заходил в эти руины... Или корабль, который стоял рядом с островом Канта, — был там такой плавучий ресторан. Были вот такие визуальные символы. 

Мой отец потом служил в южной группе войск в Венгрии. И я ещё видел социалистическую Венгерскую Народную Республику. Она у меня вызвала не то, чтобы культурный шок, но это была другая среда. В 1989 году открыли границу с Австрией, в самом разгаре была перестройка и приближался вывод войск. Видно уже было, что такое Европа. Когда я вернулся, первые впечатления были о том, что, скорее, у нас такой российский, советский город. Но уже тогда приходило понимание, что мы достаточно удалённо живем, так сказать, на окраине большой страны. Однако ощущения, что это какой то европейский город, тогда не возникало.

В том возрасте, безусловно, никаких совпадений между Венгрией и Калининградом я не чувствовал. Сейчас я могу сопоставлять эти детские впечатления и вижу, что здесь, безусловно, есть какие-то европейские нотки. Особенно после поездок по России (причём были у меня даже путешествия на машине, когда мы с семьёй доезжали аж до Оренбурга) видишь, что мы, скорее, европейский город, этакая «русская Европа».




Я не думаю, что Калининград удалось превратить в типичный советский город. Остатки Кёнигсберга, которые по тем или иным причинам не разрушили до конца, всё равно придавали нашему городу какие-то европейские нотки. Возьмем, к примеру, такое символическое здание, как кукольный театр. Приходя в «Парк Калинина» (сейчас Центральный парк культуры и отдыха), в глаза бросалось, что Калининград — это также и место европейской кёнигсбергской традиции. Поэтому в нашем городе всегда присутствовало нечто, что для меня представляло загадку. Вся эта загадочная символика проступает по крупицам: начиная с брусчатки и ротонды в Центральном парке и заканчивая Кантом и его могилой.

По моему мнению, Калининград — город стильный. В своё время я писал статью про брусчатку, и там была такая фотография: площадь Бисмарка (сейчас там немецкое консульство на улице Тельмана), перспектива вдоль трамвайных путей вся в брусчатке. Перед нами возникает некий типичный образ европейского города. Может быть, это такая провинциальность в хорошем смысле этого слова, город, который отличается от традиционного русского города. В русских городах есть своё особое «скромное обаяние провинции». Но у нас другая провинция: маленькие дома или виллы старого Кёнигсберга. Всегда были какие-то черты, которые выгодно отличали город. Было видно, что у него есть своё особое историческое наследие.



Уже тогда распознали, что подготовка юристов и экономистов представляет собой это коммерческий образовательный продукт. Это был пиковый период, когда по всей стране стали открываться частные вузы. Наверное, рассчитывали на то, что сейчас выпустится много специалистов тех профессий, кто сразу начнёт много зарабатывать... А юристы и экономисты как бы априори должны вариться в деньгах. Это наивная мысль того времени. Тогда как раз «просело» естественно-научное направление, а гуманитарии находились на взлёте...

Однако был и идеализм. Были споры, были ожидания. Я помню момент, когда люди следили за тем, какие законы принимают, какие речи и декларации произносят. Было много идеалистического взгляда на мир. Но я думаю, что в эти сложные годы люди пытались искать то, что им даст удочку, которая позволит добывать рыбу. У многих была иллюзия, что юристы и экономисты — это самое то...

Мне сложно сказать, был ли Калининград в те времена политизированным городом. Я помню, что по СМИ чувствовалось, что вся страна взбудоражена. Воздействие СМИ было гораздо серьёзней. Источников информации тогда было меньше, но желание не пропустить выпуск очередных новостей или номер газеты было сильней. Сегодня у человека другой вызов: настолько много этой информации, что от неё тошнит, от неё аллергическая реакция и даже передозировка...


«Сейчас более интересное время, чем в бесконфликтные ''нулевые''»

После окончания университета у меня не было каких-то конкретных планов остаться в университете. Но увлечение Кёнигсбергом и немецким языком привело к тому, что я поехал на учёбу в магистратуру в Германию. Два года учился на юридическом факультете в Гёттингенском университете. Откровенно говоря, был и такой момент, что я не понимал, зачем я туда еду... Это была осень 1998 года, когда наступил экономический кризис. А я вдруг еду в Германию и получаю по тем временам колоссальные деньги — 1 250 немецких марок...




