Круглый стол «Есть ли в Калининграде архитектура»?
Как развивается сегодня Калининград? Каким он станет лет через пятьдесят? Городом с историей или таким же, как тысячи других ничем не примечательных населенных пунктов? «СтройИнтерьер» снова поднимает эту тему, важную для всех жителей.
Мы собрали за круглым столом бывших главных архитекторов областного центра – Сергея Лебедихина и Татьяну Кондакову, нынешнего – Игоря Ли, руководителя первой и последней упраздненной мастерской генплана института «Калининградгражданпроект» Вадима Еремеева, члена правления Калининградского регионального отделения Союза архитекторов России Александра Невежина. К сожалению, два бывших главных архитектора нашего города Василий Британ и Александр Башин дискуссию проигнорировали. Место для встречи нам любезно предоставил Союз архитекторов. А вопрос мы задали архитекторам совсем не праздный, хотя в некоторой степени и провокационный: «Есть ли архитектура в Калининграде?»
Татьяна Кондакова: – Что мы имеем в виду, когда говорим «архитектура»: профессию, науку, процесс деятельности или результат этой деятельности? Если мы говорим о результате деятельности, то какой объект деятельности мы подразумеваем? Речь может идти об архитектурном проекте, о построенном здании или сооружении, может – о городе в целом. Предлагаю остановиться на процессе архитектурной и градостроительной деятельности и на их результатах. Понятно, что в этих процессах участвуют различные лица, и результат их деятельности, как зеркало, отражает процессы, происходящие в обществе. Достаточно ли сегодня требований, установленных великим Палладио: польза, прочность, красота? Пора ли к ним добавить что-то новое? Давайте разберемся, что нам вообще нужно сегодня от архитектуры – красота или польза? О такой составляющей, как красота – понятии относительном, – спорить нет смысла, чаще оно отражает просто вкус: кому-то нравится, кому-то нет. О вкусах не спорят. А вот с пользой и прочностью не все так просто.
Александр Невежин: – В том, как складывается пространство Калининграда, многое зависит от профессионализма архитекторов. Мы оканчивали вузы и видим разницу между профессиональной работой и халтурой. Но безвкусицу и непрофессионализм видно и без специального образования – житель города сразу понимает, когда ему подсовывают то, что не может нравиться ни специалисту, ни обывателю.
Игорь Ли: – Человек вправе любить или не любить тот или иной стиль. Но объективно он видит, что приемлемо, а что нет. Причина в другом: в уважающих себя городах на порог не пустят проектировать тех, кто этого не умеет. У нас эскизники делают все кому не лень. Вернее, все, кто готов сделать их дешево. Полная коммерциализация строительства, при которой «клиент всегда прав» (хотя бывает, что и дурно воспитан, и дурно образован, и деньги неизвестно как заработал, и вкуса у него нет, и работает он на такого же потребителя), лишает нас контроля над ситуацией. Подсказать клиенту про дурной вкус могли бы соответствующие профи и структуры, но вот как раз структуры-то контроль и теряют: законодательство сегодня таково, что контролировать процесс принудительно мы не можем. Что у нас осталось от закона об архитектурной деятельности, от авторского права? Первый не работает, второе сокращено до предела. Сегодня архитектор бесправен: задешево сделать хорошую работу невозможно, а дорого платить никто не хочет. Те, кто заказывает музыку – муниципалы, федералы и просто частные инвесторы, – диктуют свои правила. И поэтому город меняется не так, как хотели бы и горожане, и профи.
Татьяна Кондакова: – Ненавижу типовое строительство времен СССР. Но индивидуальное проектирование – это долгий процесс, и без типовых проектов огромную страну, где плотность архитекторов на квадратный километр ничтожно мала, невозможно было бы обеспечить жильем, школами, детскими садами, гостиницами. Поэтому строили и проектировали как проще, дешевле. Сейчас опять появились серьезные муниципальные и государственные заказы, снова нужны школы и детские сады. А типовых проектов – качественных, экономически выгодных – нет. На разработку современных индивидуальных проектов нет ни денег, ни времени. Сегодня мы вынуждены дублировать и модернизировать на марше старые приемы: в Гурьевске строим школу по проекту 80-х годов, когда слово «красота» в формулу не входило. Опять – как «проще». Нужно было устроить конкурс проектов, чтобы выбрать лучшее. Вот и получается, что архитектура – это грамотное и своевременное планирование деятельности и финансирования, через которое достигаются эффективность и высокие художественные и потребительские качества объектов.
