Отличительной чертой всех трех автократий является общий базис - принципиально не изменяемый веками архаичный цивилизационный уклад. Вследствие этого смена государственных формаций в стране происходила не естественным эволюционным и относительно мирным путем, когда старое отжившее уступало дорогу новому, более эффективному. Безусловно, каждый раз какие-то предпосылки по замене одного государства другим были, но происходило это по произволу тех или иных политических групп, заявляющих, что истина известна только им. В результате подмены объективного исторического процесса развития политической волей узкой группы лиц России каждый раз приходилось начинать практически с нуля вместо того, чтобы расти от уже достигнутого.

Как известно, первым централизованным русским государством-автократией была абсолютная монархия во главе с национальным лидером-царем, императором. Она просуществовала более 400 лет, но к концу XIX – началу XX века во многом исчерпала себя: Россия проигрывала войны, в стране резко возросла социальная напряженность. Выдвинутый государством в середине XIX века императив «самодержавие, православие, народность» не работал потому, что между народностью и всем остальным образовалась пропасть.

Когда арестованному противнику режима В.И. Ульянову (Ленину) надзиратель участливо заметил: «Что же Вы, молодой человек, бунтуете? Ведь перед Вами стена», Ильич со знанием дела скартавил: «Стена, да гнилая, - ткни пальцем и развалится».

Вторая российская автократия в виде тоталитарной коммунистической диктатуры, созданная Лениным со-товарищи, оказалась гораздо более лицемерной и жестокой, чем предшествующая. При ней к заключенным, да и к другим тоже, на Вы уже не обращались. Предвидя, что собственно октябрьским переворотом («тычком пальца») не обойдется, Ленин, декларируя «мир народам», готовил гражданскую войну, говоря соратникам: «Наша задача – превратить войну империалистическую (Первую мировую. - Прим. авт.) в войну гражданскую». Она, как известно, обошлась стране десятками миллионов жизней и поломанных судеб, причем далеко не самых бесполезных для России людей.

Незадолго до своей смерти вождь вдруг осознал, что экономическая модель созданного им государства уступает предыдущему. Не без горечи он заявил (близко к оригиналу, - прим. авт.): «Если мы не превзойдем капиталистическое окружение в производительности труда, мы погибнем». Как известно, не превзошли.

Но большевики, чтобы не висеть на фонарях, сначала привлекли в огосударствленную и потому неэффективную экономику недобитый частный капитал и связанную с ним бизнес-инициативу. Когда они осознали, что это тоже может закончиться фонарями, то перешли к рабскому труду заключенных в концентрационных лагерях вкупе со «стахановщиной» для тех, кто остался вне лагерных зон. На какое-то время это помогало. Национальные лидеры второй автократии – генеральные секретари партии менялись также непредсказуемо, как в старину: или со смертью предшественника, или в результате «дворцового переворота». Во всяком случае, простой россиянин (тогда советский человек) мог, проснувшись по утру, лицезреть очередного лидера – «наше незаходящее солнце».

Просуществовав всего 73 года, вторая автократия, не одолев капитализм, ушла в историю, как и предсказывал ее первый национальный лидер и вождь мирового пролетариата. Не помог и старательно педалируемый императив «народ и партия – едины». Не было этого единства.

На развалинах СССР возникло третье автократическое государство – буржуазная республика – Российская Федерация. Ее первым национальным лидером стал Борис Николаевич Ельцин («царь Борис»), своеволие и пьяную удаль которого мы наблюдали 10 лет. Государство и народ нищали.

Россия после развала СССР потеряла свои территории в европейской части и теряет сферы своего традиционного влияния. Наших сателлитов больше привлекает, например в рамках «восточного партнерства», общение с экономически более развитой Европой.

За 25 лет новой автократии сырьевой экспорт, прежде всего энергетических ресурсов, стал основным источником средств для существования и развития страны. Однако последние два года наглядно показали, что роль России как главной нефтегазовой трубы Европы явно преувеличена. А заполнить образовавшуюся в этой связи брешь, например, высокотехнологичным экспортом не можем потому, что такового не производим. В то же время тоталитарный коммунистический Китай, не став сокрушать основы своей государственности, по экономическому могуществу вышел на второе место в мире и снисходительно, я думаю, воспринимает нынешнюю Россию как младшего (энергетического) партнера.

После системных космических катастроф, в том числе обрамивших по времени 70-летие Победы, правительство вынуждено было признать наше отставание от США в этой отрасли (когда-то бывшей гордости нашей страны). Было сказано, что в производительности труда в космической отрасли мы уступаем им в 10 раз. Ранее правительством было отмечено, что в целом по стране в производительности труда мы в разы отстаем от Европы (теперь для самоутверждения – «Гейропы»).

