25 ноября в арт-площадке «Воротах» состоялась встреча с немецким писателем и музыкантом Михаэлем Виком. Формальным поводом стало повторное издание книги Вика «Закат Кёнигсберга. Свидетельство немецкого еврея». Афиша RUGRAD.EU побывала на встрече с писателем.

Повторное издание книги Михаэля Вика (первое было напечатано в 2004 году, благодаря издательству «Гиперион») увидело свет благодаря Максиму Попову — директору дизайнерского бюро Pictorica. Попов известен своим интересом к истории города. В частности, при его непосредственном участии была выпущена книга «Параллельная память» — большой фотопроект с видами старого Кёнигсберга. Финансовую поддержку Попову с выпуском «Заката Кёнигсберга» оказали Александр и Наталья Быченко. Именно они запустили в городе проект Altes Haus — музей-квартиру, где воссоздан быт среднестатистического кёнигсбержца.

Переиздание «Заката Кёнигсберга», наверное, самый серьёзный проект Попова в рамках его исследования исторического прошлого Калининграда. Предыдущие вещи так или иначе можно охарактеризовать как тоску по городу, «который мы потеряли». Михаэль Вик — это куда более серьёзный повод для рефлексии и порой даже самобичевания.

На встрече Михаэля Вика называют «свидетелем времени», а также отмечают, что его книга — «попытка представить вещи такими, какими они были на самом деле». Вика действительно можно назвать «свидетелем». «Свидетелем» того, как Германия буквально в один момент из страны Гёте, Гофмана, Канта и Шиллера превратилась в страну, где молодая учительница измывается над еврейским мальчиком, заставляя его отдавать нацистское приветствие при входе в класс.

Судьбу Михаэля Вика сложно назвать даже трагической (слишком мягкое слово). Потому что, судя по книге, там всё изначально было пропитано какой-то совершенно нечеловеческой несправедливостью. Рождённый в смешанном браке еврейки и немца и воспитанный в рамках религиозной традиции иудаизма мальчик оказался в числе самого уязвимого сословия, которое подвергалось при национал-социалистах чисткам в первую очередь. Вик, по сути, застал всё: от безумств пропаганды, которой мастерски удавалось подогревать градус социального напряжения, до «жёлтых звёзд» на лацканах, визуально обозначающих новый класс «неприкасаемых» (свою «звезду» он даже привёз в Калининград и продемонстрировал собравшимся). Первые колонны евреев, которые бредут с вещами через весь город к вокзалу, чтобы потом исчезнуть в неизвестном направлении. Кёнигсбержцы-обыватели, пугливо поглядывавшие из окон на эти мрачные колонны. Они то ли не понимали, что происходит на самом деле, то ли попросту боялись сами себе признаться в том ужасном преступлении, невольными соучастниками которого они становились. Во всяком случае никто не пытаелся вмешаться в этот процесс.

Освобождение Кёнигсберга советскими войсками тоже не прошло для Михаэля Вика безболезненно. Сначала массированные артиллерийские обстрелы города, из-за которых жители вынуждены были скрываться в подвалах, в надежде, что «потолок не обвалится». В своей книге Михаэль Вик пытается дистанцироваться от обличительного морализма, но к последнему коменданту города-крепости Отто Ляшу относится с откровенным презрением. После войны генерал Вермахта написал книгу мемуаров, где объяснял свою капитуляцию как попытку сохранить жизни солдат и гражданского населения. Вик едко замечает, что решение сдаться было принято Ляшем уже когда советские войска находились непосредственно у ворот его бункера. И если бы он действительно хотел помочь жителям осаждённого города, то принял бы это решение гораздо раньше.

Потом в судьбе Михаэля Вика случился советский «концентрационный лагерь» (автор использует именно такую формулировку) Ротенштайн. Вик пишет, что красноармейцы в принципе не делали различий между евреями и немцами, и пресловутая «жёлтая звезда» никак не спасала от озлобленных на всю Германию разом солдат.

«Люди часто становятся жертвами произвола тех, кому принадлежит власть», — сетует Михаэль Вик на встрече в «Воротах».

Тот «маленький шажок», который отделяет нацию от пропасти, где «один народ, один рейх, один фюрер», красные знамёна со свастикой и газовые камеры для условных «врагов народа» — это самая большая загадка, которая есть в «Закате Кёнигсберга». Планомерная накачка ура-патриотическими настроениями превратила бывших соседей в смертельных врагов, разрушила родственные связи и довела Германию до иллюзорного триумфа, который впоследствии обернулся реальным крахом. Все это, вольно или невольно, заставляет рифмовать «Закат Кёнигсберга» с нынешними событиями. Сводный брат Вика — Петер — офицер бронетанковых войск. Он участвует в военной кампании против СССР. К новой семье отца он относится подчёркнуто холодно.

