Александр Шендерюк-Жидков стал одним из первых, кто согласился на работу в правительстве Антона Алиханова, когда еще не было уверенности в том, что новый глава региона задержится надолго. Ради чиновничьего кресла Шендерюк-Жидков оставил руководящую должность в ГК «Содружество». Алиханов объяснял мотивацию своего подчиненного поработать на меньшей зарплате желанием «послужить». В губернаторской команде Александр Шендерюк-Жидков вполне удачно вписывается в зыбкий пиар-образ «правительства молодых технократов», которые должны олицетворять собой новый подход к системе государственной власти. Он курирует IT-сферу, является одним из лоббистов офшора на территории региона. В рамках проекта «Город и его люди» Александр Шендерюк-Жидков рассказал Афише RUGRAD.EU, что должен сделать Антон Алиханов, чтобы он разочаровался в нем, до какого момента будет работать проект «молодые технократы», как частный бизнес менял городское пространство областного центра и почему переименование никак не повлияет на жизнь Калининграда.

«Любое потрясение — это трагедия»

Я родился в районе ул. Леонова, роддом прямо у памятника Пушкину. Потом 18 лет прожил на Колоскова, а потом опять переехал на Леонова, там недалеко у немцев липы и дубы сажались в честь коронации прусского короля, а у нас был памятник и улицы космонавтов — «королей» нашего времени, «королей-покорителей» Космоса. Спустя много лет я переехал в район Емельянова, и все люди, которые жили в бывшем Амалиенау, конечно, скажут: «Фу, Емельянова!» Но у немцев ул. Емельянова называлась Иерусалимом, оттуда крестоносцы шли в свои походы, а сейчас на моей Емельянова зайцы по ночам бегают, тихо, спокойно, уютно.

Я с детства очень хорошо помню нашу пустую площадь. Я лет в 5 был на параде на этих трибунах около Ленина, которые снесли. Такое детское впечатление: огромная-огромная, но при этом пустая площадь. Это вызывало такой диссонанс с уютным зеленым Калининградом. Когда площадь перестала быть пустой (появился храм и фонтаны), мне показалось, что город стал более органичным.

В 1995 году, когда я был мальчишкой, мы боялись возвращаться поздно из района Верхнего озера. Там можно было точно себе проблемы схлопотать. Кто бы мог подумать, что это станет элитным районом, который сейчас считается самым удачным местом для особняков, и будет такая битва, чтобы в этом районе оказаться. А я точно помню, что район кинотеатра «Ленинград» точно не был элитным.

В «калининградские 90-е» я учился в школе, и у меня было всё хорошо. Мир был такой замечательный, радостный и открытый. Не могу сказать, что в 90-е что-то ужасное было… Это я сейчас узнал, что были «табачные войны», что каждый день прибывал пароход с водкой, что через границу огромное количество автомобилей перегонялось и они расходились по всей стране. Но сам я в этих процессах не участвовал и для меня это, скорее, легенды. Для меня Калининград 90-х — это прекрасный город моей юности и взросления.

Я помню, что семья стала в какой-то момент жить хуже. Мой дед — та легендарная личность, чье имя есть на мемориальной табличке в Кафедральном соборе (имеется в виду профессор Геннадий Жидков — основатель исторического факультета калининградского университета. — Прим. ред.), — погиб в 1993 году. Он этой трансформации [страны] не пережил. Для него это был тяжелый переломный момент.

Жизнь наша сильно поменялась. Но отец к 1994 году уже смог разобраться в «новой реальности», занимал высокие посты. Он вполне вписался в калининградскую экономическую среду.

Отношение к политическим событиям тех годов — это очень сложный вопрос. Мое мнение сейчас превалирует над тем, что тогда в семейных разговорах происходило. Мое мнение, что развал Советского Союза — это историческая трагедия. Но в самом Союзе было такое количество негатива… По большому счету, одна историческая трагедия закончилась другой. Исторической трагедией для меня является и 1917 год, и 1991 год. И я точно считаю, что эти две трагедии сделали нашему народу какую-то прививку от потрясений. Уж до детей наших мы должны донести, что любое потрясение — это историческая трагедия.

Я застал еще те интересные времена, когда улица возле университета сначала называлась переулок Чернышевского — потом переулок Профессора Жидкова — потом опять Чернышевского. Никто мне не может до сих пор объяснить, почему ее переименовали обратно. 

Легенда гласит, что у какого-то предпринимателя по этому адресу было зарегистрировано более 10 юридических лиц. Он посчитал, что ему проще «порешать», чем перерегистрировать эти компании по новому юридическому адресу. Так ли это или нет, но решение горсовета об обратном переименовании для меня является загадкой. У меня есть фото табличек, где было написано «переулок Профессора Жидкова». Когда горсоветом выносится решение, что нет денег на переименование, то у меня возникает вопрос: а на что были нужны деньги, если таблички уже висели?

