«От Трои до Чечни»: как устроена антивоенная пьеса Евгения Гришковца
7 февраля 2015
Ставить спектакли на злободневную тему – задача нелегкая. Современная Россия эмоционально сильно разделена: если половина зрителей, возможно, и примет это высказывание, то вторая половина зала окажется в жесткой оппозиции. Играть пьесу авторства Евгения Гришковца без самого Евгения Гришковца – задача рискованная вдвойне. Сложно представить, как эти монологи и сюжетные ходы будут жить без знакомого тембра голоса и манеры подачи. Афиша RUGRAD.EU побывала на новой премьере в Калининградском областном музыкальном театре, чтобы посмотреть, как культурное учреждение справилось с этими задачами.
Пьесу «Осада» Евгений Гришковец написал около 20 лет назад. Тогда он еще не был известен всей стране, как человек, «который съел собаку», не было спектакля «Дредноуты», не было фильма «Сатисфакция», а губернатор Калининградской области не называл его в своем «Твиттере» «театральным брендом» всей области (впрочем, «Твиттера» тогда тоже не было, да и губернатор был совершенно другой). Зато 20 лет назад была Первая Чеченская кампания. Пьеса у Гришковца о войне. Вольно или не вольно, но знак равенства между «Осадой» и Чечней ставится как-то сам собой. На деле же всё не так просто и однозначно. Хотя сам автор и признавался, что последние политические события сделали пьесу ещё более актуальной.
Если присмотреться внимательно, в «Осаде» вообще отсутствует линейный сюжет как таковой. Есть сцена. На скамеечках сидят двое. Один в потрёпанной военной форме, на которой болтается какое-то подобие медальки, другой – условный школьник. Первый терроризирует второго историями о какой-то давней войне, какой-то безумной длинной и сложной осаде (что именно осаждал ветеран – за давностью лет позабылось), которая разделила его жизнь пополам. Все эти рассказы заканчиваются нехитрой моралью: «Да, были люди в наше время». Школьник делает вид, что прилежно слушает, но ветеран его, конечно, сильно раздражает. Но потом это вполне обыденная картина, от которой ждешь, что она дотянется до самого конца, однако она начинает трещать по швам. На сцене появляются древние греки в гребневых шлемах, которые пляшут с бутафорскими гладиусами, на манер японского кабуки. Если Гришковец и писал когда-то этот текст о войне, то писал он обо всех войнах сразу: начиная с осады Трои и заканчивая всеми будущими битвами, которым еще только суждено случиться. Современность переплетается с древнегреческими мифами, да так плотно, что одного от другого уже не отличаешь: пьяные солдаты вкатывают вместо Сизифа камень на верхушку горы, безумный Икар носится по сцене, пытаясь все-таки взлететь, на шее древнегреческого солдата повязан модный клетчатый хипстерский шарфик и так далее.
Говоря об актуальности пьесы, автор нисколько не кокетничает. Она действительно порой выглядит злободневно. Греки до хрипоты спорят о том, что их занесло к этим проклятым стенам, но договориться до конца они так и не могут. Диссидентствующий Ахилл пытается найти в этой осаде хоть какое-то рациональное зерно и предлагает остановить бойню, если она бессмысленна. В ответ ему тычут, что деды не простят, а сыновья не поймут. Для всех флаг – это сакральный символ, за который надо и убивать и погибать самим, для Ахилла – это просто «тряпочка». Конец ожидаем и очевиден: диссидента обвиняют в том, что в голову ему заполз «червь сомнений». Сейчас бы его просто назвали национал-предателем, чтобы закончить дискуссию раз и навсегда.
Евгений Гришковец – это, конечно, не Александр Невзоров, а «Осада» – отнюдь не «Чистилище». У калининградского драматурга нет надобности показывать отрезанную голову крупным планом, чтобы донести до зрителя нехитрый месседж, что война – это ужасно. У него другие методы и инструменты. За смешными и комичными историями ветерана порой проступает ужас всего происходящего. А именно есть смешная история о том, как смекалистый повар накормил солдат мхом. Зрители смеются: солдаты, мох, хитрый повар – что может быть веселее? С другой стороны, до какой степени отчаянья надо дойти, чтобы реальные люди из плоти и крови ели такое и почти не морщились? В конце концов, где все те чудо-богатыри, которыми ветеран поучает скучающего школьника? Если и дальше развивать древнегреческую тему, видимо, они канули в Лету, превратились в бессловесные тени, потерявшие навсегда память. «Грязно, темно, ничего непонятно», – проговаривается про войну один из персонажей, и это исчерпывающая рецензия. Никаким мифическим «народом», который якобы делегировал солдатам право убивать себе подобных, это «грязно и темно» не оправдаешь.
Калининградский зритель привык, что произведения Евгения Гришковца – это некий бесконечный экзистенциальный монолог на любую заданную тему. То есть автор и текст – это практически одно и то же. Здесь же за содержание отвечают актеры и режиссер музыкального театра. Но Гришковца в мешке все равно не утаишь. Авторский почерк всё равно узнается и считывается. Когда персонаж начинает очередной философский монолог длиной минут на 5–10, ты понимаешь, кто на самом деле незримо находится за кадром всего происходящего. Правда, только незримо. За внешнюю оболочку спектакля полностью отвечает команда театра и режиссер Михаил Ляхов.