Александр Невежин: – Действительно, куда делись конкурсы? На последнем пленуме Союза архитекторов России обсуждалась общая беда всей страны – то, что конкурсы подменены тендерами с непременной коррупционной составляющей. Школу в северном районе Калининграда проектировали через тендер – почему не через конкурс? Я предлагал свои услуги, хотел сделать проект, который был бы архитектурно мобильным – чтобы можно было привязать к любому уголку города и области. Чтобы школа была рациональной, эстетичной, интересной, калининградской. А каким путем был проведен тендер? Выиграла компания, в которой даже архитектора своего нет!
Татьяна Кондакова: – Интересно, в какой форме было сделано предложение? Никто не мешал администрации города в рамках 94-го федерального закона провести открытый конкурс по эскизам будущей школы. Размещение заказа на создание архитектурного проекта, проекта произведения градостроительства или садово-паркового искусства уже два года, как может осуществляться путем проведения открытого конкурса. А органы власти этим не воспользовались. Когда мы собрались проектировать Музыкальный театр, такой возможности закон не предоставлял, пришлось выбирать по конкурсу управляющую компанию, которая провела за нас заказной конкурс. Из представленных проектов было что выбрать. Поэтому немаловажную роль играют уровень общей культуры заказчика и требования, которые он предъявляет к себе и к будущему объекту. Да и об ответственности архитектора не стоит забывать. Автор выбранного к реализации проекта Музыкального театра отказался, к сожалению, не только от проектирования, но и от осуществления авторского контроля за разработкой документации для строительства.
Игорь Ли: – Это госзаказ. А как сегодня происходит заказ частный? Пример: я – заказчик, приобрел участок. Я не хочу заниматься благотворительностью. Я делаю деньги. Приглашаю архитектора, какого считаю нужным, даю ему ГПЗУ и говорю, чтобы «выжал» из участка все возможное. Архитектор делает десять вариантов, включая максимально экономичный – с минимумом площадок, инсоляции и прочей ерунды. Но я не плачу ему, пока не выкрою еще чуть-чуть – еще 100 метров, 50. Потом я по этому проекту заказываю проектную документацию (в самой дешевой фирме) и отдаю на экспертизу к Камневу – не принять ее у меня он не может, не дать положительного заключения (если нет ошибок) – тоже. В законный срок 10 дней я получаю разрешение и приступаю к стройке. А есть ли в этом проекте архитектура – это мне малоинтересно. Вот так многие заказчики с нами и работают.
Вопрос «СИ»: – На деньги населения был проведен воркшоп – международный архитектурный семинар. Мероприятие было недешевым. И население вправе знать, что оно купило. Воркшоп выработал рекомендации, как развивать городскую среду, и что дальше? Почему был закрыт бюджет года, подписаны акты выполненных работ, а результата население не увидело? Рекомендации попросту отправились в архив.
Вадим Еремеев: – Главным в рекомендациях воркшопа был мораторий на застройку исторического центра города, пока не выработана концепция его развития (то есть еще раз подтвержден вывод мастерской генплана, озвученный еще в 1972-м, – не портить центр). Но появились силы, которым результат воркшопа стал поперек горла. Почему-то Башинские проекты и макеты (выставленные, кстати, в мэрии, представленные и Путину, и Медведеву) подаются как последнее слово, хотя большинство участников воркшопа высказались за то, чтобы город создавать современным. Застройку центра подделкой под старину нужно остановить – она противоречит итогам воркшопа. Тем более что потом будет очень сложно реконструировать инженерные сети.
Игорь Ли: – Сегодня повлиять ни на что нельзя: есть свободный земельный участок, есть правила землепользования и застройки, есть градостроительный план земельного участка. А у того, кто этот участок купил, есть карт-бланш (в рамках правил землепользования и застройки). На финальной фазе нам удалось повлиять на разработку регламента по этажности, ограничив этажность по центру и вообще прописав ее по всему городу. У нас обычный 400-тысячный провинциальный город с восточно-прусскими корнями, и состязаться с «гонконгами» по количеству небоскребов мы не можем. Высотки – пожалуйста, но не в центре. Есть прописанные зоны, где это можно.
Вадим Еремеев: – Помимо застройки в историческом центре у нас уже успели отхватить добрую часть зеленых зон. И все понимают, что так нельзя – зато в таких домах квартиры продаются не по 30 тысяч за квадратный метр, а по 100. И это провоцирует застройщиков на новые ошибки.