«Калининград — это вполне такой Люксембург»

В «нулевые» благосостояние людей начало расти. Люди стали оживлять экономику. Это привело к оживлению жизни самого города: в окнах стеклопакеты стали появляться, первые торговые центры…

Вот магазин «Паула» — я считаю, что это легенда на самом деле. Это один из первых магазинов одежды в Калининградской области (в здании «Калининградгазавтоматики»). Это была такая первая «неРомашка» (до этого всё было «Березка» да «Ромашка»). Даже джинсы были на рынке (мне мой первый джинсовый костюм на рынке купили). А это был первый магазин с импортной одеждой.

Кто-то еще вспомнит пиццерию на Ленинском проспекте — это тоже был абсолютный космический прорыв. Там чуть ли не итальянский шеф-повар был: это места всеобщего притяжения, прям культовые. Город начал меняться: малый и средний бизнес начал привносить в Калининград свою изюминку.

Калининград никогда не выглядел провинцией. Я в этом убежден. Я сам никогда в особняке не жил (я жил в квартире в неплохом обкомовском доме), но мне рассказывали про руководителей управления КГБ и председателей обкома, которые уже в советские времена жили в отдельных домах. В этом плане Калининград не был похож на любой другой город. Собственный дом в центре города — в советские времена такое невозможно было представить.

В этом плане мы чем-то похожи на какую-нибудь другую небольшую столицу. Мы сейчас очень много говорим о международном финансовом центре. И так все смеются, потому что представляют себе международный финансовый центр эдаким Нью-Йорком. Но я очень хорошо помню, как в 2015 году мы с Антоном Андреевичем обсуждали его «служебку» на Владимира Владимировича по изменениям в закон (когда первый раз идея об офшоре была заявлена). Когда я рассказывал ему эту концепцию, то сравнивал Калининград с Люксембургом. Исторической застройки здесь, конечно, гораздо меньше, но в целом это тоже такой вполне Люксембург, где есть исторический центр, вполне тихое спокойное место, и при этом он является финансовым центром Европы.

Почему люди должны выбирать в качестве финансового центра Калининград, а не другой город? Единственная наша уникальная возможность — чтобы люди к нам прилетали с русскими деньгами. Для этого мы должны создать здесь условия. Мы должны дать людям возможность в это сложное время (когда олигарху Роману Абрамовичу британскую визу не дают) куда-то приехать со своими деньгами. То есть, с одной стороны, сберечь деньги, с другой — дать им возможность разобраться, что дальше с этими деньгами делать. Это не значит, что здесь обязательно появятся небоскребы и биржи. Это вполне может быть тихое спокойное место. Но место, все-таки немножко отличающееся от других регионов. Место, где все эти процессы можно проконтролировать. Так что да, я думаю, что офшор — это приманка для условного «Романа Абрамовича».

«Бегать за пивом уже не входило в круг моих обязанностей»

С «Содружеством» мне повезло. Я только вернулся из Дании, из бизнес-школы Орхуса. Думал, что я очень великий и меня все должны взять на работу, но меня почему-то никто не брал. Мне предлагали поработать в рыбном порту за небольшие деньги, очертив мой круг обязанностей, как бегать за пивом для генерального директора... И тут моя бывшая одноклассница говорит, что ее муж работает в очень хорошей компании, которая называется «Содружество». Я подал резюме, меня пособеседовали и сказали: «О, нормальный мальчик. Будешь тут помогать». Мне предложили в 3 раза больше, чем в порту.

Бегать за пивом уже не входило в круг моих обязанностей. Это была экономика чистой воды: я занимался инжинирингом бизнес-процессов, это был уже high level. Ты бизнес-процесс прям на диаграммы раскладываешь и думаешь, как его поменять, чтобы он стал эффективным. Но самое сильное впечатление для меня тогда было — это Александр Владимирович Луценко (председатель совета директоров ГК «Содружество». — Прим. ред.). Он уже тогда, по-моему, был человеком из списка Forbes, но спокойно появлялся на работе в кирзовых сапогах, потому что стройка шла.

В правительстве [Антона Алиханова] я вижу себя проектным менеджером, который пришел с идеей, проектом и хочет его реализовать. Многое из того, что я заложил в проект под названием «вице-премьер Шендерюк-Жидков» мы уже реализовали. Мы приняли закон, мы за два года поднялись в русском doing business с 71 на 15 место, вот сейчас уже САР (специальный административный район. — Прим. ред.) на подходе...

Во многом мое решение [переход из «Содружества» в правительство] было обусловлено двумя факторами: первый — это реализация себя для города, второй — работа в команде Антона Алиханова. Почему между любовью к городу и зарплатой [в «Содружестве»] я выбрал «любовь»? Хотелось рискнуть — и я рискнул.

