся лидеры, которые создадут такие ансамбли, которые станут вехой джаза в России.

Можно сказать, что [не надо государству поддерживать музыкантов], что кто выплывет, тот и выплывет. Оркестр Лундстрема выплыл. История получила государственную поддержку в советское время. Оркестр мог развалиться ещё раннем периоде. Но их идея была настолько мощной, настолько они друг друга любили и уважали, что даже в тяжёлые времена сохранились. Потом, когда уже пошла слава о том, что оркестр выдающегося уровня, то они были приглашены в Москву. То же самое и у нас [с Московским государственным джазовым оркестром]. Конечно, это здорово, если государство может поддержать. Для этого у нас есть министерство культуры. Есть департаменты культуры в городах. Если коллективы выдающиеся... Они в какой-то степени должны заслужить это право. Но эта возможность должна быть у любого коллектива. Пусть это будет большой оркестр или малый, но они становятся государственными. Был же «Квартет Бородина» — государственное образование. И главное, достойное: выдающиеся четыре музыканта, которые покорили весь мир.

Конечно, было бы хорошо, если бы государство давало нам деньги, когда мы начинали оркестр. Сколько бы забот ушло... С другой стороны, мы 13 лет выживали и играли по всему миру нашим биг-бендом без государственной поддержки. Потом моими стараниями и уговорами, выступлениями и объяснениями о том, что это нужно, мы получили поддержку Собянина. Хотя начали работать над этим в 2008 году: 4 года ушло на то, чтобы убедить московское правительство, что наш оркестр достоин финансирования. Многие молодые музыканты считали, что это несправедливо, что это их оркестры должны получать государственную поддержку. И я с ними полностью согласен. Но пройдёт время, и они получат, если они будут верить в то, что они делают. Не обижаясь ни на кого. Ни на государство, ни на господа бога. Если они в это верят, то они обязательно получат. Но у государства нет такого: «Нам надо поддержать 20 биг-бендов или 30 биг-бендов». Государство найдет деньги, если это будет возможным. У нас и в Саранске есть биг-бенд — муниципальный джаз-оркестр, и биг-бенд в Сочи, и в Казани. Конечно, это здорово. Надо просто понять, для чего ты это делаешь. Если тебе государство денег не даёт, ты хочешь это бросить и обижаешься на него, то это неправильно. А я рад, что меня поддержало московское правительство и дало музыкантам стабильные зарплаты.


Текст: Алексей Щёголев
Фото: RUGRAD.EU