«Божественная почта и бесы, поющие Let it be»: фоторепортаж со спектакля литовского театра «Мено Фортас»
18 июня 2014
«Мено Фортас», вильнюсский театр Эймунтаса Някрошюса, калининградской публике знаком. Второй год областная филармония в рамках разных своих проектов привозит в драматический театр гастроли «Мено Фортаса». Прошлым летом это была постановка «Гамлет», в этом году — «Божественная комедия» Данте.
Сценографию и режиссуру Някрошуса сложно спутать с работами других режиссёров, представляющих постановки в калининградском Драмтеатре. Необходимый минимум глубоко символичных декораций, мистический свет, неожиданный музыкальный фон, который порой замещает текст, и, конечно, язык повествования — только литовский. Этот почерк, как показал «Гамлет» в прошлом году, разобрать могут не все, да и не для всех пишется этот театральный текст, диалога режиссёра и автора произведения. Видимо, публика трезво оценила свои возможности: на «Божественной комедии» ее было значительно меньше. Не самая приятная констатация, но не хуже, чем говорить, что «половина зала покинула театр», как это было, когда показывали «Гамлета». Среди гостей спектакля на этот раз не было ни Светланы Кондратьевой, ни директора филармонии Виктора Бобкова.
В «Божественную комедию» Някрошюса включены только сцены «Ада» и «Чистилища» Данте. Чем обусловлен такой выбор, каждый зритель в состоянии себе объяснить самостоятельно. Директор «Мено Фортаса», например, считает, что семичасовой спектакль, каким могла бы быть «Божественная комедия» в полном варианте, просто мало кто смог бы выдержать.
Пролог, рассказывающий о начале разлуки Алигьере и Беатриче, идёт строго на литовском языке без субтитров. Зрителя постепенно вводят в символическое пространство спектакля: вот — герой-протагонист в красной рубашке, вот — его возлюбленная в тёмном платье, уже не живая, вот — мутная зеркальная граница мира между теми, кто в ярком и теми, кто в тёмном. Вот — том «Божественной комедии» Данте с цветными стикерами-закладками — тоже самостоятельная фигура.
Действующих фигур в спектакле четверо — Данте, Беатриче, Вергилий(кстати, на литовском его имя звучит так же, как и в римском варианте, - Вергилиус). И странный мужской персонаж, соответствие которому мы не найдём в оригинальном тексте «Комедии» - почтальон с санками и с колпачком для тушения свечей. Он — материализация юнгианской идеи «посредника между мирами». Следуя где-то рядом с проходящими круги Ада и восходящими по склонам Чистилища, Данте и Вергилиусом, почтальон забирает у терзаемых душ своеобразные послания к тем, кто остался по другую сторону границы жизни, или находится в другом круге терзаний. Время от времени почтальон включается в поэму с историческими справками о самом Данте, его персонажах, комментариями к аллегориям. В финальной сцене, когда Алигьери вновь встречает Беатриче, они не могут приблизиться друг к другу, будто врастая в твердь, почтальон «передает» им друг от друга поцелуи. И это очень трогательный момент, к которому не требуется пояснений текстом.
Текста в этом спектакле на удивление много. Однако владение словом не дано всем — грешники обычно безмолвны и безымянны. Но в каждом круге находится свое исключение — это любовники Франческа и Паоло, учитель Данте Брунетто Латини, понтифик Адриан сами рассказывают свои горькие истории терзаний. В пятом рве голос подают «бесы-загребалы», насмешливо а-капелла исполняющие «битловское» Let it be, глядя на попытки грешников вынырнуть из кипящей смолы. Напомним, у Данте, в пятом рве томятся взяточники и мздоимцы, режиссер персонифицирует их в виде католического клирика с пасторалом и в бумажной тиаре, которую Данте без лишних сантиментов разрывает на герое.
Режиссёр в своей поэме с понятиями церкви земной вовсе не церемонится. То, в первом круге Ада, некрещенные души в неизбывной печали играют с деревянными брусками, составляя из них крест и тут же разбивая его, то грешники строят из пластиковых кресел престол святого Петра, конструкцию столь же шаткую, сколь и бесполезную. В итоге она частично рушится от попыток мятежных душ сделать ее еще выше, чтобы забраться и воссесть.
Отдельный акцент делается на сюжете междуусобных войн в Италии и судьбе всей этой земли, которая персонифицируется фигурой капризной и податливой девушки. У Флоренции, родины Данте, своё место в повествовании. Оно даже буквально выносится на сцену: герои строят из легких макетов мини-городок с узнаваемым силуэтом и огораживают его яркой «запретительной» лентой.
Вот эта «киперка», золотые наушники на привязи, ниспадающие на грешников откуда-то сверху, цветные стикеры в книге — предметы такие не мистические, такие знакомые по обыденной жизни, не просто осовременивают «Божественную комедию». Они фактически вклеивают, ввязывают текст Данте в пространство нормальной жизни воспринимающего зрителя. Пусть это чувство слепленности продлится недолго, пусть, выходя из зала после оваций, зритель снова не сможет найти другого русского слова, кроме как.. «на одном дыхании», это уже не важно — вакцина прекрасного введена в кровь.