Игорь Ли: – В ошибках виновата не одна власть. Такие же по статусу города Европы выглядят на порядок лучше, чем наш, еще и потому, что подготовка и допуск проектирующих архитекторов там строже. Одного вузовского диплома мало. Тем паче, что получить его просто: студент приходит, платит за обучение и получает «корочки». Конкурсов на поступление нет. За плохую успеваемость никого не выгоняют. В мое время на факультет архитектуры было 7,5 человека на место. За место нужно было бороться. Сейчас не надо. Поэтому и проектируют у нас случайные люди, которые определяют будущую среду города. Улучшить ситуацию могли бы конкурсы: любой европейский город сколько-нибудь значимое сооружение строит только по выигранному на конкурсе проекту. Конкурс создает конкуренцию и помогает архитекторам не стоять на месте, а развиваться, совершенствоваться, творить. Всего-то два пункта, которые бы заставили машину работать! Ну а третий – тот же генплан города плюс планировочная документация, на основе которой вырабатываются правила игры для каждого конкретного города – правила землепользования и застройки. Вот три слагаемых успеха.
Татьяна Кондакова: – Заказчика можно принудить к проведению творческих конкурсов (особенно если это государственный или муниципальный заказ). Но нужно хорошее плановое хозяйство – проект надо заказывать и финансировать за год, а то и больше, до начала строительства. Это нормальный процесс, но мы, к сожалению, не всегда можем его отрегулировать. Вот пришли деньги на волейбольный центр, это большая удача для области, но без учета периода, необходимого на проектирование. Деньги предусмотрены на строительство, и через три месяца нужно начинать стройку, иначе деньги, а с ними и желанный объект «уплывут». Пришлось срочно искать проект. Мало кто хочет, чтобы его уникальный объект был построен еще где-либо, а если и соглашается, то за очень большие деньги. Удалось договориться с Казанью – спасибо. Там располагали временем и средствами на создание объекта с нуля. Ну а если заказчик частный, то ничто не мешает нашим архитекторам проекты значимых объектов выносить на обсуждение к коллегам. Если населению реализованный в натуре проект не понравится, неминуемо возникнет общественная обструкция. Профессиональное обсуждение проектов необходимо, чтобы заказчик и проектировщик не сделали роковых ошибок. Для принятия верных решений порой необходимо расширить сферу проектирования и перейти от отдельного объекта к планировке территории. Но вряд ли частный заказчик будет финансировать документацию по планировке и заниматься «благотворительностью». Муниципалитет должен быть заинтересован в планировочной работе, включая макеты и развертки улиц. Результаты будут «рамками», в которых проще проектировать отдельные объекты. На эти цели надо закладывать деньги в бюджет. Когда депутаты муниципалитетов говорят, что они приняли социально направленный бюджет, то забывают, что к важнейшим нуждам социума, т. е. населения, относится и эстетически благоприятная, удобная среда обитания. Вот и выходит, что «куда и как город развивается» – это не только архитектурный, но и социальный вопрос.
Вадим Еремеев: – Ошибок много – что сегодня происходит за Музеем янтаря, Королевскими воротами? Но пока Светлана Сивкова не показала губернатору новый вид на старые ворота, никто этого не замечал.
Татьяна Кондакова: – Есть процедура установления факта нанесения ущерба визуальному восприятию объекта культурного наследия. И процедура осуществляется, и решение по ней будет принято. Но многих, полагаю, интересует не вид на памятник архитектуры, а была ли допущена ошибка, если да, то кем, кто ответит за ошибку? Мы провели контрольные мероприятия к части соблюдения законодательства. Контроль показал, что в перечень лиц, согласовывающих акт выбора участка и, естественно, устанавливающих требования и условия, включен орган охраны объектов культурного наследия регионального значения (его условия в отношении Редюита бастиона «Купфертайх» учтены при проектировании), но не включен орган охраны объектов федерального значения. Его условия и требования в отношении Королевских ворот остались за кадром. При этом надо признать, что с 1960 года (именно тогда Королевские ворота были отнесены к памятникам государственного – сегодня федерального – значения) соответствующий орган не установил границы зон охраны этого объекта и требования к ним. Полагаю, что надо искать способы восстановления качества восприятия объекта. Если надо – искать виновного. Но от ошибок никто не застрахован, тем более что проект выполнял один из наших уважаемых архитекторов.
Вадим Еремеев: – Поправлю: в авторском проекте был 4-хэтажаный дом, я сам видел этот проект. Но когда дело дошло до Башина, тот своей рукой дорисовал еще 6 этажей. И возник монстр, подмявший объект культурного наследия. Губернатор правильно возмущался, что дом надо снести.
