«Достойные выходцы»

Большинство чиновников и депутатов давно уже перестали стесняться своей карьеры в структурах комсомола и ВЛКСМ. Упоминания о карьере в комсомольских структурах можно с лёгкостью найти в официальных биографиях и областных депутатов, и чиновников правительства, и даже бизнесменов.

В официальной биографической справке Николая Цуканова тоже нашлось место для комсомола. После того, как будущий глава региона демобилизовался из армии, он стал, как сообщает сайт правительства, «одним из комсомольских лидеров в Зеленоградском и Гусевском районах». В некотором смысле судьба Николая Цуканова типична для всех комсомольских активистов: «В непростые для региона и страны годы реформ проявил себя как талантливый управленец, состоялся в бизнесе в Калининградской области, затем — в Москве», — пишут в его биографии.

Нынешний глава Гвардейска Александр Торба работает в органах власти в общей сложности уже больше 20 лет. Его карьера в коммунистическом союзе молодёжи началась уже во времена заката этой организации. Но это не помешало Торбе дойти до должности второго секретаря Московского райкома. Он успел поработать в областном правительстве сразу при нескольких губернаторах. Когда Георгий Боос покинул область, Торба оказался на работе в компании «Вестер», которую основал другой видный деятель калининградской комсомольской организации — Олег Болычев. Впрочем, потом Торба вернулся в здание на Дмитрия Донского, 1: при Николае Цуканове он занимал должность вице-премьера по внутренней политике. Продержался Торба на этой должности чуть больше года, после чего был «сослан» в Гвардейский район. 

В комсомоле, к примеру, начиналась карьера бывшего вице-премьера областного правительства, а ныне спикера регионального парламента Марины Оргеевой. В её официальной биографии, опубликованной на сайте Облдумы, уточняется, что будущий председатель парламента уже в 1982 году «активно занималась комсомольской работой». Эта «активность» и вывела Оргееву на верхние позиции тогдашней бюрократической пищевой цепочки: в 1986 году она была избрана секретарём калининградского горкома.

Депутат Соломон Гинзбург, у которого карьера в комсомольских структурах не сложилась (по его словам, из-за национальности), познакомился с будущим спикером парламента ещё в те времена. Про работу Оргеевой он вспоминает исключительно в положительных тонах и говорит, что в отличие от других тогдашних карьеристов в её работе было куда меньше бюрократии. В 1989 году она была уже переведена в горком партии и стала работать инструктором идеологического отдела. После того, как комсомол самораспустился, политическая карьера Марины Оргеевой не закончилась. Через какое-то время она оказалась в администрации области, где работала на должности заместителя помощника главы. В 2006 году Оргеева впервые была выбрана в Облдуму, но потом снова вернулась в областное правительство. В 2011 году она сменила Сергея Булычева на посту председателя регионального парламента.

У первого заместителя Марины Оргеевой — Сергея Юспина — номенклатурная карьера в советские времена тоже складывалась достаточно удачно. В 1976 году он начал работу в органах комсомола и дошёл до поста первого секретаря Калининградского горкома. Как вспоминает Соломон Гинзбург, Юспин в комсомольских органах работал вместе с Оргеевой, и даже сидели они тогда в кабинетах на одном этаже. У Юспина карьера складывалась вполне благополучно. В 1985 году он пошёл по партийной линии: вначале работал инструктором Калининградского городского комитета, затем — секретарём партийного комитета Калининградского морского рыбного порта. В 1980 году он был избран в городской совет народных депутатов. С 1987 по 1990 год Сергей Юспин учился в Высшей Партийной школе в Ленинграде и даже получил диплом по специальности «Партийное и советское строительство».

Комсомол был стартовой площадкой не только для современных политиков. Шоумен, телеведущий и известный спортивный журналист Виталий Макаров вспоминает о своей работе в коммунистическом союзе молодёжи исключительно в позитивных тонах. «У меня не осталось негативных воспоминаний про тот период. Много людей вышло оттуда и достаточно успешно себя чувствуют. Время было уникальное. Слава богу, идиотизм ушёл в сторону. Был сделан упор на реальные вещи, которые можно было потрогать руками: центр научно-технического творчества молодежи, первые видеосалоны и прочее, — это всё была инициатива комсомола, которая потом развилась в кооперативы, первые хозрасчётные предприятия, а потом уже пошла «варка» джинсов и всё что угодно», — рассказывает Макаров.