«В истории происходят "провалы", в истории цивилизаций, которые произошли в своё время в истории нацистской Германии, Китая, России, которые все ещё происходят во многих других странах, — рассказывает Михаэль Вик. — То послание, которое я хочу передать другим, гласит: диктатуры не должны существовать. Никогда больше не должны повторяться войны».

Война оставила в памяти пожилого писателя и музыканта болезненные воспоминания. Вооруженные конфликты он называет «законом джунглей», «правом сильного кулака». Михаэль Вик тут же вспоминает Канта с его утопической идеей о едином сообществе народов, которое бы позволило этот «закон джунглей» уничтожить раз и навсегда.

«Свидетель времени», вспомнив о кровавом кошмаре прошлого, начинает комментировать уже повестку современного дня. «Глобальные проблемы: ядерное оружие, власть капитала, социальная несправедливость... Нам нужно срочно пересмотреть представления о боге и человеке», — говорит писатель и признаётся, что мечтал бы о законе, который запрещал бы абсолютизацию любой политической и религиозной идеологии. Что происходит, когда один народ, уверовав в собственную абсолютную правоту или богоизбранность, начинает навязывать (часто — силой оружия) свои представления о справедливости другим, Михаэль Вик знает не понаслышке.

Самые болезненные страницы «Заката Кёнигсберга» для российского читателя — это, конечно, воспоминания Вика о советских войсках. Здесь действительно мало положительных образов. На страницах подозрительно часто появляются пьяные красноармейцы, один из которых отбирает у отца Вика часы. Женщины пытаются напялить на себя тряпки похуже, чтобы выглядеть старше своих лет. Крики насилуемых женщин заставляют каждый раз подходить к этой задаче со всё большей тщательностью.

Про Ротенштайн Михаэль Вик говорит, что это был «самый страшный момент его жизни». Душные подвалы, поиски еды и воды и новые трупы. Один государственный террор сменился для Вика другим.

Как рассказывает на встрече сам автор, он не пытался вывести некий универсальный образ Красной армии, а просто описывал свой личный опыт. И у него он оказался «очень плохим». Автор, впрочем, пытается понять причину насилия со стороны советских солдат. Кёнигсберг стал первым немецким городом, который был взят Красной армией. «Можно представить, что у них в душе накопилось большое количество мести...», — замечает автор, вспоминая при этом и про большое количество алкоголя. В книге Вик, впрочем, пишет и про солдат СС, которые творили на территории СССР форменные зверства, и вновь поминает недобрым словом Отто Ляша, который слишком поздно принял решение о капитуляции. Если бы комендант смог раньше проявить политическую волю, то советские войска не были бы столь жёстко настроены по отношению к местным жителям.

«Я испытываю очень большую симпатию к российскому народу. В том числе благодаря писателям и музыкантам. Представители любого народа в экстремальных ситуациях могут вести себя не лучшим образом. Это касается всех», — говорит автор, добавляя, что величайшим композитором он считает Шостаковича.

Зал, впрочем, на эту болезненную тему реагирует достаточно спокойно. Начинаются вполне невинные вопросы о том, занимался ли Михаэль Вик в детстве каким-то видом спорта и о том, каким был на самом деле Кёнигсберг.

Образ старого города — это ещё один момент в книге, который добавит поводов для размышлений и рефлексии современным жителям города. В книге встречаются хорошо знакомые каждому калининградцу места и названия: Северный вокзал, Куршская коса. Через какое-то количество страниц знакомые образы тонут среди колонн и бравурных маршей. Знакомый до боли город тонет в абсолютно иррациональном и сюрреалистичном кошмаре. И кажется, что если тогда колонны мирных жителей могли погнать с вещами на Северный вокзал, то что мешает сделать это сейчас? Пусть условными «национал-предателями» в этот раз назначат не евреев, а какую-нибудь другую социальную страту.

Михаэль Вик заканчивает встречу вполне банальными рассуждениями в духе общего гуманизма о том, что в каждом человеке заложен двойственный потенциал. С одной стороны, это любовь, с другой — ненависть. «Всё, что связано с любовью, несёт с собой процветание, всё, что связано с ненавистью, несёт в себе потенциал разрушения. Во время моих визитов в Калининград я познакомился со многими людьми, которые излучают эту любовь», — говорит он под продолжительные аплодисменты. Впрочем, у человека, чья ранняя юность прошла исключительно в режиме насилия, вряд ли бы могли найтись какие-то более сложные догмы в качестве эпилога. Те, кто видел настоящую войну, редко находят слова для её оправдания. Те, кто подвергся насилию со стороны государства, не очень любят слушать про «национальные интересы», которые этот террор оправдывают. Те, кто в один момент оказался среди касты новых неприкасаемых, с подозрением относятся к каждой новой попытке любого государственного лидера «сплотить страну» и к извечным «братьям и сёстрам» по утрам из репродуктора.


Текст: Алексей Щеголев
Фото: предоставлено организаторами