Татьяна Кондакова:
– Губернатор принял решение определить степень ущерба. По закону будет проведена историко-культурная экспертиза. Если ущерб невосполним, может быть принято решение о разборке здания – определим сначала того, кто возместит убытки застройщику (потому что вины застройщика не установлено). Мы предлагали участвовать в экспертизе всем нашим архитекторам – никто не согласился. Пригласили независимых экспертов из Литвы и Польши. Поляки не согласились, а одних литовских коллег показалось недостаточно. И получается, что решать архитектурные проблемы за архитекторов будут другие. Экспертная комиссия уже согласована Службой государственной охраны объектов культурного наследия. Архитекторов в ней нет. Может, и правильно, слишком много личной неприязни…
Вадим Еремеев: – Но сейчас готовятся новые ошибки: зачем строить областной суд на Нижнем пруду? Такое здание могло бы сформировать какую-нибудь площадь на Сельме или в Южном микрорайоне.
Сергей Лебедихин: – И снова это будет гигантский чемодан, который полностью перегородит все пространство от ул. Сергеева до воды! Было бы здание поменьше – оно плавало бы в зелени и никому не мешало, но опять гигант? При застройке участка на Верхнем озере совершенно стихийно возник конкурс: заказчик дал проектировать Башину и параллельно - бельгийскому архитектору. И когда повесили рядом два варианта, стало видно, что профи из Бельгии проявил более бережный подход к городу, хотя и не жил здесь! Единогласно был выбран бельгийский вариант. И что? А в угоду кому или чему мы погасили такие силуэты города, как Королевские ворота и Кафедральный собор? На очереди проспект Победы: въезжая со стороны Балтийска и минуя район заводов и пригород, вы поднимаетесь к ул. Кутузова и тут встречаетесь со старым городом. И на пятачке, где кольцо трамвая и старая баня, опять собираются ставить большой «чемодан». Здесь нужно ставить что-то интересное! Такие места нужно застраивать обязательно по конкурсу.
Вадим Еремеев: – В архитектуре есть свой моральный кодекс, законы профессиональной этики: если решение заказчика вредит городу, ты обязан отказаться от проектирования.
Татьяна Кондакова: – Много говорили о роли градостроительного совета. Я считаю, что такой совет, если он вообще нужен, должен быть при главе администрации города. И глава должен на нем присутствовать и выслушивать мнение профессионалов по всем значимым проектам. Пока же у нас всеми способами стараются опустить градосовет пониже, чтоб не нервировал своими высказываниями. Надо обсуждать проекты и в Союзе архитекторов – почему ни один из членов не хочет нести сюда свои работы? О том, что уже сделано, может быть, поздно говорить. А о том, как надо создавать новые участки, как формировать и уточнять общие требования правил землепользования и застройки, говорить не только надо – необходимо принимать решения. Как только утвердили правила землепользования и застройки, сломалась и должна уйти в прошлое процедура предварительного согласования места размещения объекта. Участок теперь можно создать только документацией по планировке территории. И пришла неопределенность: «предвариловка» запрещена, а на проекты планировки денег нет. Двигаться дальше необходимо – а где взять деньги? Вопрос необходимо решить, может быть, с участием частного капитала, оформив это партнерство как пожертвования в бюджет, может быть, иначе. Механизмов нет – их надо искать.
Вадим Еремеев: – Два года назад в Музее Мирового океана на общественных слушаниях по зонированию Союз архитекторов выразил протест против депутатского решения ликвидировать ряд зеленых зон. Наш протест формально приняли, а зоны все равно вырубили и застроили. То же самое по зеленым зонам было решено и на воркшопе. Решение утвердили… и стали рубить.
Татьяна Кондакова: – Порядок принятия решения соответствовал градостроительному законодательству. Предписание об отмене принятого решения о внесении изменений в генеральный план советом отклонено. Прокуратура также не нашла оснований для принятия мер прокурорского реагирования.
Игорь Ли: – Российский Союз архитекторов обладает правом законотворческий инициативы. Мы можем внести предложения, которые центральный союз вынесет на обсуждение в Госдуму. Только так мы можем повлиять наше государство.
Татьяна Кондакова: – Мы сами не лишены возможностей корректировки и улучшения правового поля. Есть возможность и необходимость внести дополнения и изменения в правила землепользования и застройки. В ближайшее время правительством области будут утверждены границы территорий объектов культурного наследия федерального и регионального значения и режимы использования земель в этих границах, а также границы зон охраны объектов наследия и градостроительные регламенты для земельных участков в этих границах. В соответствии с законом границы, режимы использования земель и градостроительные регламенты будут направлены во все информационные системы обеспечения градостроительной деятельности. В Калининграде возникнет необходимость внесения изменений в правила землепользования и застройки. Заодно можно внести изменения и в текстовую часть, необходимость этого очевидна. Давайте свои предложения городу, коллеги.