Молодёжная организация сыграла не последнюю роль и в медийной карьере другого калининградского журналиста. Сергей Трифонов надолго запомнился зрителям как ведущий и автор телепрограммы «Лаборатория «Кёнигсберг-13», которая разбудила в горожанах интерес к тайнам Кёнигсберга, рассказанным в духе третьесортного фильма-ужастика. В местном обкоме будущий апологет поисков Янтарной комнаты заведовал, как это ни странно, контрпропагандой. Кабинет Трифонова тогда поразил своей роскошью молодого Соломона Гинзбурга. Работавший тогда учителем в сельской школе Гинзбург хотел съездить в Голландию. Доходы ему это позволяли, но его не выпускали из страны (депутат считает, что из-за национальности). Чтобы разобраться с ситуацией, Гинзбург обратился к своему приятелю, который уже работал в обкоме. «Я приехал из Гурьевского района, в грязных ботинках, потому что дорог не было, и в первый раз в жизни увидел колу в баночках», — вспоминает депутат.

Сам Трифонов так рассказывал о трансформации своих взглядов от материализма к поп-мистицизму и страсти к таинственной истории старого города: «У меня были доступы к источникам, которые дали мне возможность проанализировать и понять, что это был за город. Я знал, что город был немецким, и я точно знал, что город стал советским. Но я узнал и о третьем городе — мистическом городе. Контуры у этого города были следующие — места силы города, люди, обладающие тайными знаниями. Это очень маленький процент людей, которые этим жили». 

Политолог Владимир Абрамов припомнил, что ещё до своего увлечения «мистическим Кёнигсбергом» Трифонов читал лекции по рок-культуре: «Он просто пересказывал трудящимся те крупицы, которые можно было найти в разных журналах, и принимался на ура. А когда рок-культура перестала [быть актуальной], выяснилась ностальгия по Кёнигсбергу».


«Верую, ибо абсурдно»

В 80-е годы члены комсомола уже начали сильно сдавать в плане идеологической подкованности. Большинство собеседников Афиши RUGRAD.EU вступили в организацию не из-за преданности идеалам коммунистической партии. Членство в комсомоле было важным пунктом тогдашнего общественного договора: любой, кто пытался избежать пункта, автоматически превращался в изгоя: ни о какой, пусть даже и достаточно скромной карьере, можно было даже не мечтать. Даже получить высшее образование без комсомольского билета было практически невозможно. Член Совета Федерации Николай Власенко вспоминает, что, когда он поступал в мореходку, на вступительных экзаменах выяснилось, что один из претендентов так и не вступил в комсомол. Молодой человек попытался выкрутиться и сказал, что ещё не достоин. Но приёмная комиссия посчитала, «что раз комсомола не достоин, то и учиться в этом заведении тоже не достоин». Николай Власенко тогда решил в героя-одиночку не играть и в коммунистический союз молодёжи вступил. Но последующая партийная карьера у него не сложилась. «Я в этом плане непартийный человек, — признаётся нынешний член Совфеда. — Я в своё время в «Единую Россию» вступил, потому что мне один пункт в уставе понравился. Про либерализацию экономики».

Сенатор, впрочем, отмечает, что членство в структуре было для него необременительным. Кодекс строителя коммунизма не сильно отличался от принципов христианской морали, и Власенко вспоминает, что в основном вся воспитательная работа касалась каких-то поведенческих, а не идеологических моментов.

Депутат Облдумы Соломон Гинзбург вступил скорее по инерции, чем в силу идеологических причин: в 8 классе всех принимали в эту структуру. «Я не особо стремился. Я тогда занимался в спортивном кружке, и это было важным», — вспоминает Гинзбург, добавляя, что даже для того, чтобы попасть на соревнования в Псков, ему нужен был комсомольский билет. Но уже тогда комсомольцы «уже даже притворяться перестали». «Комсомол воспринимался скорее как бизнес-проект», — отмечает Гинзбург.

Никакого карьерного роста нынешнему депутату членство в ВЛКСМ не дало. Но вот в получении некоторых финансовых дивидендов комсомольский билет ему всё же помог. Во времена учебы Гинзбург работал в студенческих отрядах и, по собственным воспоминаниям, «неплохо зарабатывал»: «Комсомол никак не сказывался на моей жизни. Все эти тусовки и вечера... Но я учился на историческом факультете, и все должны были быть комсомольцами».