И тут невольно пожалеешь, что повторная инъекция невозможна. «Божественная комедия» в Калининграде идёт только один день. При этом никаких новых гастролей серьёзных театров пока никто не анонсирует.
Текст: Мария Пустовая
Фото: Юлия Власова
Сценографию и режиссуру Някрошуса сложно спутать с работами других режиссёров, представляющих постановки в калининградском Драмтеатре. Необходимый минимум глубоко символичных декораций, мистический свет, неожиданный музыкальный фон, который порой замещает текст, и, конечно, язык повествования — только литовский. Этот почерк, как показал «Гамлет» в прошлом году, разобрать могут не все, да и не для всех пишется этот театральный текст, диалога режиссёра и автора произведения. Видимо, публика трезво оценила свои возможности: на «Божественной комедии» ее было значительно меньше. Не самая приятная констатация, но не хуже, чем говорить, что «половина зала покинула театр», как это было, когда показывали «Гамлета». Среди гостей спектакля на этот раз не было ни Светланы Кондратьевой, ни директора филармонии Виктора Бобкова.
В «Божественную комедию» Някрошюса включены только сцены «Ада» и «Чистилища» Данте. Чем обусловлен такой выбор, каждый зритель в состоянии себе объяснить самостоятельно. Директор «Мено Фортаса», например, считает, что семичасовой спектакль, каким могла бы быть «Божественная комедия» в полном варианте, просто мало кто смог бы выдержать.
Пролог, рассказывающий о начале разлуки Алигьере и Беатриче, идёт строго на литовском языке без субтитров. Зрителя постепенно вводят в символическое пространство спектакля: вот — герой-протагонист в красной рубашке, вот — его возлюбленная в тёмном платье, уже не живая, вот — мутная зеркальная граница мира между теми, кто в ярком и теми, кто в тёмном. Вот — том «Божественной комедии» Данте с цветными стикерами-закладками — тоже самостоятельная фигура.
Действующих фигур в спектакле четверо — Данте, Беатриче, Вергилий(кстати, на литовском его имя звучит так же, как и в римском варианте, - Вергилиус). И странный мужской персонаж, соответствие которому мы не найдём в оригинальном тексте «Комедии» - почтальон с санками и с колпачком для тушения свечей. Он — материализация юнгианской идеи «посредника между мирами». Следуя где-то рядом с проходящими круги Ада и восходящими по склонам Чистилища, Данте и Вергилиусом, почтальон забирает у терзаемых душ своеобразные послания к тем, кто остался по другую сторону границы жизни, или находится в другом круге терзаний. Время от времени почтальон включается в поэму с историческими справками о самом Данте, его персонажах, комментариями к аллегориям. В финальной сцене, когда Алигьери вновь встречает Беатриче, они не могут приблизиться друг к другу, будто врастая в твердь, почтальон «передает» им друг от друга поцелуи. И это очень трогательный момент, к которому не требуется пояснений текстом.
Текста в этом спектакле на удивление много. Однако владение словом не дано всем — грешники обычно безмолвны и безымянны. Но в каждом круге находится свое исключение — это любовники Франческа и Паоло, учитель Данте Брунетто Латини, понтифик Адриан сами рассказывают свои горькие истории терзаний. В пятом рве голос подают «бесы-загребалы», насмешливо а-капелла исполняющие «битловское» Let it be, глядя на попытки грешников вынырнуть из кипящей смолы. Напомним, у Данте, в пятом рве томятся взяточники и мздоимцы, режиссер персонифицирует их в виде католического клирика с пасторалом и в бумажной тиаре, которую Данте без лишних сантиментов разрывает на герое.
Режиссёр в своей поэме с понятиями церкви земной вовсе не церемонится. То, в первом круге Ада, некрещенные души в неизбывной печали играют с деревянными брусками, составляя из них крест и тут же разбивая его, то грешники строят из пластиковых кресел престол святого Петра, конструкцию столь же шаткую, сколь и бесполезную. В итоге она частично рушится от попыток мятежных душ сделать ее еще выше, чтобы забраться и воссесть.
Отдельный акцент делается на сюжете междуусобных войн в Италии и судьбе всей этой земли, которая персонифицируется фигурой капризной и податливой девушки. У Флоренции, родины Данте, своё место в повествовании. Оно даже буквально выносится на сцену: герои строят из легких макетов мини-городок с узнаваемым силуэтом и огораживают его яркой «запретительной» лентой.
Вот эта «киперка», золотые наушники на привязи, ниспадающие на грешников откуда-то сверху, цветные стикеры в книге — предметы такие не мистические, такие знакомые по обыденной жизни, не просто осовременивают «Божественную комедию». Они фактически вклеивают, ввязывают текст Данте в пространство нормальной жизни воспринимающего зрителя. Пусть это чувство слепленности продлится недолго, пусть, выходя из зала после оваций, зритель снова не сможет найти другого русского слова, кроме как.. «на одном дыхании», это уже не важно — вакцина прекрасного введена в кровь.
И тут невольно пожалеешь, что повторная инъекция невозможна. «Божественная комедия» в Калининграде идёт только один день. При этом никаких новых гастролей серьёзных театров пока никто не анонсирует.
Текст: Мария Пустовая
Фото: Юлия Власова
Поделиться в соцсетях