Мы собрали за круглым столом бывших главных архитекторов областного центра – Сергея Лебедихина и Татьяну Кондакову, нынешнего – Игоря Ли, руководителя первой и последней упраздненной мастерской генплана института «Калининградгражданпроект» Вадима Еремеева, члена правления Калининградского регионального отделения Союза архитекторов России Александра Невежина. К сожалению, два бывших главных архитектора нашего города Василий Британ и Александр Башин дискуссию проигнорировали. Место для встречи нам любезно предоставил Союз архитекторов. А вопрос мы задали архитекторам совсем не праздный, хотя в некоторой степени и провокационный: «Есть ли архитектура в Калининграде?»
Татьяна Кондакова: – Что мы имеем в виду, когда говорим «архитектура»: профессию, науку, процесс деятельности или результат этой деятельности? Если мы говорим о результате деятельности, то какой объект деятельности мы подразумеваем? Речь может идти об архитектурном проекте, о построенном здании или сооружении, может – о городе в целом. Предлагаю остановиться на процессе архитектурной и градостроительной деятельности и на их результатах. Понятно, что в этих процессах участвуют различные лица, и результат их деятельности, как зеркало, отражает процессы, происходящие в обществе. Достаточно ли сегодня требований, установленных великим Палладио: польза, прочность, красота? Пора ли к ним добавить что-то новое? Давайте разберемся, что нам вообще нужно сегодня от архитектуры – красота или польза? О такой составляющей, как красота – понятии относительном, – спорить нет смысла, чаще оно отражает просто вкус: кому-то нравится, кому-то нет. О вкусах не спорят. А вот с пользой и прочностью не все так просто.
Александр Невежин: – В том, как складывается пространство Калининграда, многое зависит от профессионализма архитекторов. Мы оканчивали вузы и видим разницу между профессиональной работой и халтурой. Но безвкусицу и непрофессионализм видно и без специального образования – житель города сразу понимает, когда ему подсовывают то, что не может нравиться ни специалисту, ни обывателю.
Игорь Ли: – Человек вправе любить или не любить тот или иной стиль. Но объективно он видит, что приемлемо, а что нет. Причина в другом: в уважающих себя городах на порог не пустят проектировать тех, кто этого не умеет. У нас эскизники делают все кому не лень. Вернее, все, кто готов сделать их дешево. Полная коммерциализация строительства, при которой «клиент всегда прав» (хотя бывает, что и дурно воспитан, и дурно образован, и деньги неизвестно как заработал, и вкуса у него нет, и работает он на такого же потребителя), лишает нас контроля над ситуацией. Подсказать клиенту про дурной вкус могли бы соответствующие профи и структуры, но вот как раз структуры-то контроль и теряют: законодательство сегодня таково, что контролировать процесс принудительно мы не можем. Что у нас осталось от закона об архитектурной деятельности, от авторского права? Первый не работает, второе сокращено до предела. Сегодня архитектор бесправен: задешево сделать хорошую работу невозможно, а дорого платить никто не хочет. Те, кто заказывает музыку – муниципалы, федералы и просто частные инвесторы, – диктуют свои правила. И поэтому город меняется не так, как хотели бы и горожане, и профи.
Татьяна Кондакова: – Ненавижу типовое строительство времен СССР. Но индивидуальное проектирование – это долгий процесс, и без типовых проектов огромную страну, где плотность архитекторов на квадратный километр ничтожно мала, невозможно было бы обеспечить жильем, школами, детскими садами, гостиницами. Поэтому строили и проектировали как проще, дешевле. Сейчас опять появились серьезные муниципальные и государственные заказы, снова нужны школы и детские сады. А типовых проектов – качественных, экономически выгодных – нет. На разработку современных индивидуальных проектов нет ни денег, ни времени. Сегодня мы вынуждены дублировать и модернизировать на марше старые приемы: в Гурьевске строим школу по проекту 80-х годов, когда слово «красота» в формулу не входило. Опять – как «проще». Нужно было устроить конкурс проектов, чтобы выбрать лучшее. Вот и получается, что архитектура – это грамотное и своевременное планирование деятельности и финансирования, через которое достигаются эффективность и высокие художественные и потребительские качества объектов.
