В минувшую пятницу журналистов калининградских СМИ пустили на площадку раскопок Королевского замка. По итогам двух конкурсов, проведенных градостроительным бюро «Сердце города», областные власти приняли решение восстановить западное крыло Королевского замка. С весны раскопками там занимается Самбийская экспедиция института археологии РАН. Журналистам в качестве находок показали камни и кирпичи, которые относятся к разным историческим периодам. Руководитель экспедиции Александр Хохлов рассказал о том, что достоверно установлен факт расположения на этой территории до постройки замка прусского поселения. Тем не менее наиболее интересным получилось выступление члена-корреспондента РАН Леонида Беляева, который рассказал о путях восстановления замка и о том, почему не стоит бояться строительства на его месте Диснейленда или гигантской танцплощадки. Афиша RUGRAD.EU приводит основные тезисы ученого.


Леонид Беляев, член-корреспондент РАН


Я бы хотел подчеркнуть, что я не специалист по Кенигсбергу. Может быть, взгляд со стороны окажется для вас не бесполезен, потому что я первый раз в этом городе и видел памятники архитектуры, которые нуждались и в археологическом изучении, и в сохранении, и дальнейшем развитии: от Иерихона в Палестине до Соловецкого монастыря.

Самая сложная ситуация в раскопках — это городская археология, организация работ в живом городе. Это все равно что делать хирургическую операцию без наркоза на живом человеке. Зрелище не самое аппетитное: ему безумно больно, крик начинается... Ему совершенно безразлично, почему по каким-то причинам нельзя дать наркоз. Но операция, по-видимому, необходима, поэтому она идет. Тут очень важна опытность «хирурга» в работе в этих городских условиях и на больших архитектурных объектах.

Здесь действительно чрезвычайно сложный объект. Посреди большого города — гигантская архитектурно-археологическая структура (назовем ее «руина»). Это большой памятник европейского уровня, который, чего греха таить, будет находиться под обзором у мировой общественности. Что здесь будет происходить — никому не безразлично.

Можно построить, как мне кажется, систему так. Первое — определиться, что перед нами памятник. Ввести его в государственный реестр на определенных новых основаниях. Перед нами памятник археологии, хотя и с мощными элементами архитектуры. В перспективе он, вероятно, разовьется в большой архитектурный объект. И это не противопоказано. Очень хорошо, если он разовьется в большой архитектурный объект, где все части архитектурно-археологические (каменные и деревянные) будут сохранены.

Не менее важно составление грамотного технического задания — принять технический план, что можно сделать с той территорией, которая имеется. Нужно включить пошаговый механизм. Необходимы противоаварийные мероприятия уже сейчас. Одновременно разрабатывать мероприятия по нормальному сохранению и введению в оборот этого роскошного наследия.

Конечно, опытов такого рода много. Мы видим самые разные варианты: от Диснейленда, как Коломенский деревянный дворец в Москве. Целиком восстановленное (якобы из дерева) здание XVII века. То есть такая большая и дорогая игрушка. Формула, на которую очень легко идут администрации наших структур. Это вроде бы и относительно быстро, и недорого, и никаких стеснений. Это же не памятник. Мы строим новое, новый организм.

Самое замечательное в Коломенском дворце — это то, что он построен не на своем месте. А очень далеко. То есть это Диснейленд в буквальном смысле. От древнего места дворца дворец новый вообще не видно.

Есть и другие примеры. Алексеевский монастырь в Москве. Под плитой полностью сохранены все кладки. Территория благоустроена: можно ходить вокруг этих кладок, они подняты на специальные подиумы. Они работают как новая архитектура. Здесь очень многое зависит от архитекторов и инженеров? как они эту проблему могут решить.

Нужно определяться с методами. Методы здесь [могут быть] очень разные. От реставрационных... Здесь [на раскопках Королевского замка] есть какие-то куски, которые подлежат классической реставрации, то есть полной фиксации.