У местного театрального сообщества сейчас действительно есть пробел по пьесам, которые реагировали бы на современную реальность. У Драмтеатра раньше в репертуаре был «Терроризм» братьев Пресняковых, но сохранить его не удалось. «Осада» – это эксперимент музыкального театра, который этот пробел может отчасти ликвидировать. Или хотя бы заставить всех остальных потянуться следом. Все-таки когда ты открываешь окно или включаешь телевизор, то на ум тебе приходят отнюдь не милые комедии с водевилями.
Пьесу «Осада» Евгений Гришковец написал около 20 лет назад. Тогда он еще не был известен всей стране, как человек, «который съел собаку», не было спектакля «Дредноуты», не было фильма «Сатисфакция», а губернатор Калининградской области не называл его в своем «Твиттере» «театральным брендом» всей области (впрочем, «Твиттера» тогда тоже не было, да и губернатор был совершенно другой). Зато 20 лет назад была Первая Чеченская кампания. Пьеса у Гришковца о войне. Вольно или не вольно, но знак равенства между «Осадой» и Чечней ставится как-то сам собой. На деле же всё не так просто и однозначно. Хотя сам автор и признавался, что последние политические события сделали пьесу ещё более актуальной.
Если присмотреться внимательно, в «Осаде» вообще отсутствует линейный сюжет как таковой. Есть сцена. На скамеечках сидят двое. Один в потрёпанной военной форме, на которой болтается какое-то подобие медальки, другой – условный школьник. Первый терроризирует второго историями о какой-то давней войне, какой-то безумной длинной и сложной осаде (что именно осаждал ветеран – за давностью лет позабылось), которая разделила его жизнь пополам. Все эти рассказы заканчиваются нехитрой моралью: «Да, были люди в наше время». Школьник делает вид, что прилежно слушает, но ветеран его, конечно, сильно раздражает. Но потом это вполне обыденная картина, от которой ждешь, что она дотянется до самого конца, однако она начинает трещать по швам. На сцене появляются древние греки в гребневых шлемах, которые пляшут с бутафорскими гладиусами, на манер японского кабуки. Если Гришковец и писал когда-то этот текст о войне, то писал он обо всех войнах сразу: начиная с осады Трои и заканчивая всеми будущими битвами, которым еще только суждено случиться. Современность переплетается с древнегреческими мифами, да так плотно, что одного от другого уже не отличаешь: пьяные солдаты вкатывают вместо Сизифа камень на верхушку горы, безумный Икар носится по сцене, пытаясь все-таки взлететь, на шее древнегреческого солдата повязан модный клетчатый хипстерский шарфик и так далее.
Говоря об актуальности пьесы, автор нисколько не кокетничает. Она действительно порой выглядит злободневно. Греки до хрипоты спорят о том, что их занесло к этим проклятым стенам, но договориться до конца они так и не могут. Диссидентствующий Ахилл пытается найти в этой осаде хоть какое-то рациональное зерно и предлагает остановить бойню, если она бессмысленна. В ответ ему тычут, что деды не простят, а сыновья не поймут. Для всех флаг – это сакральный символ, за который надо и убивать и погибать самим, для Ахилла – это просто «тряпочка». Конец ожидаем и очевиден: диссидента обвиняют в том, что в голову ему заполз «червь сомнений». Сейчас бы его просто назвали национал-предателем, чтобы закончить дискуссию раз и навсегда.
Евгений Гришковец – это, конечно, не Александр Невзоров, а «Осада» – отнюдь не «Чистилище». У калининградского драматурга нет надобности показывать отрезанную голову крупным планом, чтобы донести до зрителя нехитрый месседж, что война – это ужасно. У него другие методы и инструменты. За смешными и комичными историями ветерана порой проступает ужас всего происходящего. А именно есть смешная история о том, как смекалистый повар накормил солдат мхом. Зрители смеются: солдаты, мох, хитрый повар – что может быть веселее? С другой стороны, до какой степени отчаянья надо дойти, чтобы реальные люди из плоти и крови ели такое и почти не морщились? В конце концов, где все те чудо-богатыри, которыми ветеран поучает скучающего школьника? Если и дальше развивать древнегреческую тему, видимо, они канули в Лету, превратились в бессловесные тени, потерявшие навсегда память. «Грязно, темно, ничего непонятно», – проговаривается про войну один из персонажей, и это исчерпывающая рецензия. Никаким мифическим «народом», который якобы делегировал солдатам право убивать себе подобных, это «грязно и темно» не оправдаешь.
Калининградский зритель привык, что произведения Евгения Гришковца – это некий бесконечный экзистенциальный монолог на любую заданную тему. То есть автор и текст – это практически одно и то же. Здесь же за содержание отвечают актеры и режиссер музыкального театра. Но Гришковца в мешке все равно не утаишь. Авторский почерк всё равно узнается и считывается. Когда персонаж начинает очередной философский монолог длиной минут на 5–10, ты понимаешь, кто на самом деле незримо находится за кадром всего происходящего. Правда, только незримо. За внешнюю оболочку спектакля полностью отвечает команда театра и режиссер Михаил Ляхов.
У местного театрального сообщества сейчас действительно есть пробел по пьесам, которые реагировали бы на современную реальность. У Драмтеатра раньше в репертуаре был «Терроризм» братьев Пресняковых, но сохранить его не удалось. «Осада» – это эксперимент музыкального театра, который этот пробел может отчасти ликвидировать. Или хотя бы заставить всех остальных потянуться следом. Все-таки когда ты открываешь окно или включаешь телевизор, то на ум тебе приходят отнюдь не милые комедии с водевилями.
Фото: Юлия Власова
Текст: Борис Савинков
Поделиться в соцсетях