Александр Невежин: – Действительно, куда делись конкурсы? На последнем пленуме Союза архитекторов России обсуждалась общая беда всей страны – то, что конкурсы подменены тендерами с непременной коррупционной составляющей. Школу в северном районе Калининграда проектировали через тендер – почему не через конкурс? Я предлагал свои услуги, хотел сделать проект, который был бы архитектурно мобильным – чтобы можно было привязать к любому уголку города и области. Чтобы школа была рациональной, эстетичной, интересной, калининградской. А каким путем был проведен тендер? Выиграла компания, в которой даже архитектора своего нет!
Татьяна Кондакова: – Интересно, в какой форме было сделано предложение? Никто не мешал администрации города в рамках 94-го федерального закона провести открытый конкурс по эскизам будущей школы. Размещение заказа на создание архитектурного проекта, проекта произведения градостроительства или садово-паркового искусства уже два года, как может осуществляться путем проведения открытого конкурса. А органы власти этим не воспользовались. Когда мы собрались проектировать Музыкальный театр, такой возможности закон не предоставлял, пришлось выбирать по конкурсу управляющую компанию, которая провела за нас заказной конкурс. Из представленных проектов было что выбрать. Поэтому немаловажную роль играют уровень общей культуры заказчика и требования, которые он предъявляет к себе и к будущему объекту. Да и об ответственности архитектора не стоит забывать. Автор выбранного к реализации проекта Музыкального театра отказался, к сожалению, не только от проектирования, но и от осуществления авторского контроля за разработкой документации для строительства.
Игорь Ли: – Это госзаказ. А как сегодня происходит заказ частный? Пример: я – заказчик, приобрел участок. Я не хочу заниматься благотворительностью. Я делаю деньги. Приглашаю архитектора, какого считаю нужным, даю ему ГПЗУ и говорю, чтобы «выжал» из участка все возможное. Архитектор делает десять вариантов, включая максимально экономичный – с минимумом площадок, инсоляции и прочей ерунды. Но я не плачу ему, пока не выкрою еще чуть-чуть – еще 100 метров, 50. Потом я по этому проекту заказываю проектную документацию (в самой дешевой фирме) и отдаю на экспертизу к Камневу – не принять ее у меня он не может, не дать положительного заключения (если нет ошибок) – тоже. В законный срок 10 дней я получаю разрешение и приступаю к стройке. А есть ли в этом проекте архитектура – это мне малоинтересно. Вот так многие заказчики с нами и работают.
Вопрос «СИ»: – На деньги населения был проведен воркшоп – международный архитектурный семинар. Мероприятие было недешевым. И население вправе знать, что оно купило. Воркшоп выработал рекомендации, как развивать городскую среду, и что дальше? Почему был закрыт бюджет года, подписаны акты выполненных работ, а результата население не увидело? Рекомендации попросту отправились в архив.
Вадим Еремеев: – Главным в рекомендациях воркшопа был мораторий на застройку исторического центра города, пока не выработана концепция его развития (то есть еще раз подтвержден вывод мастерской генплана, озвученный еще в 1972-м, – не портить центр). Но появились силы, которым результат воркшопа стал поперек горла. Почему-то Башинские проекты и макеты (выставленные, кстати, в мэрии, представленные и Путину, и Медведеву) подаются как последнее слово, хотя большинство участников воркшопа высказались за то, чтобы город создавать современным. Застройку центра подделкой под старину нужно остановить – она противоречит итогам воркшопа. Тем более что потом будет очень сложно реконструировать инженерные сети.
Игорь Ли: – Сегодня повлиять ни на что нельзя: есть свободный земельный участок, есть правила землепользования и застройки, есть градостроительный план земельного участка. А у того, кто этот участок купил, есть карт-бланш (в рамках правил землепользования и застройки). На финальной фазе нам удалось повлиять на разработку регламента по этажности, ограничив этажность по центру и вообще прописав ее по всему городу. У нас обычный 400-тысячный провинциальный город с восточно-прусскими корнями, и состязаться с «гонконгами» по количеству небоскребов мы не можем. Высотки – пожалуйста, но не в центре. Есть прописанные зоны, где это можно.
Вадим Еремеев: – Помимо застройки в историческом центре у нас уже успели отхватить добрую часть зеленых зон. И все понимают, что так нельзя – зато в таких домах квартиры продаются не по 30 тысяч за квадратный метр, а по 100. И это провоцирует застройщиков на новые ошибки.