Политолог Владимир Абрамов вспоминает, что вступил в коммунистический союз молодёжи позже всех в классе: «Все пошли, а я в тот момент то ли болел, то ли мне было пофиг». Карьера в этой организации у него так и не сложилась. Последняя его должность — заместитель секретаря комитета ВЛКСМ по идеологии при КГУ. «Честно говоря, как мог разваливал всю работу. Потому что, будучи молодым преподавателем, не имел свободного времени. Но и, честно говоря, не совсем понимал, какая идеологическая работа тут имеется в виду», — иронизирует Абрамов, вспоминая, что за такое отношение его даже хотели «вышибить».

О вере комсомольцев в собственную идеологию Владимир Абрамов отзывается с явным пренебрежением: структура представляла из себя обычную «обязаловку», и про фанатиков-марксистов, которые бы состояли в региональных органах ВЛКСМ, никто вспомнить не может. «Рядовому составу было всё пофиг. Молодёжь в любой ситуации другим интересуется: водка и прочие развлечения. Весь [высший] комсомольский аппарат — это был карьерист на карьеристе. Главная задача комсомольского аппаратчика — стать аппаратчиком партийным», — признаётся политолог. Социальный лифт работал достаточно просто: наиболее заметных активистов ждала партийная карьера и реальная власть.
Абрамов называет сложившуюся схему «системой двоемыслия»: когда на собраниях произносились «правильные слова», а на самом деле все шли в ВЛКСМ, потому что не было выбора. «Товарищ Сталин наших отцов отдрессировал. Это было на автомате», — говорит политолог, поясняя, что система просто требовала от людей «конформизма и лояльности».

«С 85 % тех людей, [с которыми тогда познакомился], я до сих пор не хочу встречаться. Потому что помню, какой формализм они вносили в работу стройотрядов», — вспоминает Гинзбург.



«Вместе со спортсменами и бандитами»

В отличие от компартии комсомол не цеплялся за ускользающую власть. Никаких попыток вооружённого реванша по примеру ГКЧП комсомольские активисты предпринимать не стали, а мирно самораспустились, когда пришло время. Абрамов отмечает, что такое решение лишний раз подчёркивает отсутствие идеологии у людей, которые пришли в структуру за карьерой. За такую неожиданную лояльность бывшие комсомольцы оказались вознаграждены уже новой системой. Именно из ВЛКСМ вышли первые российские олигархи. Калининград тут не стал исключением: Олег Болычев — один из немногих бизнесменов, кого можно было бы назвать «олигархом», — до 90-х годов был видным деятелем местного актива. Причём в его послужном списке есть даже работа в обкоме.

«Тот последний слой комсомола начал перестраиваться. Не секрет, что многие успешные комсомольцы сейчас являются успешными бизнесменами. Сложный вопрос: проблема это или нет. Мне задавали вопрос: "Вот почему ты ушёл "пустой"?" Понятно, что с тонущего корабля пытались тащить всё, что только можно», — вспоминает Виталий Макаров. 

Один из главных конкурентов Болычева Николай Власенко, который являлся одним из основателей крупной ретейл-сети «Виктория», считает, что бизнес-успех бывших активистов и членов ВЛКСМ во многом был связан с «умением коммуницировать» и организаторскими способностями. Власенко не отрицает, что членство в комсомоле помогло ему в его личной истории бизнес-успеха. Но утверждает, что, кроме определенного набора связей, это ему ничего не дало. 

Владимир Абрамов соглашается, что у бывших активистов коммунистического союза молодёжи были все возможности (пусть и не очень честные), чтобы накопить стартовый капитал: это и членские взносы, и возможности по приватизации комсомольского имущества.

Политолог отмечает, что бизнес-элиту 90-х формировали именно бывшие активисты — вместе со спортсменами и криминалом: «Они были некой корпорацией. Там были свои правила, и они знали друг друга. И они распустились сами. Они готовились к этому морально. Аппарату КПСС в этом плане хуже. Значительная его часть пропустила момент, когда нужно было разбегаться».