Есть и другие места, где такую сложную модель не стоит даже применять, а сразу начинать проектирование новых частей, которые окажутся необходимой опорой для сохранения подлинных [элементов замка]. Здесь есть, как я понял, участки, где ничего не сохранилось. Эти участки должны стать опорными точками. В Алексеевском монастыре это как-то сделано. Алексеевская модель — маленькая в сравнении с вашим огромным памятником. Здесь будет намного труднее. Мое мнение, что это будет тяжелый, большой и сложный проект. Но другого пути нет. Другой путь — это просто отказ от формирования памятника истории и культуры. Погружение этого обратно в грунт с применением незначительных консервационных усилий. Есть такой простой путь: посадить акации по периметру здания, чтобы люди могли двигаться по аллеям.

[Выбор метода зависит] от решения общества. Этого вам никто не скажет. Я вам не скажу, что надо делать. Это не дело института археологии. Наше дело — показать вам те сокровища, которыми вы владеете, и примерно объяснить, как правильно к ним подойти. А выбрать тот или иной вариант поведения — только калининградское общество может принять такое решение. Ну, наверное, посовещавшись с мировым сообществом, со всей России. Вы решите сами, с кем советоваться.

Как я понял по рассказам (я не специалист), существует хороший чертежный материал, чуть ли не инверторные чертежи разрушенного замка, по которым верхнюю часть (давно не существующую) придется строить заново. Это можно смело проектировать и начинать строить.

По нераскопанным частям можно принимать разные решения. Можно стремиться к тотальному раскрытию всего и тотальному восстановлению сооружения. А можно пойти на сегнацию. Можно принять промежуточное решение. Это все дело проекта. Это нужно хорошо просчитать. Тут очень много работы. В практике сохранения объектов культурного наследия нет готовых рецептов. Есть накопленный опыт. Но каждый раз приходится изобретать. Приходится подходить творчески. Надо хорошо понимать, что мы никогда ничего не можем восстановить. Нельзя два раза войти в одну и ту же реку. Мы все равно вводим в урбанистическую ткань совершенно новый элемент. Нам кажется, что он существовал, а мы восстанавливаем. Ничего подобного. Он существовал в совершенно другом окружении, в другую эпоху. Он не был рассчитан на использование в качестве музейного здания. Поэтому это невероятно творческий процесс, который требует больших усилий архитекторов, ученых, градостроителей, потому что вокруг нас живой город.

Это необходимо сохранить однозначно. Но формы сохранения могут быть неожиданными. Если бы кто-нибудь сказал, что мы [сначала] все тотально изучаем, потом все тотально консервируем, потом засыпаем... Над этим местом строим плиту, и на этой плите устраиваем гигантскую танцплощадку... В общем, я бы сказал [по этому поводу], что вольному воля. Хозяин — барин: хочет — живет, не хочет — удавится. Если таково будет мнение общества, то, значит, оно этого бы хотело.

Обе группы потребностей — иметь готовый новый, блестящий замок, построенный по старым фотографиям, и иметь его же собственные остатки (подлинные и нетронутые) — не только совмещаются, но и поддерживают друг друга. Грубо говоря, если бы в Алексеевском монастыре не было построено музейное, подземное пространство, то Лужкова бы не удалось убедить, что нужно строить новый собор на этом месте. Но это было сделано, и всем стало очевидно, что новый собор необходим. Я надеюсь, что решения в этом роде возможны и здесь.

С замком в Вильнюсе абсолютно тождественная ситуация. Полностью разобранный [объект], [элементов] сохранилось меньше, чем здесь. Там однозначно нечего было реставрировать. Поэтому можно было построить только более или менее точную копию. А внизу создать пространство, где сохраняются объекты культурного наследия.

Значительная часть общества хочет увидеть свои утраченные памятники не на чертежах и не в фильмах. Она хочет в них войти, она хочет в них сфотографироваться. Это не будет обманом. Как и Коломенский дворец — это не обман. Везде написано, что он отлит из бетона — этот так называемый деревянный дворец. Вам это кажется ложью, а мне кажется это правдой. Мне кажется, что это научный эксперимент.


Текст: Алексей Щеголев
Фото: Юлия Власова