Игорь Ли: – В ошибках виновата не одна власть. Такие же по статусу города Европы выглядят на порядок лучше, чем наш, еще и потому, что подготовка и допуск проектирующих архитекторов там строже. Одного вузовского диплома мало. Тем паче, что получить его просто: студент приходит, платит за обучение и получает «корочки». Конкурсов на поступление нет. За плохую успеваемость никого не выгоняют. В мое время на факультет архитектуры было 7,5 человека на место. За место нужно было бороться. Сейчас не надо. Поэтому и проектируют у нас случайные люди, которые определяют будущую среду города. Улучшить ситуацию могли бы конкурсы: любой европейский город сколько-нибудь значимое сооружение строит только по выигранному на конкурсе проекту. Конкурс создает конкуренцию и помогает архитекторам не стоять на месте, а развиваться, совершенствоваться, творить. Всего-то два пункта, которые бы заставили машину работать! Ну а третий – тот же генплан города плюс планировочная документация, на основе которой вырабатываются правила игры для каждого конкретного города – правила землепользования и застройки. Вот три слагаемых успеха.
Татьяна Кондакова: – Заказчика можно принудить к проведению творческих конкурсов (особенно если это государственный или муниципальный заказ). Но нужно хорошее плановое хозяйство – проект надо заказывать и финансировать за год, а то и больше, до начала строительства. Это нормальный процесс, но мы, к сожалению, не всегда можем его отрегулировать. Вот пришли деньги на волейбольный центр, это большая удача для области, но без учета периода, необходимого на проектирование. Деньги предусмотрены на строительство, и через три месяца нужно начинать стройку, иначе деньги, а с ними и желанный объект «уплывут». Пришлось срочно искать проект. Мало кто хочет, чтобы его уникальный объект был построен еще где-либо, а если и соглашается, то за очень большие деньги. Удалось договориться с Казанью – спасибо. Там располагали временем и средствами на создание объекта с нуля. Ну а если заказчик частный, то ничто не мешает нашим архитекторам проекты значимых объектов выносить на обсуждение к коллегам. Если населению реализованный в натуре проект не понравится, неминуемо возникнет общественная обструкция. Профессиональное обсуждение проектов необходимо, чтобы заказчик и проектировщик не сделали роковых ошибок. Для принятия верных решений порой необходимо расширить сферу проектирования и перейти от отдельного объекта к планировке территории. Но вряд ли частный заказчик будет финансировать документацию по планировке и заниматься «благотворительностью». Муниципалитет должен быть заинтересован в планировочной работе, включая макеты и развертки улиц. Результаты будут «рамками», в которых проще проектировать отдельные объекты. На эти цели надо закладывать деньги в бюджет. Когда депутаты муниципалитетов говорят, что они приняли социально направленный бюджет, то забывают, что к важнейшим нуждам социума, т. е. населения, относится и эстетически благоприятная, удобная среда обитания. Вот и выходит, что «куда и как город развивается» – это не только архитектурный, но и социальный вопрос.
Вадим Еремеев: – Ошибок много – что сегодня происходит за Музеем янтаря, Королевскими воротами? Но пока Светлана Сивкова не показала губернатору новый вид на старые ворота, никто этого не замечал.
Татьяна Кондакова: – Есть процедура установления факта нанесения ущерба визуальному восприятию объекта культурного наследия. И процедура осуществляется, и решение по ней будет принято. Но многих, полагаю, интересует не вид на памятник архитектуры, а была ли допущена ошибка, если да, то кем, кто ответит за ошибку? Мы провели контрольные мероприятия к части соблюдения законодательства. Контроль показал, что в перечень лиц, согласовывающих акт выбора участка и, естественно, устанавливающих требования и условия, включен орган охраны объектов культурного наследия регионального значения (его условия в отношении Редюита бастиона «Купфертайх» учтены при проектировании), но не включен орган охраны объектов федерального значения. Его условия и требования в отношении Королевских ворот остались за кадром. При этом надо признать, что с 1960 года (именно тогда Королевские ворота были отнесены к памятникам государственного – сегодня федерального – значения) соответствующий орган не установил границы зон охраны этого объекта и требования к ним. Полагаю, что надо искать способы восстановления качества восприятия объекта. Если надо – искать виновного. Но от ошибок никто не застрахован, тем более что проект выполнял один из наших уважаемых архитекторов.
Вадим Еремеев: – Поправлю: в авторском проекте был 4-хэтажаный дом, я сам видел этот проект. Но когда дело дошло до Башина, тот своей рукой дорисовал еще 6 этажей. И возник монстр, подмявший объект культурного наследия. Губернатор правильно возмущался, что дом надо снести.
