В воскресенье, 9 октября, при калининградской синагоге открылось музейное пространство. Первая полноценная экспозиция посвящена истории еврейской общины в Кёнигсберге: от формирования до трагедии, — а также попытке пересобрать жизнь заново. Портал RUGRAD рассказывает, какой опыт региональные музеи могут перенять у еврейской общины и почему личные истории подчас оказываются важнее общей. 

Синагога открылась  в 2018 году. Уже тогда вполне открыто заявлялось, что синагога будет не только религиозным объектом, единственная функция которого обслуживание потребностей местной общины (любая религиозная структура — это история, в первую очередь закрытая и существует скорее «для своих», чем для широкого круга пользователей). Самый понятный и близкий образец — московский Еврейский музей и центр толерантности, где проходят тематические выставки выставки и экскурсии. Полноценный музей и первая экспозиция — движение именно в этом направлении. Может быть, поэтому на открытии выставки председатель местной еврейской общины и бизнесмен Леонид Плитман как будто и не вспоминал о религиозной функции места, а говорил о «культурном центре» и «арт-пространстве».

Министр культуры и туризма Андрей Ермак также в первую очередь говорил о музейной функции нового пространства. «Причем не музей в консервативном смысле слова, а музей современный, новый. Мне кажется, даже слегка такой музей будущего, музей интерактивный и технологичный», — комментировал министр.

По параметрам технологичности музей при синагоге действительно радикально отличается от тех технических возможностей, которые имеют в своем распоряжении другие региональные культурные институции (в том числе частные). Интерактивные панели, мультимедиа, технологии видеопроекции — во многом для выставки использовались передовые технологии, которыми сейчас располагают европейские музеи: с организацией выставки (в том числе и финансово) помогли ассоциация «Евреи в Восточной Пруссии» и Министерство иностранных дел Германии. Чтобы представить нарратив о главной трагедии еврейской общины в Германии в XX веке, используется язык графического романа «Маус»: его автор Арт Шпигельман получил Пулитцеровскую премию за попытку уместить рассказ о Холокосте в пространство комикса.

Условно экспозиция делится на три части: от формирования еврейской общины, если быть точнее, появления в городе тех действующих лиц, чьи истории кураторы выставки выбрали, чтобы собрать воедино нарратив до трагедии и вынужденной эмиграции. Кёнигсберг, как и современный Калининград, прирастал во многом за счет миграции. Этому способствовала и репутация торгового города, и действующий университет. Городские страты Кёнигсберга формировались в том числе за счет приезжающих в Восточную Пруссию евреев (на экспозиции в качестве героев в основном представлены уроженцы различных уголков бывшей Российской Империи).

«В основном это были торговцы: торговцы шелком, торговцы чаем, зерном. Большой вклад внесла железная дорога. Почему евреи приезжали в этот город? Здесь университет и торговые пути», — рассказывает директор музея Юлия Ойсбойт.

«Я Элиэзер Смойра, торговец сельдью...», — загораются на экране буквы под мужским портретом. Для рассказа о еврейской общине Кёнигсберга кураторы выставки взяли 7 биографий (Ойсбойт настаивает, что все они — «обычные» и «не особо известные»), которые, по все видимости, должны дать какой-то общий портрет положения общины в начале XX века.

В этом смысле музейная экспозиция в синагоге использует примерно те же методы и инструменты, что и акция «Бессмертный полк», когда огромная коллективная трагедия распадается на мириады личных историй. В музейном деле такой подход дает больше шансов на эмоциональное вовлечение посетителя, чем скупое перечисление исторических фактов на фоне каких-нибудь ржавеющих сабельных ножен из условного XVII века.

«Мы хотели показать портреты этих людей и их разнообразие, кто это был: раввины, студенты...», — рассказывает Юлия Ойсбойт.

Среди разнообразия этих портретов депутат Государственной Думы Российской Империи 1906 года Шмария Левин, который начинал свою борьбу за равноправие еще в стенах Кёнигсбергского университета.

Торговцы зерном и сельдью, банкир, раввин и трактирщица, покупающая отель на одной из «фешенебельных улиц» Кёнигсберга, студент, который станет депутат первого полноценного российского парламента, — примерно так выглядит коллективный портрет еврейской общины Кёнигсберга. В большинстве своем рассказы о судьбах горожан заканчиваются до трагедии, произошедшей в Германии в XX веке. Фразу трактирщицы Ханны Маси о надежде, что когда-нибудь ее дети будут управлять ее бизнесом, каждый может додумывать по-своему. Впрочем, строчка «в 1943 году был депортирован в Освенцим, где и погиб» могла быть стать универсальной концовкой для многих из биографий жителей тех лет.

Ответ на вопрос о судьбах детей и внуков дает вторая часть выставки, где бросаются в глаза крупные надписи «Принудительный труд», «Первая депортация» и наконец «Марш смерти».

«На рассвете охранники ищут и добивают уцелевших», — рисованные солдаты в касках и с винтовками бродят между складывающихся из серых линий трупов.

«Во-первых, это необычно, — пытается объяснить Юлия Ойсбойт, почему самый трагический эпизод в жизни еврейской общины Восточной Пруссии пересказан в форме графического романа. — Во-вторых, к нам приходят разные посетители, в том числе дети. Мы не хотели ставить какой-то шокирующий контент в виде документальных фотографий».

Под стеклянным параллелепипедом игрушечный паровоз белого цвета. На перроне фигурки с практически неразличимыми лицами такого же цвета. Сцена с паровозом — понятная иллюстрация картины депортации еврейского населения Кёнигсберга и эдакий «консервативный элемент» внутри музея модерна. Все фигурки изготавливались вручную. Современные технологии по типу печати на 3D-принтерах не применялись.

«Каждый человечек имеет свою индивидуальность, свой характер», — рассказывает директор музея об экспозиции.

Третья часть выставки (ее очень условно можно назвать «оптимистической») наглядно показывает, что жизнь еще возможно пересобрать себя даже после самых страшных трагедий.

Учащиеся еврейской школы (в 1930-х годах совместное совместное обучение детей было запрещено) вспоминают в обрывках видеоинтервью свою жизнь в Кёнигсберге. Самый известный герой этой части — скрипач и писатель Михаэль Вик, автор книги «Закат Кёнигсберга». Хотя в воспоминаниях Вика мелькает, что ансамблю, где играли его родители, было запрещено давать концерты в городе, а на экране то и дело загорается желтая звезда как наиболее понятный символ социальной и национальной сегрегации, в целом все эти люди смогли выжить и найти себя в новом обществе. Пусть порой в других странах... Среди них есть даже сотрудник NASA.

Единственный экспонат на выставке, который выбивается среди человеческих историй, — небольшая емкость с пряностями, которая используется для религиозных церемоний в иудаизме. Экспонат был предоставлен синагоге потомками семьи Маркс (Георг Маркс основал в Кёнигсберге «Северогерманское кредитное учреждение», которое в одно время было главным кредитным учреждением региона).

«Его потомки были на открытии синагоги. Это символическая связь, чтобы показать, что потомки также имеют связь с выставкой», — рассказывает Ойсбойт

В планах общины — продолжение выставки. Следующий период коснется истории первых переселенцев и советской истории Калининграда.

Текст: Алексей Щеголев
Фото: Юлия Власова