23 декабря директор Музея Мирового океана Светлана Сивкова провела брифинг, посвященный итогам года. Директор, в частности, рассказала, почему музей не смог забрать судно «Космонавт Виктор Пацаев» себе на баланс, как дорого обходится содержание кораблей и почему она боится новогодних праздников. Афиша RUGRAD.EU приводит основные тезисы выступления директора Музея Мирового океана. 

О судне «Космонавт Виктор Пацаев»

Для нас «Пацаев» — совершенно родной объект. Это было в двухтысячном году, когда Николай Александрович Буров (он был руководителем филиала, куда относился и «Байконур», и «Пацаев») приехал в Калининград и увидел «Витязь» и подводную лодку, и сказал: «Давайте сюда поставим "Пацаев"». Он стоял тогда в Петербурге, и это [была] очень дорогая стоянка. За 1 день они тогда платили 100 долларов. Сегодня приблизительно 150 долларов стоит причал на 1 день. Он говорит: «Это так дорого. А здесь бы он стоял и заодно, чтобы не платить за стоянку, мы бы предоставили вам возможность разместить экспозицию». Космическая тема — тоже наша тема, день рождения музея — 12 апреля. Была предоставлена стоянка, и мы, по сути, работали 21 год, только в последний год всё закрыли.

Мы просили сделать такую рокировку: передать Петербургу ледокол «Красин», потому что его очень просили. И Полтавченко, и нынешний Беглов просили «Красин» передать. Они всегда испытывали ревностные такие чувства, что ледокол находится в Петербурге, но принадлежит Музею Мирового океана из Калининграда (не важно,  федеральный или не федеральный, музей в Калининграде). Поэтому было предложение: давайте передадим ледокол «Красин» Петербургу и заберем «Пацаев», потому что у нас на самом деле не хватает средств.

Мы только что открывали подводную лодку после ремонта — это деньги посетителей, мы заплатили несколько миллионов. Сейчас ремонтируем палубы на среднем рыболовном траулере, очень много работ сделали на «Ирбенском», там была программа приграничного сотрудничества, но это наши деньги, заработанные музеем на посетителях. На «Витязе» работы — тоже деньги, которые мы вкладываем.

Раньше считалось, что если министерство культуры дает 80 %, а вы зарабатываете 20 %, это хороший музей. На сегодняшний день мы зарабатываем столько же, сколько дает министерство. И все эти деньги большей частью... Конечно, зарплата сотрудников низкая, и если бы мы не делали надбавки из заработанных средств... Но мы и корабли ремонтируем... Понимание, что кораблю нужны постоянные забота и внимание, — дело серьезное. Содержать таких гигантов, как «Витязь», «Красин» и «Пацаев», нам было очень сложно. Понимали, что два еще как-то осилим, и было предложение, что «Красин» передаем Петербургу и оставляем за собой «Пацаев».

О металлоломе, друзьях-федералах и что такое настоящий большой музей

Не все хотят содержать корабли. Когда люди начинают считать, сколько это стоит... Не все хотят. У нас в стране порядка 15 кораблей-музеев. Из 15 — 5 находятся в [нашем] музее (причем самые крупные). Нам уже тяжело. Мы, что называется, затянули пояса просто невероятно. У нас каждые 5 лет должно быть докование корабля, считайте: год — док, год — док, и так каждый год. Появляется шестой корабль, и уже где-то два в год должны пойти. Можно, конечно, водолазные работы провести. Но это тоже огромные деньги, которые порой не выделяются.

Когда решали, что же делать с «Пацаевым»... Петербург отказался в последний момент. Собирали совещание — никто. Все подумали, сколько это заботы, сколько это денег... Все эти претензии, которые в свое время петербургские журналисты нам высказывали: «Ну что? Пришли? Кто вы, как вас звать из этого провинциального города Калининграда? Учить морскую столицу сохранять корабли?» — уже это прошло. Все понимали, что мы свое дело сделали. «Красин» с нами с 2004 года, мы его бесконечно любим, так же, как и «Пацаева».

Естественно, он будет использоваться (и это правильно), как уже губернатор сказал, как гостиница. Наверное, там будет и кафе. Мы всегда говорили, что это возможно: ничто не противоречит работе музея — ни гостиница, ни кафе, ни даже баскетбольный зал (там прекрасный баскетбольный зал). Очень хорошо, что область взяла «Пацаев», но нам бы очень хотелось остаться на этом борту.

Я за сохранение: «Пацаев» берет область — отлично. Значит, будет хоть кто-то, иначе я не знаю, что могло бы быть. Но Министерство культуры шестым кораблем его не взяло. Это шестой корабль, это очень большая финансовая нагрузка. Как мы брали «Витязь»? Это груда металлолома. «Ирбенский» — все знают, это вообще песня, ничего. СРТ — можно было хорошо прыгнуть и до дна реки Преголи провалиться, потому что палуба была из консервных банок. Мы — самая большая свалка металлолома.