Советские «подпольные» бизнесмены, которые отсидели реальные сроки по экономическим статьям, и фарцовщики проиграли битву за рынок «новому дворянству». Привыкшие работать в условиях относительной монополии, когда у потребителя фактически не было выбора: либо покупать товар плохого качества у государства, либо искать его у нелегалов, — бывшие «подпольщики» не смогли выжить в условиях конкуренции. Комсомольцы же, наоборот, прекрасно понимали, как устроена система. Плюс у них были наработанные связи. В том числе и с руководителями производственных предприятий. «Комсомольцы были связаны не только с индустриальным производством, но и с финансовым: всякие банки, "банчонки"… У нас был такой "цветок рыночного капитализма" — региональный инвестиционный фонд "Альянс" в 1991–1992 годах. Моряки дальнего плавания тащились в него, в очереди стояли, надеясь, что будут дивиденды. Люди внесли 2,5 миллиона долларов, и всё это лопнуло. И никто, и ничего... Очень многие калининградские большие состояния начинаются с этого ''Альянса''», — рассказывает Абрамов.

Повезло, впрочем, отнюдь не всем активистам. Хуже всего в реальность девяностых вписались те, кто отвечал в комсомоле за идеологию. «Драйва у них было мало. Они умели звонким голоском всякую чушь нести, а вот быть таким буйным, как Жириновский, — это уже талант», — говорит политолог.



«Нет у нас для вас другого народа»

После того, как «лихие 90-е закончились», многим бывшим активистам комсомола вновь удалось вписаться в новую реальность. Тем более что появилась партийная структура, по своим принципам во многом похожая на ВЛКСМ. У партии «Единая Россия», как порой кажется, тоже не всё ещё определено с идеологией: в зависимости от аудитории её спикеры с равным успехом могут использовать как консервативную, так и вполне либеральную риторику. При этом в организации есть своя корпоративная этика и своя партийная дисциплина. Порой членский билет «партии власти» есть у тех людей, которые имеют принципиально противоположные интересы. Можно предположить, что для некоторых из них ЕР стала тем же социальным лифтом, которым когда-то являлся комсомол.

Бывшие комсомольцы Оргеева и Болычев сегодня видные члены партии власти. Александр Торба и вовсе стоял у самых истоков калининградского отделения.

Соломон Гинзбург злится, что бывшим активистам удалось пронести сквозь времена принципы, заложенные в них старой системой, и экстраполировать их в систему новую: «Надобны не умные, надобны верные. Важно не закон об области принять, а важно, чтобы на тебя Медведев не разозлился во время своего предстоящего визита».

Конформизм и приспособленчество, как полагает депутат, в результате оказались в основе новой системы. Застраховать от такой перспективы могли бы своевременные люстрации, и в 90-е России следовало пойти по пути послевоенной ФРГ. По мнению Гинзбурга, людей, которые проработали в партийных и комсомольских органах значительные сроки (10–15 лет), просто надо было не пускать на руководящие посты.

«Именно из худших комсомольских организаций экстраполирована та "заединщина" парламентов, которую мы сегодня наблюдаем. Например, ситуация с законом о капитальном ремонте: понятно, что закон антинароден и вреден. Здравая часть депутатов от "Единой России" это прекрасно понимает. Но отсутствие умения жить собственным разумом — это оттуда, из политики комсомола: желание раствориться в толпе, быть с большинством», — говорит Соломон Гинзбург.

Владимир Абрамов, впрочем, не спешит обвинять комсомольцев во всех сегодняшних бедах. «У нас беды из-за того, что система носит гибридный характер. Совковое вживлено в рыночное. А такие гибридные системы хуже всего, потому что объединяют недостатки и одной системы, и другой», — замечает он, добавляя, что «время для люстраций прошло 25 лет назад».

«Других людей не было, кроме аппаратчиков советского образца, — для проведения реформ и создания на месте рухнувшей советской системы какой-то новой. Мы большая страна и не могли пойти по пути Прибалтики, где эмигрантские организации прислали своих трудящихся с американскими паспортами, и они там что-то налаживали. Вот и получился странный альянс романтиков рынка и аппаратчиков, в котором аппаратчики победили. В 1917 году элиту вырезали под самый корешок и что? Лучше стало? Нифига!» — поясняет он.

«Ну почему ярые-то? — удивляется Абрамов вопросу о том, что все современные политики (95–98 %) прошли через эту систему. «В любой системе всегда есть элемент конформизма. Мы коллективные животные. Чтобы выжить, мы должны подстраиваться под большинство. Нет у нас, как говорится, для вас другого народа... ''Я тебя слепила из того, что было'', — вот такие у нас были управленцы, такой народ, — резюмирует политолог. — Конечно, лучше бы, чтобы народ был более трудолюбивый и меньше пил. [За этим], пожалуйста, в Германию!»


Текст: Алексей Щёголев
Фото: rugrad.eu