Конечно, в чисто бытовом смысле при российском капитализме мы стали жить лучше. Но зачем было менять «шило на мыло», если по основополагающим экономическим показателям, вроде той же производительности труда, нынешняя Россия не превзошла «развитый социализм» и тем более тоже капиталистическое окружение. Может, надо было поступить, как китайцы, и использовать все-таки до конца преимущества коммунистической автократии, не спешить с ее заменой на автократию буржуазного толка.

Вспомним нашу историю. Сильной стороной российской автократии была возможность концентрировать в своих руках огромные ресурсы страны и направлять их на критичные участки, а также способность объединить народ вокруг всем понятной государственной цели. Это было одним из существенных факторов наших побед в тяжелейших отечественных войнах XIX и XX веков. И хотя победителей не судят, с точки зрения будущего было бы не лишним задать вопрос: «Почему, прежде чем победить обоих суперагрессоров, им на разграбление и поругание была оставлена значительная часть страны, а в последней войне на произвол судьбы на оккупированных территориях было брошено порядка 70 млн. человек?» Из них после ухода оккупантов «родное правительство» потом вило веревки, пополняя «трудовые армии» за колючей проволокой.

Естественно, возникает вопрос: почему дела из века в век идут именно таким образом и что нужно было бы сделать, чтобы бесконечно не наступать на одни и те же грабли? А дело, как я думаю, упирается в тот самый архаичный цивилизационный уклад России, который воспроизводится из поколения в поколение. У простого народа сформировался менталитет вроде «вот приедет барин, он нас и рассудит». Для России безусловен приоритет государства над личностью, хотя исторически по отношению к личности государство было вторичным. Институт национального лидера, за которым у нас первое и все последующие слова, на дух не переносит любых конкурентов. Будь то, например, Петр Столыпин, маршал Тухачевский или маршал Жуков. Тем более власть угнетает широкая творческая инициатива народа, способная публично найти множество изъянов в том, что делает или просто говорит властная монополия. В состав последней входит и так называемая властная вертикаль, которую можно интерпретировать в виде пирамиды с лидером-вождем во главе.

В развитых странах Европы народная инициатива глубоко структурирована в виде малого и среднего бизнеса, особенно технологического направления. Эти бизнес-структуры являются локомотивом экономики этих стран. У нас «локомотив» не встраивается в пирамиду власти не только органически, но еще и потому, что он, будучи политически и экономически независимым от государства фактором, принимает на себя значительную долю ресурсов, которой пока монопольно распоряжается автократия со своей вертикалью. Поэтому о «локомотиве» вспоминают в кризисы как о некой палочке-выручалочке, но забывают о нем как о средстве предотвращения кризисов. В промежутке между кризисами «локомотив» кошмарят проверками, мешая развиваться. Этому способствуют и разного рода государственные промышленные монополии – основная опора российских автократий. Они неэффективны, как, впрочем, и любая монополия. Поэтому не удивительно, что еще со времен Петра Первого мы пытаемся безуспешно догнать западный мир, все более отставая от него и экономически, и технологически. Не помогают нам и традиционные консервативные методы модернизации, требующие несметных затрат, а зачастую и крови.

Я уже не говорю о естественной для нашего уклада коррупции, с помощью которой происходит не только социально несправедливое распределение в стране совокупного национального продукта, а последняя просто разворовывается, не достигая поставленных целей развития.

И, наконец, еще об одном крайне негативном явлении – отрицательной селекции нашего народа, в основе которой лежит деление общества на «наших» и «не наших». Очень много «не наших» сгорело в свое время в старообрядческих церквах и скитах, было замучено в отечественных концлагерях и тюрьмах, было выброшено в эмиграцию, где россияне способствовали процветанию других стран, далеко не всегда нам улыбчивых. Эти же практики системно мешают работе социальных лифтов, предназначенных для того, чтобы стратегически и тактически важные посты и должности занимали достойные люди, а не бесхребетные приспособленцы из «своего круга».

Резюмируя, хочу сказать следующее. При всех недостатках первой и второй автократий, они имели хотя и спорные, но путеводные общенациональные идеи, так или иначе опирающиеся на славные страницы истории страны. Сегодня нам предлагают только опору на эти страницы, считая их уже путеводной звездой. Это ведет к социальной архаике.

Полагаю, что пришло время менять уклад и заявить о стремлении России экономически и социально потеснить развитые страны, перестать быть для них только сырьевым придатком. Тогда сам по себе отпадет вопрос 400 --> 73 --> ?

Генрих ЛЕВШИН

корабельный инженер