Но «Пацаев» не металлолом: ему прежде всего требуется доковый ремонт (он, наверное, пойдет в док, губернатор — молодец, что нашел эти деньги). Кроме этого, у нас, конечно, много других дел. Невозможно всех своих детей накормить, за всеми одинаково ухаживать и содержать еще. Одно дело, музейные экспозиции, мы же музейщики… Когда-то и «Витязь» передавался нам так: он принадлежал Академии наук Советского Союза, а мы должны были на его борту делать экспозиции. На двух стульях сидеть было невозможно, но это были «лихие» 90-е годы, просто «лихие». Сейчас о них говорят как о тяжелых годах, этом ужасе, а мы были счастливы, просто счастливы. Это феерия была: мы получили корабль и могли всё делать. Были времена, когда сотрудники отказывались от зарплаты. Мы говорили, что нужны деньги, чтобы что-то купить для «Витязя», и мы отдавали зарплату. 

Музей и должен быть большой. Он не может быть маленьким. Когда мне говорят: «Слушайте, Сивкова, вы столько берете, вы столько вообще, вы не подавитесь?» Знаете, я — федеральный музей, и у меня есть друзья-федералы, я не думаю, что мы большой музей. Например, мой большой друг музей-заповедник «Куликово поле» Володя Гриценко: «Володь, а сколько у тебя объектов?» «54, что ли?» «А сколько у тебя гектар?» «Десятки тысяч». Мы — маленькая Калининградская область, поэтому нам кажется, что Музей Мирового океана — это какой-то монстр… Ничего подобного. Совершенно нормальный. Единственное, ни у кого такого флота нет.

Если у нас появляются какие-то объекты, то не надо удивляться. Мы, как правило, берем то, что брошено. Маяк в Заливино был брошен? Вы не представляете, сколько нас просили его взять. Я понимала, что хватит нам сил или не хватит. Рассчитывать часто [на кого-то] не приходится. Нам министерство говорит: «Если берете объект, то сколько это будет стоить? Мы должны утвердить это, и если сочтем, что это невозможно, то не будем финансировать». Так был взят мост, ремонт которого сейчас ведет музей. На одном из пролетов мы открываем выставку. Приступили к ремонту и за свои средства. Министерство, когда нам РЖД решило его передать, сказало, что если за свои средства, то берите. Честно, боялись, что с этим мостом произойдет: вдруг кто-то что-то распилит, вдруг что-то сделают, вдруг скажут, что надо дорогу, которая должна разворачиваться, и половина территории музея [уйдет] в государственных целях. Мы бы хотели, чтобы он был раздвижной, и нам кажется, что нужны небольшие деньги, чтобы его восстановить. Но пока, так как мост принадлежит федеральному учреждению, мы не знаем, как это сделать за собственные средства. Пока можем его покрасить в красивый зеленый цвет.

О боязни новогодних праздников и Росгвардии

В музее в 2021 году было 1,5 млн посетителей, боюсь, что больше. Мы очень боимся новогодних праздников. Когда в ноябрьские все региональные музеи были закрыты, а ММО было приказано работать, то мы ощущали себя как-то плохо. Во-первых, как-то непатриотично: все закрыты, а мы раз и работаем. Мы писали, звонили, но нам сказали: федеральный музей — работайте. 

Надо сказать, что история с ноябрьскими праздниками прошла более-менее, не было такого ажиотажа. Но сейчас мы столкнулись с тяжелой ситуацией. Я своим сотрудникам говорю: «Как только посетители входят — сразу столик, а на нем книга жалоб. И пусть сразу пишут, потому что люди очень эмоциональны. Лишь бы только не ругались, пусть выпускают свой пар в книгу жалоб». Потому что они приходят с ПЦР-тестами и говорят: «Нас в гостиницу селят, а вы в свой музей не пускаете». А у нас написано, что только QR-код. Он начинает рассказывать: «Я приехал со своим маленьким сыном из Владивостока, и вы такие-сякие меня не пускаете?» Мы говорим, что у вас QR-кода нет, но сына экскурсовод по экспозиции проведет. Мы идем на это, я говорю: «Только не ругаться!» Последняя была стычка: Росгвардию вызывали. Это же ужас какой-то. И у нас штраф 300 тыс. руб., если мы нарушим. Мы соблюдаем правила.

Как было дело, когда Росгвардию вызывали? Посетители пришли с данными о прививках на бумажке. Но QR-кодов у них нет, а прививки на бумажке — мало ли кто им там чего делал. У нас Бабурой написано, что нельзя. Они купили много билетов, но все с бумажками. 

Мы прекрасно понимаем, что это нужно, мы законопослушные люди. Но здесь, как всегда, не всё срабатывает. Приезжают люди из Белоруссии — наше союзное государство. У него печать стоит, а QR-кода нет. Приезжают из Казахстана: печать стоит, а кода нет. Собирается куча людей, и мы начинаем объяснять. Я сказала, что будем дежурить и придумывать для этих людей какую-нибудь фишку: давайте проведем для этих людей экскурсию по открытой территории, вот вам экскурсовод. Посетитель криком кричит, что ему надо на подводную лодку, но мы говорим, что давайте мы вам про нее расскажем здесь. Люди разные, мы очень стараемся, их понимаем, но и не понимаем, что этого сделать не можем, — таковы правила. Поэтому мы волнуемся в преддверии будущих туристов. 

Записал: Алексей Щеголев