Татьяна Кондакова:
– Губернатор принял решение определить степень ущерба. По закону будет проведена историко-культурная экспертиза. Если ущерб невосполним, может быть принято решение о разборке здания – определим сначала того, кто возместит убытки застройщику (потому что вины застройщика не установлено). Мы предлагали участвовать в экспертизе всем нашим архитекторам – никто не согласился. Пригласили независимых экспертов из Литвы и Польши. Поляки не согласились, а одних литовских коллег показалось недостаточно. И получается, что решать архитектурные проблемы за архитекторов будут другие. Экспертная комиссия уже согласована Службой государственной охраны объектов культурного наследия. Архитекторов в ней нет. Может, и правильно, слишком много личной неприязни…
Вадим Еремеев: – Но сейчас готовятся новые ошибки: зачем строить областной суд на Нижнем пруду? Такое здание могло бы сформировать какую-нибудь площадь на Сельме или в Южном микрорайоне.
Сергей Лебедихин: – И снова это будет гигантский чемодан, который полностью перегородит все пространство от ул. Сергеева до воды! Было бы здание поменьше – оно плавало бы в зелени и никому не мешало, но опять гигант? При застройке участка на Верхнем озере совершенно стихийно возник конкурс: заказчик дал проектировать Башину и параллельно - бельгийскому архитектору. И когда повесили рядом два варианта, стало видно, что профи из Бельгии проявил более бережный подход к городу, хотя и не жил здесь! Единогласно был выбран бельгийский вариант. И что? А в угоду кому или чему мы погасили такие силуэты города, как Королевские ворота и Кафедральный собор? На очереди проспект Победы: въезжая со стороны Балтийска и минуя район заводов и пригород, вы поднимаетесь к ул. Кутузова и тут встречаетесь со старым городом. И на пятачке, где кольцо трамвая и старая баня, опять собираются ставить большой «чемодан». Здесь нужно ставить что-то интересное! Такие места нужно застраивать обязательно по конкурсу.
Вадим Еремеев: – В архитектуре есть свой моральный кодекс, законы профессиональной этики: если решение заказчика вредит городу, ты обязан отказаться от проектирования.
Татьяна Кондакова: – Много говорили о роли градостроительного совета. Я считаю, что такой совет, если он вообще нужен, должен быть при главе администрации города. И глава должен на нем присутствовать и выслушивать мнение профессионалов по всем значимым проектам. Пока же у нас всеми способами стараются опустить градосовет пониже, чтоб не нервировал своими высказываниями. Надо обсуждать проекты и в Союзе архитекторов – почему ни один из членов не хочет нести сюда свои работы? О том, что уже сделано, может быть, поздно говорить. А о том, как надо создавать новые участки, как формировать и уточнять общие требования правил землепользования и застройки, говорить не только надо – необходимо принимать решения. Как только утвердили правила землепользования и застройки, сломалась и должна уйти в прошлое процедура предварительного согласования места размещения объекта. Участок теперь можно создать только документацией по планировке территории. И пришла неопределенность: «предвариловка» запрещена, а на проекты планировки денег нет. Двигаться дальше необходимо – а где взять деньги? Вопрос необходимо решить, может быть, с участием частного капитала, оформив это партнерство как пожертвования в бюджет, может быть, иначе. Механизмов нет – их надо искать.
Вадим Еремеев: – Два года назад в Музее Мирового океана на общественных слушаниях по зонированию Союз архитекторов выразил протест против депутатского решения ликвидировать ряд зеленых зон. Наш протест формально приняли, а зоны все равно вырубили и застроили. То же самое по зеленым зонам было решено и на воркшопе. Решение утвердили… и стали рубить.
Татьяна Кондакова: – Порядок принятия решения соответствовал градостроительному законодательству. Предписание об отмене принятого решения о внесении изменений в генеральный план советом отклонено. Прокуратура также не нашла оснований для принятия мер прокурорского реагирования.
Игорь Ли: – Российский Союз архитекторов обладает правом законотворческий инициативы. Мы можем внести предложения, которые центральный союз вынесет на обсуждение в Госдуму. Только так мы можем повлиять наше государство.
Татьяна Кондакова: – Мы сами не лишены возможностей корректировки и улучшения правового поля. Есть возможность и необходимость внести дополнения и изменения в правила землепользования и застройки. В ближайшее время правительством области будут утверждены границы территорий объектов культурного наследия федерального и регионального значения и режимы использования земель в этих границах, а также границы зон охраны объектов наследия и градостроительные регламенты для земельных участков в этих границах. В соответствии с законом границы, режимы использования земель и градостроительные регламенты будут направлены во все информационные системы обеспечения градостроительной деятельности. В Калининграде возникнет необходимость внесения изменений в правила землепользования и застройки. Заодно можно внести изменения и в текстовую часть, необходимость этого очевидна. Давайте свои предложения городу, коллеги.
(Голосов: 1, Рейтинг: 3.3) |