Что такого было в Антоне Алиханове (ранее Шендерюк-Жидков говорил, что согласился работать в правительстве в том числе и из-за Антона Алиханова. — Прим. ред.)? Он не был традиционным чиновником. Он не был таким, как говорят, «губернатором». На Петербургском экономическом форуме мы были в одной компании с известной российской тележурналисткой. Она сказала: «Я себе губернатора представляла как такого «батьку»… А когда я увидела этих молодых ребят (с нами были Алиханов, Решетников и Ведерников), то поняла, что пора менять образ губернатора [у себя в голове]». Мне бы очень хотелось, чтоб Антон Алиханов представлял собой этот новый подход к должности губернатора, чтобы [олицетворял собой] переход к новой системе госуправления: переход от бюрократического подхода к сервисному. Когда государство — это услуга населению.

Что должен сделать Алиханов, чтобы я в нем разочаровался? Стать обыкновенным губернатором из рассказа этой тележурналистки. То есть таким «царьком» или «князьком».

Я расскажу одну историю, что значит «молодой технократ» в моем представлении (и если это перестанет работать, то я разочаруюсь). У меня есть знакомая из Светлогорска. Она шла по пляжу и нашла снаряд времен Великой Отечественной войны. Позвонила в МЧС — никто не приехал. Из пожарной никто не приехал. В общем, пару дней ничего не происходило. Она позвонила моей жене: «Вот такая вот история. Как лучше сделать: ты Саше скажешь или мне в директ «Инстаграма» Алиханову написать?» Вот до тех пор, пока есть возможность написать Алиханову в директ и получить решение проблемы, до тех пор это будет называться «молодые технократы».

Иногда получаются какие-то некрасивые истории. Антон Андреевич не всегда всё контролирует на этом свете. Он же не суперкомпьютер. Иногда какие-то такие истории могут вылезать… В этом городе все настолько друг друга знают и настолько переплетены бизнесы друг друга, что любая подобная история вылезет. Потому что за такой историей будет чей-то интерес. А крайним становится Алиханов.

Конечно, таких ситуаций не должно быть, это «косяк». Другое дело, я думаю, что Алиханов достаточно страдает из-за того, что такие истории вылезают. Но даже у самого честного человека могут вылезти «косяки» его команды.

«Капитализма в стиле Карла Маркса существует всё меньше и меньше»

В моей голове моя религиозность и образ «молодого технократа» полностью укладываются. Я считаю, чтобы быть человеком в «Эпоху 4.0», не нужно быть индийским йогом. Можно жить и с ортодоксальными системами ценностей. Они даже помогают двигаться к своей цели.

Противоречат ли друг другу христианская этика и этика капитализма? Мне кажется, что капитализма в стиле Карла Маркса существует всё меньше и меньше. От такой классической протестантской истории с наживой любой бизнес приходит к истории строительства. И то, что люди за это строительство получают какое-то вознаграждение, на мой взгляд, это неплохо.

Я категорически не согласен с тем, что некоторые говорят, будто бы православие превратилось в аналог членского билета ЦК КПСС. Я вижу вокруг себя людей, которые, может, кому-то чего-то и показывают, но церковь не посещают. Давайте посчитаем политиков, которые не скрывают, что они православные. В области это 2–3 человека. Среди людей во власти людей искренне верящих — очень немного. Так же, как и везде. Мы мало знаем о настоящем православии. Изредка в обществе появляются свои «несвятые святые», но, к сожалению, воспринимаются они как какая-то мифология. Православие же не имеет ничего общего с мифами. Это реальная жизнь.

Всё меняется. Но самое главное, что Калининград остается тихим уютным городом с большим количеством пространств и зелени. Я вот жалею о закрытии клуба «Универсал», но так он закрылся, по-моему, 10 лет назад. Я там был последний раз лет 15 назад, и там было так: смена формата — смена формата — смена формата — закрытие. В «Старой башне» было замечательное кафе «В тени замка». Оно закрылось, открылись новые. Чего ж мне об этом жалеть-то?

Сейчас историю с переименованием города совсем забыли. Но в 90-е это была живая тема: Кантбург на Прегеле! Типа в переименовании мы бы нашли свою идентичность, потому что Калининград — это серые хрущевки, одинаковые дома и всё, как везде. Говорили, мы переименуемся и станем городом Канта. Мне кажется, эта идея до сих пор бродит в чьих-то умах, давайте откажемся от советского прошлого и заживем. Но для меня такое воззрение всегда казалось какой-то дикостью, я лично жалею, что мы не стали в 1946 году Славгородом. Ведь Калининград, на мой взгляд, это не город Канта. Мне кажется, что это прежде всего город славы: русской боевой славы, славы тех ученых и писателей, которые здесь жили, в конце концов, славы советского поколения, которое поднимало город из руин, и новой генерации. Мне кажется, не в названии идентичность, а в том пространстве, в котором рождались, рождаются и будут рождаться гении.