В один прекрасный момент ты просто начинаешь понимать, что преподавательская деятельность приносит колоссальное удовольствие. С одной стороны, конечно, это не даёт огромного дохода, как олигарху. Однако есть куча позитивных моментов, и это самое то для тех, кто любит читать, писать, говорить... По сути,можно удовлетворять своё природное любопытство, да ещё и получать за это деньги, что, безусловно, делает нашу профессию интересной.

Думаю, что сейчас для моей родной кафедры международного и европейского права юридического института БФУ им. И.Канта даже более интересное время, чем в те бесконфликтные «нулевые».

Несмотря на сложную внешнеполитическую обстановку, у нас сохраняются хорошие рабочие связи с европейскими университетами. На настоящий момент у нас никаких проблем с нашими европейскими партнёрами не возникает. Как мы общались, так и общаемся. Возможно, появились некоторые спорные вопросы, где у них — одно мнение, а у нас — противоположное. Однако, мне кажется, что это даже помогает в работе. Появились некие новые темы для сотрудничества. Раньше для европейцев не было особой актуальности в сотрудничестве с Россией. Например, в Гданьском университете к числу приоритетных направлений отнесли развитие связей с Китаем, нежели с Россией и, в частности, с непосредственно граничащим с ним субъектом федерации — Калининградской областью. Однако все эти события вновь сделали тему России снова весьма актуальной для наших западных партнёров.

Не думаю, что мы должны превращаться в некую изолированную территорию. Безусловно, перед нами вызов: существует ли некая русская идея и русский мир? Или, если сказать политкорректно, российская идея. Речь, по сути, о выборе ориентиров развития. Однако эти ориентиры должны как-то материализоваться, а не быть непонятной абстракцией: дескать, у нас особый путь, но при этом мы не знаем точно, куда он ведёт. Для примера у нас уже есть материнский капитал, которого нет в других странах, у нас есть особая программа, по которой выдают земельный участок за третьего ребенка или даже 1 га на Дальнем Востоке. Возможно, это не совсем оптимальные шаги, в них всё ещё очень много недостатков. Но это сигналы, что мы по-своему строим свою современную экономическую модель. Следует понимать, что подобные шаги и мировоззрение нашей соседке Европе совсем не свойственны.




Безусловно, у нас есть большой диссонанс с советским прошлым. При этом нас не устраивает и та ультралиберальная модель, при которой создаётся бесконечная конкуренция и все друг другу лишь конкуренты. В этом и проблема восприятия Европы. Туда хорошо поехать как турист, посмотреть на их комфортную жизнь. Но есть и целый ряд моментов, по которым мы никогда не сойдёмся: начиная с экономического и заканчивая моральным ультралиберализмом. Тут очень сильный ценностный конфликт.

Если завтра запретят ездить в Европу, то это будет плохо. И плохо для всех: и для калининградцев, и для самих европейцев. Ведь каждый, кто выезжает в Европу, — это посол доброй воли: он представляет Россию и показывает своим примером, что мы живём теми же заботами и так же открыты миру, как и наши соседи-европейцы. Мы, в свою очередь, привозим домой не только продукты, но и впечатления, что к нам относятся по-человечески, что и там есть критически мыслящие люди, которые пытаются понять Россию. Поэтому если этот запрет произойдёт, то это будет минус для каждой из сторон. Именно в этом заключается роль Калининграда для России и для Европы: мы их стягиваем, делаем эти миры ближе и понятней друг другу. Калининград не может жить отдельно от России. Но не может жить и без Европы. Это объективная реальность.

Считаю, что Калининград всегда будет выполнять роль моста между Европой и Россией. Россия однозначно в «нулевые» недоработала в продвижении русского языка и русской культуры. То есть в том, что уже рутинообразно делают и англичане, и немцы, и французы. Наверное, Калининград может сослужить в этом хорошую службу тем, кто живёт в Европе (прежде всего в Польше, Германии, Прибалтике) и кто может поехать в Калининград, чтобы изучать русский язык как иностранный. При этом в Калининграде, в отличие от других регионов нашей огромной России, европеец всегда сохраняет возможность быстро и дёшево выехать домой. Нашему гостю не придётся чувствовать значительную удалённость, когда, например, он будет находиться в Москве (не говоря уже о Новосибирске и т. д.). Я думаю, что у Калининграда именно такая роль — открывать дверь в русский мир...



Текст: Алексей Щёголев
Фото: предоставлено собеседником, rugrad.eu, gov39.ru